Марина посмотрела в глаза парню. Опять этот цепкий, пронизывающий взгляд. Только теперь в нем было еще что-то. Неужели ему не показалось – в нем сквозило сочувствие?

– Стало легче? Прокричался? Ничего, я привыкла. А теперь я отвечу на твой вопрос и, надеюсь, твоя истерика на этом закончится. Руслан, я не знаю! Просто не знаю и все. Я так же попала сюда когда-то. Здесь ничего не меняется. Всегда идет снег, всегда зима. Ангелы и демоны здесь не живут. Только люди. Вернее, души людей. Но они особенные что ли. Познакомишься – поймешь. Забегая вперед, скажу – здесь как в тюрьме. Слышала, что, когда заключенный входит в камеру, его спрашивают по какой статье он проходит. Вот и тут также. Некоторые будут спрашивать тебя, как ты погиб. И в свою очередь, если захочешь, рассказывать свои истории. Поверь мне – твоя не самая страшная. Я тут такого наслушалась. Потом найдешь свое жилище. Когда приходит кто-то новый, всегда есть один дом свободный. Он как будто сам появляется. У дома будут дрова и спички. Ты должен зажечь свой костер. Не знаю, кто это придумал, но тут такое правило. А потом… – она откашлялась и перевела дух, – потом ты будешь жить здесь и ждать…

– Чего ждать?! Чего может ждать мертвый? Поезда в Рай или электрички в Ад?!

Она вновь пропустила его крик мимо ушей.

– Будешь ждать, когда тебя позовут.

– Куда? И как я это пойму?

– Твой огонь запылает ярче, чем прежде. Говорят, в такие моменты люди видят что-то в пламени костра, но никто не знает что и почему это приходит к ним. Просто человек сидит, смотрит на огонь, потом пламя на секунду-две становится как бы выше, ярче, чем обычно. Человек встает и идет в сторону входа, вот к этим двум факелам. Местные зовут их «вратами». Как только человек проходит сквозь них, он исчезает и здесь его больше никто не видит. Куда – не спрашивай, я не знаю. И еще! Сейчас мы пройдем через ворота, и больше ты не сможешь покинуть это место, пока не услышишь «зов». Местные не выходят за околицу. Такое правило.

Она замолчала. Руслан тоже молчал, переваривая услышанное. Злость и обида прошли. Может быть потому, что она наконец-то объяснила ему что-то. Легче было думать о том, что происходит с ним сейчас, чем грустить о прошлом. Наконец он нарушил молчание:

– Хорошо, я все понял. Но почему тогда ты отправилась за мной? Если можно только зайти, а выйти нельзя? Как ты оказалась там, на лесной дороге?

– Я… я не знаю, как тебе это объяснить. Когда приходит кто-то новый, я обычно чувствую и мой огонь начинает шипеть, плеваться искрами, будто предупреждает меня, зовет. «Ворота» меня пропускают, я встаю на дорогу и иду. Иногда я попадаю туда же, где встретила тебя, иногда в другие места: когда в лес, когда-то так же в чистое поле, однажды была на развалинах какого-то храма. Думаю, что место, где я встречаю человека, как-то связано с тем, как он ушел из жизни. В общем, мы встречаемся, и я привожу его сюда.

– Значит ты – Харон? – задумчиво спросил Руслан.

– Кто? – Марина с удивлением уставилась на него.

– Харон – перевозчик, вернее будет сказать – проводник. Это из древнегреческой мифологии. Дух или демон, который перевозил души людей через реку забвения, провожая их в страну мертвых.

– Перевозчик-проводник, теперь, конечно, все ясно, – грустно усмехнулась девушка, – никогда бы не подумала. Да, наверное, ты прав.

– Но есть одно отличие, – Руслан смотрел на нее как-то странно, – он мог перевезти на другой берег только души тех людей, чьи тела упокоились в могиле. Получается, там, – он помолчал, – на земле, в нашем мире, меня уже похоронили?

Руслан на секунду представил это: гроб, медленно опускаемый в могилу, безутешная, рыдающая мать держит за руку сестренку, отец молча стоит рядом, гладит ее по голове. Где-то в толпе провожающих Жека и Вадик, и возможно… нет, Катя не смогла бы прийти, ведь она ничего толком о нем не знала. А теперь и не узнает. Слезы подкатили к горлу, глаза предательски намокли, стало трудно дышать. Пытаясь спрятать свою слабость, он отвел взгляд от девушки и посмотрел куда-то вдаль.

– А вот тут ты не прав! – Марина взяла его за руку и тихонько сжала пальцы. – Все «жители» оплота умерли не своей смертью. Пожары, убийства, несчастные случаи. Был один мужчина, геолог – его разорвал медведь где-то на просторах тайги. Я его нашла по звуку, среди леса. Он ужасно кричал. Остаточное явление, как я тебе и говорила, помнишь? Ты вот мерз, а он кричал от боли. Геннадием звали. Очень тосковал по дому и, как ни странно, по своей работе. Все время пытался выйти за околицу. Землю ковырял, подкоп пробовал рыть. Никак не мог смириться с несвободой. Это, конечно, не смешно, но о нем точно можно было сказать «метущаяся душа».

– Удалось ему уйти?

– Да, как срок пришел, его «позвали». Сидел у костра, потом резко поднялся на ноги и двинулся к воротам. Помню, что улыбался куда-то в пустоту, пока шел мимо меня. Хороший человек был. Смелый.

Руслан смахнул слезы тыльной стороной ладони. Не здесь, не сейчас и не при ней.

– Марина, а что будет, если я сейчас развернусь и пойду назад? – он серьезно посмотрел на нее. – Были те, кто отказывался туда идти? Если я не хочу в оплот, меня накажут?

– Накажут? Нет конечно. Здесь нет никого, кто мог бы наказать. А на твой вопрос я отвечу – да, были. Одного из них я как раз на развалинах церкви и нашла. Священник, отец Алексей. Пока шли сюда, он все крестился, молитвы читал. Даже не спрашивал толком ничего. А потом, как огни увидел, так с ума сошел. Стал что-то о Рае кричать, говорил, что я его в Ад веду, что бесы во мне. Требовал ангелов, апостолов, святых. Я ему, как и тебе, объяснила, что не знаю, куда они подевались и я их тут не застала. Он взбесился, хотел меня даже ударить распятием. Потом на колени упал, стал головой о землю биться. Плакал, молился, прощения у Бога просил, про машины какие-то бормотал, деньги, дома. Умолял его в Рай впустить. Потом вскочил и побежал напрямик через поле. Я его догонять не стала. Видела только всполохи какие-то вдалеке. Назад он не вернулся. И еще один был. Странный такой. Семеном Сергеевичем представился. По дороге вел себя скромно, спокойно, все вопросы задавал. А как услышал, что обратно за околицу выхода нет, так ни слова не говоря, бежать назад пустился. И пропал. Мне кажется, он уголовником был, пытался, видно, из тюрьмы бежать, да неудачно. Все меня про охрану тутошнюю выспрашивал. Я его в развалинах нашла. Там на всех окнах решетки были, поэтому и вывод сделала, что он из этих… ну зэков, в общем.

Девушка замялась, как-то неловко улыбнулась.

Руслан попытался ответить на ее улыбку, но получившаяся гримаса, скорее напугала Марину. Она погладила его по плечу, как тогда на дороге, и махнула рукой, как бы приглашая продолжить движение.

– Пошли! Стоим у входа, а все равно придется войти. Ты ведь не побежишь?

– Нет, – Руслан устало развернулся и сделал несколько шагов по направлению к оплоту, вдруг остановился, повернулся к Марине.

От неожиданности девушка чуть не налетела на него. Он придержал ее. Затем, помолчав секунду, спросил:

– Почему ты ничего не рассказываешь о себе? Как ты здесь очутилась? Ведь должна же быть какая-то логика в том, что ты можешь выходить за пределы, а другие нет. И огонь твой тебя не зовет, только указывает на очередного «гостя», так получается? Правильно я все понял?

– Да, правильно. Сообразительный, – Марина отстранилась от него. – Хорошо, я расскажу. В этом нет тайны, но не хочу здесь. Пойдем, я познакомлю тебя со всеми остальными, а позже поговорим, ладно?

– Ладно. Как скажешь.

Руслан резко повернулся к ней спиной и широким шагом направился к деревне. Ему нечего было боятся теперь. Боли он не чувствует, смерть не страшна. Настоящий герой мифов и легенд. Да только ему, в отличие от Геракла, не дано выйти из чертогов Аида, победив чудовищного Цербера. Он не пришел сюда по своей воле спасать умершую красавицу-жену, как сладкоголосый певец Орфей. Его участь проще – сейчас он переплывет эти «воды Ахерона» и окажется в месте, где обретаются души людей, погибших не своей смертью. И единственным выходом из этого царства мертвых будет сигнал или зов, который он услышит или увидит, когда придет время. Поверил бы он человеку, рассказавшему ему такой сценарий загробной жизни, или посмеялся бы ему в лицо? С другой стороны, есть ли у него выбор? Пожалуй, что нет. Так будь, что будет.