– Понятно. Расскажи, Фёдор Иванович, чем живёт сейчас Рязань? Как и чем ворога встречать собирается? Ведь придет же ворог.

– Придёт, Михаил Фёдорович, – вздохнул воевода. – Засечную черту строим. От Оби уже почитай сто вёрст проложили. Годим пока. Туляки к нам тянут.

– Тулякам в оба конца тянуть, а вам в один. Чем приписные работные занимаются?

– Стену чинят. Руду болотную варют. Московский заказ. Зима скоро, новую скоро наберут, а эта ещё лежит.

– Дело нужное, но чем дольше она лежит, тем лутче для неё. Стену чините, засеку ставьте далее. Железо бросьте. Туляков не ждите.

– Великий Князь просил железа боле слать.

Я посмотрел на него. Помолчал.

– Великий Князь Василий Васильевич теперь меня просит, и спрашивает с меня. Потому, перечить не надо, – тихо сказал я. – Если есть резон, говорите, обсудим. С кондачка, я тут менять ничего не буду, но новое ждите обязательно. Я в Москве завод кирпичный ставлю. И здесь обязательно поставим.

Воевода молча качнул головой. Боярин сказал:

– Людишек мало.

– По последней сказке семь тыщ?

– Сёдни и того мене.

– А дружины ваши большие?

– Да куды там, воев по двести у кажного боярина. Не боле.

– Упарился я уже, – сказал я. – К столу пора.

– Мы посидим малеха… Да Федор Иваныч? – Спросил боярин воеводу.

– Сидите. Пойду ополоснусь, – сказал я и, вышел из парилки.

В мыльне никого не было. Быстро обмывшись, я накинул халат, и вышел в предбанник. За столом сидели бояре, и пили квас.

– С лёгким паром, Михал Фёдорович. Как баенка7?

– Баенка? Хороша Баенка. И пар лёгкий, спаси Бог.

– Рубцы у тебя по телу… Вроде молод ещё, чтобы столько получить… Не бережёшь себя? – Спросил хитро Семён Вердерев.

– Берегусь… Не без этого. Но, как без ран в бою? Ежели, токма, в шатре прозебаться… Ты тоже не обделён рубцами, Семён, а скокма тебе годков, двадцать три?

– Так, – сказал он. – А тебе, Князь?

– Шестнадцать завтра будет.

– Я и говорю… Силёнок ещё не набрал. Поберечься надо. Не встревать в сечи. А то ненароком… Как бы не сложил головушку.

Я посмотрел на него и сказал:

– Кому положено сгореть, тот не утонет. А на счёт возраста и силёнок … В кулачном бою померимся.

Из мыльни вышли, напарившиеся и, видимо, наговорившиеся, воевода и боярин Пронский, и сели за стол.

– Разговор будет тайный, потому разливальщиков не будет. Сами управимся. Семён, не в обиду стольником побыть?

– За честь приму, Михал Фёдорович, – сказал он, и спросил с намёком, – Только сёдня?

– Как наливать будешь…

– Понял, – сказал он и наполнил серебряные кубки искристым и пузырчатым мёдом

– Здравы будем, – сказал я.

– Будем, – в один голос ответили они, и дружно выпили.

Семён сразу подлил каждому.

– Вот так дружно и дела бы деять, – сказал я, и помолчал. – Великий Князь зовёт Орду воевать.

– Какую Орду? – Спросил воевода. – Их сейчас много.

– Астраханскую. Хана Кичи Мухаммеда. Не одним, конечно, воевать. Вместе с Касимом и Махмудом.

– Не пойдут они. Махмуда сейчас ногайцы заедают, как гнус, а Касим без старшого брата не пойдёт.

– А мы их постараемся уговорить. Мне встреча нужна с Касимом. Он в Рязань часто ходит?

– Как в Звенигород8 засобирается за податью, так и заходит в Рязань. Он дань сам собирает. Не доверяет никому. Тут его подворье стоит. С последним поездом зерна поедет.

– Понятно, значит тут ещё, в Касимове?

– Тут! Куда ему деться. Со своими соколами зайцев да лис гоняет в степи. Любит он это дело. Предыдущий князь рязанский, Иван Фёдорович любил с Касымом соколов пускать.

– И я люблю. Отправьте к нему гонца с приглашением на охоту. Завтра же.

– Сделаем, Михал Федорович.

– К слову… Мы своё зерно тут оставляем. Я с Москвой из своей мошны рассчитался.

* * *

Спалось мне после баньки и мёда пенного очень хорошо. С зорькой встав, я сделал ежеутренний комплекс упражнений для тела и духа, спустился в мыльню и помылся. Утра уже становились прохладными. Близилась осень. А в бане было тепло.

Толстые брёвна и маленькие окошки со ставнями, закрывавшимися изнутри, не давали ей остывать. Да и очагу, обходившая двор стража, не дала загаснуть. На втором этаже спала караульная смена. Я распорядился устроить пока так, пока не построят баню при казарме. Дверь из парилки в мыльню была открыта, и помылся я в тепле.

– Нужен душ… – Подумал я, поливая себя из тяжёлого деревянного ковша.

В предбанник, где я одевался, зашёл ключник.

– Здрав будь, Михал Фёдорович. Какие будут указания? – Спросил он, с опаской поглядывая на меня.

– Спаси Бог, Федот Кузьмич. Ты писать, читать умеешь?

– Грамоте обучен, и нашей, и греческой.

– Тогда так… Заведём пластины деревянные с воском для письма, на которых я тебе буду писать то, что надо сделать. На стене ларь небольшой повесь. Там лежать будет. А ты на ней будешь помечать, что сделал. И трость9 не забудь приладить к доске. На верьве10. Кузнец есть на дворе?

– Нет, Михал Фёдорович. Все в ямщицкой слободе. По указанию, князя… – он глянул на меня.

– Это правильно. Чо просить хотел… Меня по батюшке называй только прилюдно. А так, зови – князь. Скажи всем. Неча воздух толочь. И поклоны, – только прилюдно. И то, не в пояс. И ещё всем скажи… Никого из людишек сгонять с работных мест не думаю. Коли хорошо дело будет правится, не трону, а коли нет – на конюшне поучатся. С тебя спрос будет особый. Провинишься, – не обессудь. Особо, ежели в казнокрадстве, либо в чем ещё похожем пойман будешь. Как поймаю, сразу на кол. А уж потом…

Отчет о расходах будешь на такой же восковой пластине чертить, и Николке Фомину передавать. Моему порученцу. Челядь вся должна быть тверёзая. За воротами пусть хоть зальются. С запахом в урочный срок учую – запорю. И тебя и виноватого. И чтобы праздно ходющих видно не было. Всем, кроме тебя, передвигаться по двору бегом. Ежели порожние. Всё понятно?

– Понятно, князь.

– Добре, – сказал я. – Свободен. Да… Плотники есть?

Он качнул утвердительно головой.

– Сделайте два табурета с упором для спины, как у моего княжьего престола. К завтрему. Начните ставить такую же баню для служилых и дружинников. Так на так11. Пристройте к «дружинной обители»12.

– Сделаем, князь.

– Иди.

Федот вышел из бани, столкнувшись с моим сотником. Тот ждал снаружи, пока я договорю с Федотом.

– Строг ты, Михал Фёдорович, с людишками. Разбегутся.

– Пусть бегут. Ты догонишь.

– Догоню, – Гринька засмеялся.

– Готовься. Скоро к Хану Касыму поедем. Подбери самых крепких и телом, и духом. Татарва – будет обязательно насмехаться, и ждать нашего гнева, чтобы потом предъявить обиду.

– Говорил ты уже…

– Не перебивай. Повторение – мать чего?

– Учения.

– Вот, выучил. Молодца. Продолжай натаскивать дружину на толкание лошадьми. Лошадь дура, чо ей предъявишь? Как поедем на охоту, надо сделать так, чтобы мы с ханом остались одни. Я сигнал дам, а ты отожмёшь от Касыма охрану. Они нагличать станут. В свары не вступайте.

– Понятно, князь.

– Остальное по расписанному. Покажи листы с уроком.

Григорий достал из висящей на плече сумки, типа планшета, обтянутую кожей деревянную папку с исписанными мной листами пергамента.

– Какой урок седня изучаете?

– Сабли. С утра к встрече с Касымом будем готовиться. Уже начали. А после обеденного сна – сабли.

– Хорошо. Приду посмотреть. Работайте с двумя саблями. Сон не больше двух скляниц13. Дал команду звонарю? Колокол и склянку14 с песком поворотную на караульной башне повесили?

– Так точно. С полудня бить начнём через две скляницы15.

– Молодец, по уставу отвечаешь. Устав с дружиной учить ежедневно. После вечёри16. Особенно по караульной службе. Иди. Позовёшь мне… А, не надо. Стоит уже.

Сотник вышел. Зашёл тайный приказчик. Завёл я в своей княжеской административной структуре такой чин.