Техника, кстати, возвращалась обратно в будущее в том же виде, что и уходила в прошлое. Новая. Как и стояла на выставке, без царапин и изъяна.
Это подтолкнуло Ивана на мысль, что и человеческий организм должен возвращаться в то же состояние. И он стал за собой наблюдать. Делал фото перед отправкой и после возвращения. Сравнивал. Но и без фото всё было понятно.
Раны, ссадины и другие повреждения исчезали. Даже глубокие, типа пореза на ладони, которую он резал уже не один раз, чтобы доказать свою человечность, моментально затягивались. Без рубцов.
Он прожил в прошлом почти пять лет. Зима только начиналась, медведи ещё только устраивали себе берлоги.
– Снег выпал, – продолжил Гостомысл. – Люди выследили три берложьих лёжки. Да и так, по следу можно.
– Что снег выпал, сам вижу… Готовь людей и собак.
– Всё готово, Яролик. Кони пьяны, хлопцы запряжены, как ты говоришь.
– Молодца, – Иван радостно хлопнул хилого Гостомысла по плечу, но тот успел увернуться, и рука Ивана, с шумом рассекая воздух, пролетела мимо.
– Тебе Негра оседлали, – продолжал, будто не заметив пролетевшую мимо него руку, Гостомысл. – Серый хворый ещё.
Иван засмеялся и, скоро умывшись, начал одеваться. Завтракать в этом мире он перестал. Никто не завтракал, а он, что, лучше всех? Еду ещё заработать надо. Да и на охоту, как и на войну, надо идти с пустым желудком, считал Иван, и не понимал присказки Суворова про: «… ужин отдай врагу». А чем начавшийся день обернётся: войной ли, миром ли, кто знает. Он утром не завтракал, обедал не плотно, а вот ужинал хорошо. И считал, что так – правильно. Главное – поесть до девяти и лечь спать в десять вечера. Так делали здесь все.
* * *
Первого «буряка» взяли в берлоге, придя по его свежим следам.
– Спускай собак! – Бросил Иван. – И отходите.
Псы метались вокруг ямы, засыпанной валежником, лаяли, но медведь не выходил. Отверстие, ведущее в логово было огромным, как и сама берлога. Валежник над ямой, глубиной метра четыре, высился ещё метра на два. Какой великан валил тридцатисантиметровые в обхвате стволы и таскал их в яму, охотникам предстояло увидеть и встретить.
– Давай, Волк. Работай! – Скомандовал он своему псу.
Собак радостно, и бодро побежала к берлог, но со стороны входа лезть не стал, а нашёл какую-то щель в валежнике с тыла, разгрёб лапами мох и проникла до медвежьей спины.
Послышался рёв, и буряк, с повисшем на его хвосте Волке, вылетел из берлоги, и поднялся. Грохнул выстрел, другой. Громадная туша завалилась вперёд.
– Ух ты моя умница, – подняв собаку на руки, похвалил её Иван.
Получив ответный «поцелуй», он взобрался на Негра, и тронул повод. Второго бера взяли, выгнав собаками из зарослей терновника. Можно было стрельнуть и так, медведь был хорошо виден, но продираться через колючки дикой сливы не хотелось.
За день добыли пять здоровенных буряка. Не меньше лежащего в кабинете. А первый, сегодня добытый, был всех больше.
Туши свежевали сразу. На такую охоту выходило всё мужское население города. И посмотреть, как охотится маг, и зная, что добычи и работы будет много. Иван не прятал своё оружие. Ему стало всё равно, что о нём подумают окружающие. В десятом веке у людей даже понимания, что огнестрельное оружие в принципе возможно, не было. Любой стреляющий предмет, находящийся в руках Ивана, Ростокцы называли громобоем.
Мясо медведя, и здесь, и в Ивановом времени считалось деликатесом и уходило на ура. Особенно, если его варить с олениной.
В своей Владивостокской мастерской Иван установил холодильники-морозильники, поставил автоклавы и наладил маленькое пищевое производство. Он катал мясные консервы в большой жестяной банке, Иван складировал частично здесь же, а в основном в Ростоке в своих закромах, постепенно создавая стратегический запас.
* * *
За пять лет столкновений славяно-русских племен не было. Иван провёл разъяснительные беседы с теми, кто в Ростоке на празднике не был. Двоих пришлось отправить в Валгаллу. Это были вожди небольших, меньше, чем у Ивана племен, и их людей он увёл к себе в город.
Одно племя, жившее выше по течению реки, на которой стоял город Росток, здесь её называли «Ворона», присоединилось добровольно, после того, как в Росток сходил их представитель и посмотрел на «нормальную городскую» жизнь.
Через шесть лет в Ростоке проживало пятьсот сорок человек. У самого Ивана было уже двадцать пацанов и восемнадцать девчонок. Последние новорожденные шли то дуплетом, то тройней. Правило, помогать безмужним бабам плодоносить, в городе прижилось и не считалось зазорным. Но разврата и насилия не было.
К слову сказать, в «цивилизованной» Европе более поздних времен, не считалось преступлением «приласкать» чужую, идущую без мужа, женщину прямо на улице, среди бела дня. Насильственным способом. Иван это знал и из общих понятий того времени не выбивался, но делал всё гораздо культурнее.
Мужское доминирование в десятом веке имело гипертрофированные формы, а Иван его пытался сгладить, поднимая статус женщин в «своём» городе уважительным к ним отношением и уничтожением всеобщей безграмотности. Все получали обязательное начальное образование: и дети, и мужчины, и женщины.
В качестве учителя, Иван пригласил своего друга Николая бывшего учителя физики, тоже одинокого, всеми забытого и никому не нужного, который согласился на этот эксперимент с интересом, и теперь нисколько не жалел.
Никому из своих современников правды Иван не рассказывал. Для всех он оставался магом и чародеем. Вновь прибывшие из будущего для местных становились пришельцами из неведомого мира и получали статус, чуть ниже статуса Ивана.
Для викингов существование многих миров – это реальность, о которой им всю жизнь рассказывали жрецы, волхвы и старики. И когда Иван и Николай стали им рассказывать о других мирах и летающих железных машинах, люди не удивились.
И если есть существа, прибывшие оттуда с новыми знаниями и умениями, то там должны быть и боги. Таким богом они Ивана и считали. Пришельцы из будущего их в этом не разубеждали, так, как и для них Иван был не совсем человеком.
За зерно Иван рассчитывался серебряными дирхемами, штампуемыми им самим из серебра покупаемого в будущем по тридцать четыре тысячи рублей за килограмм.
С золотом история вышла интереснее и детективнее.
* * *
В 1907 году Вторая Гаагская конференция одобрила предложенную российским Императором Николаем II идею о создании Международной валютной системы, чтобы обеспечить торговые и финансовые сношения между странами мира, основанные на наднациональной денежной единицей, привязанной к золотому стандарту.
В том же году представители 48 государств на заседании в Париже утвердили процедуру создания организации, названной Международной финансовой системой, с золотым пулом, в который каждая страна должна была внести определённую массу золота.
Местом хранения мирового золота выбрали Нью-Йорк. Свои обязательства по отправке драгметалла выполнили только Российская империя и Китай. В 1908-1913 годах из России в Америку на хранение было вывезено 48,6 тонн золота, которое в 1913 году по договору использования было предоставлено в качестве уставного золотого капитала при создании Федеральной резервной системы США.
Вклады России и Китая составили 88,8 % и 11,2 % соответственно. Это произошло потому, что другие страны мира так и не сделали вкладов в создание мировой валюты.
Золото вывозили военными кораблями. Один из них «Цесаревич», должен был скоро прибыть в Гибралтар, привезти пять тонн золота и перегрузить его на пассажирский лайнер «Республика» английской судоходной компании «Вайт Стар Лайн», который должен доставить груз в Нью-Йорк.
Иван в ожидании груза находился в Гибралтаре с конца января 1908 года. Ему надоело рыгать по времени и он просто ждал. На руках у него была бессрочная паспортная книжка и заграничный паспорт Российской Империи, номер две тысячи триста сорок восемь, выданный на имя потомственного дворянина, сына надворного советника, коллежского регистратора Василия Сергеевича Веселова, родившегося в Саратове марта 27 дня 1906 года. Род занятий – лекарский помощник, мичман, фельдшер 1 статьи 29 флотского экипажа21. На первой странице имелась его фотография, скреплённая по углам круглыми печатями. В Гибралтаре он ждал прибытия Российского эскадренного броненосца «Цесаревич».
