Правда, то не была обыкновенная охота уже потому, что здесь фигурировал легендарный Скакун Прерий. Есть основание думать, что Энсинас принужден был рассказать вновь прибывшим вакеро чудесную историю техасца, а потом, разогретый живительной каталонской влагой, поведал и ряд других занимательных случаев, которые пришли ему на память.

— Еще сегодня утром, — заметил Рамон, — англичанин сидел вот на этом самом месте! Это, несомненно, сородич дьявола. Недаром его фигура мне показалась подозрительной!

— Как и его слуга, — добавил кто-то.

Таким образом, сэр Фредерик Вандерер и его телохранитель Вильсон были изобличены в родстве с обитателями преисподней.

Теперь нам не мешает припомнить, что и другие лица нашего рассказа заслуживают полного внимания. Не забудем, что Диас еще блуждает в пустыне, что команч следует по следам двух пиратов и что, наконец, Красный Карабин оплакивает потерю Фабиана. Однако, прежде чем последовать за всеми этими лицами, бросим последний взгляд на Бизонье озеро.

Долго еще лес оглашался взрывами веселого смеха охотников, с которыми смешивалось жалобное ржание лошадей в эстакаде.

Когда наконец бутылки опустели, а от козули остались одни кости, трещавшие под клыками дога охотника на бизонов, беседа пошла на убыль, а потом и вовсе прекратилась.

Наконец, подбросив еще хворосту в костер, усталые вакеро завернулись в шерстяные сарапе и легли на густой траве лужайки.

Вскоре они погрузились в беззаботный сон. Все успокоилось кругом. Лишь изредка торжественное молчание ночи нарушалось ржанием, доносившимся со стороны эстакады. Лунный свет падал на спокойную гладь Бизоньего озера и смешивался с красноватым пламенем костров. Далее этот двойной свет луны и костров озарял палатки путешественников и лежавшие вокруг них на траве многочисленные фигуры вакеро.

Никогда еще Бизонье озеро не имело более живописного и мирного вида…

На довольно продолжительном отрезке, начиная от Туманных гор вплоть до так называемой Развилки, Красная река течет по самой разнообразной местности: то ее воды шумят и клокочут по каменистому ложу среди отвесных скал, образуя пороги, через которые рискуют пробираться лишь трапперы или индейцы в своих утлых пирогах из коры дерева или буйволовой кожи; то река привольно течет среди низких берегов, покрытых такой густой и высокой травой, что в ней целиком скрывается буйвол или медведь, о присутствии которых можно догадываться лишь по колебаниям травяных стеблей. В других местах она нежится между песчаными берегами, омывая зеленеющие острова, покрытые непроницаемыми зарослями дикого винограда и испанского мха. Порой ее дремлющие воды медленно текут под сплошным сводом зелени, образуемой деревьями того и другого берега, ветви которых при этом тесно переплетаются друг с другом. В этих зеленых коридорах царит прохлада, и здесь истомленный путник забывает зной раскаленной солнцем равнины.

Через сутки после удачной охоты на мустангов и за трое суток до героического сражения на пирамиде к востоку от Развилки Красной реки странствовали пятеро лиц. Они продвигались двумя независимыми группами, расстояние между которыми не превышало полутора миль. Однако они вовсе не подозревали друг о друге и вообще предпочитали не попадаться на глаза кому бы то ни было.

Местность, где в данный момент находились эти группы, отстояла от Золотой долины в одном дне, а от Бизоньего озера в двух днях пути доброго пешехода.

Несколько более удаленная от озера группа состояла из трех человек, причем двое плыли вверх по течению в легком челне из березовой коры, а третий в некотором отдалении следовал за ними верхом вдоль левого берега.

Хрупкое на вид, но прочное, прошитое воловьими жилами и промазанное смолой суденышко было так нагружено, что борта его едва возвышались над водой.

Несмотря на это, под энергичными взмахами весел пирога довольно быстро поднималась вверх по Рио-Хиле. Груз ее был самый разнообразный. Тут были седла, разная одежда, разноцветные плащи, мешки, небольшие ящики европейского изделия, наконец, ножи, сабли и полдюжины карабинов разных калибров.

Что касается пассажиров, то, не будь некоторых особенностей в костюмах и зловещего выражения их лиц, их можно было бы принять за обычных бродячих торговцев, едущих завязать торговые сношения с индейскими племенами.

Первый из них был седой старик, второй — молодой человек с длинными волосами, черными, как воронье крыло. Если мы прибавим, что они имели характерную прическу индейцев папагосов, то читатель без труда узнает в них Кровавую Руку и Эль-Метисо, тех самых, кого он встретил в переодетом виде в лесу в тот вечер, когда дон Августин с дочерью и сенатором отправлялись на охоту за дикими лошадьми.

После дерзкого нападения, результатом которого был грабеж и смерть торговца из президио, тревога распространилась по всей провинции. Чтобы ускользнуть от преследования, оба бандита переоделись в другие костюмы и в таком виде повстречались с отрядом дона Августина де Пена.

Метис, как известно читателю, не остался равнодушен к красоте Розариты и следовал за ней вплоть до Бизоньего озера. Решившись похитить ее, несмотря на многочисленную свиту, окружавшую ее, он отправился к Туманным горам, близ которых, как ему сообщили, находился многочисленный отряд апачей.

Оба пирата были опасны не одной лишь своей отвагой и ловкостью. Мы видели, как они за несколько часов сделали то, чего индейцы, осаждавшие островок на Рио-Хиле, тщетно добивались почти сутки — заставили умолкнуть два лучших, после их собственных, карабина пустыни.

Не менее следовало опасаться их неукротимой энергии находчивости и стремительности. Они как две хищные птицы, с поразительной быстротой перелетали с места на место.

Под равномерными сильными взмахами весел пирога быстро скользила по реке, берега которой в этом месте были покрыты непрерывной цепью маленьких курганов скорее похожих на копны сена.

Беспокойный взгляд старого пирата перебегал с одного берега на другой, тщательно осматривая малейшие особенности почвы, и потом опять останавливался на грузе, сложенном на дне лодки.

— Ну, что, старый мошенник, — промолвил метис, воспользовавшись моментом, когда Кровавая Рука греб один, чтобы выправить курс лодки, — не видишь на горизонте ничего подозрительного?

— Я вижу только твое безумие, — с горечью ответил американец, — а что касается названия, которое ты мне даешь, то в нем сказывается лишь твоя бессмысленная гордость! Что такое сын собаки? Собака. А сын мошенника?..

— Копия его отца! — со смехом отвечал метис. — Но ты гораздо более мошенник, чем твой сын, поскольку гораздо раньше сделался им!

— Доживи-ка сначала до моих лет! — с укором заметил Кровавая Рука. — Впрочем, тебе никогда не дожить до моего возраста! Помяни мое слово!

Метис был в этот день в хорошем расположении духа, а потому только рассмеялся, выслушав мрачное предсказание своего отца.

— Да, — говорил между тем последний, — когда жеребец или олень влюблены, благоразумие оставляет их!

— Не смог приискать для сравнения более благородное животное? — надменно усмехнулся метис.

— Какая разница? Ведь суть все та же! Мы дважды находили следы команча рядом с нашими. Вместо того чтобы, в свою очередь, пойти по его следам, ты гоняешься за этой белой голубкой, пренебрегая элементарной осторожностью. Не забывай: тот, кто в пустыне не обращает внимания на предостережения, находимые им на земле, никогда не умрет своей смертью!

— Наверное, трапперы, индейцы и путешественники или не видели таких следов, или не обращали на них внимания. Но довольно об этом, старик! Не кори меня за то, что я стремлюсь поскорее удовлетворить страсть, которую мне внушает эта девушка. Иначе последствия будут печальны! Для тебя, — уточнил молодой бандит, и глаза его загорелись, как у голодного хищника.

Отец промолчал, — и оба разбойника принялись усиленно грести, не говоря ни слова.