Музыкант поджал губы и задумался.

– Вы можете переночевать у меня. Я живу неподалеку, на восточном берегу. Это лучше, чем сад, но хуже, чем постоялый двор. Мой дом… очень скромен.

– Спасибо, – выдохнул Джи, счастливо улыбнувшись. – Надеюсь, кровать в вашем доме мягче, чем койка на корабле.

– Никогда не плавал на корабле, но думаю, что да, – усмехнулся Энлэй.

Джингшен заплатил за чай, пока Энлэй разговаривал о чём-то с хозяином чайного дома. Должно быть, он получил плату за своё выступление.

Когда они вышли на улицу, время давно перевалило за час Свиньи9. Фонарики слегка покачивались на ветру, отбрасывая на лица юношей малиновые отсветы. Энлэй сжал свою цитру и, подав знак Джи, повернул направо. Стук их обуви – кожаных сапог и черных тканевых туфель – эхом отражался от стен домов затихшего города. Была середина недели, на следующий день горожанам снова нужно было рано вставать: ловить рыбу, торговать на рынке, обслуживать доки. Юношам встретились только несколько задержавшихся в чайном квартале гуляк.

Вскоре они подошли к длинной террасе, по бокам которой росли деревья. Листья сверкали в свете полной луны, напоминая россыпь серебряных монет. Перейдя пару улочек, юноши вышли к окраине Денлуна. Квартал закончился высокими воротами, украшенной резьбой в виде птиц. За ними спускалась к берегу каменная лестница.

Преодолев последние ступени, слегка запыхавшиеся юноши оказались на поросшей травой площадке, чуть дальше были видны песчаный пляж и небольшая хижина.

– Это ваш дом? – спросил Джи, когда до него оставалась несколько десятков шагов. Луна светила путникам в глаза, из-за чего здание, скрытое в тени, было трудно разглядеть. Песок вперемешку с мелкой галькой шуршал у них под ногами.

– Да, – кивнул Энлэй. В ночном свете он казался ещё бледнее. – Когда придём, придумаем, где уложить вас спать. Будете чай?

– Конечно! А есть… – Джингшен запнулся и удивленно уставился на лачугу с соломенной крышей. Окна и дверь немного покосились, а одна из досок отвалилась. Её хозяин прислонил к боковой стене. Даже в темное время суток можно было заметить, что дерево совсем старое.

– Что? – спросил Энлэй, прикрыв веки. – Я предупреждал, что мой дом хуже гостиницы. Зато я не возьму с вас денег за ночлег. Не делайте поспешных выводов, внутри уютнее, чем снаружи.

– Всё хорошо, – нервно засмеялся Джингшен. – Почему такой талантливый музыкант как вы живёт в таком месте?

Энлэй насупился.

– Я приехал в Денлун в начале весны. Первое время было трудно договориться выступать в чайных домах, приходилось играть на площади и возле рынка, как попрошайка… У меня почти не осталось денег, те, что я тратил, уходили на еду и достойную одежду, – он встряхнул длинным рукавом. – Сейчас я пытаюсь накопить деньги на самый дешёвый дом в городе. Но, чтобы заработать на него, понадобится много лет. Временно я живу в этой заброшенной хижине. До меня в ней жил старый, бездетный рыбак, и после его смерти дом пустует. Никто не знает, что теперь здесь проживаю я. И хорошо, – Энлэй перешёл на шёпот. – Никто налоги не приходит собирать.

Джингшен, сбитый с толку рассказом музыканта, последовал за ним внутрь. Дом состоял из двух комнат: в одной находилась кухня с очагом и маленьким низким столиком, а в другой широкая кровать и шкаф. Украшения, картины и ширмы, к которым привык Джи в доме Ло Фэй, отсутствовали. Фонарь заменяла единственная зажжённая Энлэем тощая свеча. Тень от пламени колыхалась и плясала на деревянных досках.

– Как же вы будете жить здесь зимой? Не замёрзнете? – с тревогой спросил Джи, бросая свой мешок на пол спальни. – И где ваши родители?

– Я заранее купил тёплую одежду и одеяла. А родители… – Энлэй, стоявший в проходе спиной к Джингшену, помолчал некоторое время. – Остались в Анли. Я зарабатываю себе на жизнь один. Пойду, вскипячу воды и сделаю чай, – сбивчиво, словно торопясь, добавил он.

Юноша ушёл, оставив Джингшена сидеть в полумраке комнаты. Окно спальни выходило на холмы, возвышающиеся за городом, и склоны горы Дракона.

У Джингшена было много вопросов к музыканту, который любезно приютил его. Но тон Энлэя явно намекал на то, что он не хочет затрагивать некоторые темы. Почему талантливый молодой человек уехал из своего родного города, где он тоже мог бы заработать и где у него есть семья и дом? Почему он предпочитает жить в бедности и одиночестве в разваливающейся хижине на берегу моря? Что привело к этому?

Пока Джи размышлял, с кухни послышался голос Энлэя:

– Идите сюда, пора подкрепиться.

На столе стояли две глиняные чаши, засохшая лепёшка и пара яблок. Джингшен сел на покрытую слоем пыли соломенную циновку и посмотрел на юношу напротив. Свеча отбрасывала тень на его лицо. Сейчас, когда они находились не в изысканно обставленном зале чайной, а в деревянной хижине, и было слышно только, как тихо шумят волны и кричит какая-то ночная птица, Энлэй выглядел уставшим и одиноким, а не вдохновленным. В обычный жизни, вне выступлений, он снимал свою сценическую маску.

– Держите, – Энлэй подтолкнул к нему чашу. – Обычный зеленый чай.

Джингшен сделал глоток и почувствовал горьковатый вкус трав. Сердце его сжималось при мыслях о новом знакомом. Ему казалось несправедливым, что такой вежливый, способный юноша вынужден по неизвестным причинам жить в старом доме и питаться дешёвой едой.

Они молча поделили лепёшку. Хотя она была чёрствой, внутри тесто ещё сохраняло мягкость, а сушёные травы придавали ей приятный аромат.

– Давайте перейдем на «ты», – внезапно сказал Джи, прервав молчание. – Мы же теперь друзья?

– Что? Да… Наверное, да, – юноша отвёл глаза и попытался улыбнуться. Улыбка вышла нервной и неуверенной, словно он сомневался. – Можем на «ты».

– Отлично! – обрадовался Джи. – Где мне спать? В комнате только одна кровать.

– Я посплю на полу, – вздохнул Энлэй.

– Так не пойдет! Тогда давай спать вдвоем, кровать широкая. Не переживай, я быстро засыпаю и не ворочаюсь во сне, – засмеялся Джи. – Наставница завидует мне. Она часто страдает бессонницей.

– Думаю, если бы я прожил несколько сотен лет на этом свете, тоже страдал бы ею, – пробормотал Энлэй, скрыв лицо за чашкой.

Перекусив, юноши сняли обувь и легли по разные стороны кровати. Постель была значительно мягче, чем на корабле. Джи казалось, что Энлэй чувствует себя неуютно: он сдвинулся на самый край и лежал, не двигаясь.

– Я тут подумал, – осторожно начал Джингшен, перевернувшись на спину. – Разве за твою чудесную музыку тебе не должны платить огромные суммы? Золотыми монетами!

Энлэй пошевелил плечом и печально хмыкнул.

– Понимаешь, людей, которые готовы оценивать музыку так же высоко, как и ты, немного. Как бы хорошо ты не играл, тебе будут платить столько же, сколько остальным, – Энлэй помолчал. – Мне кажется, ты льстишь, Джингшен. Неужели тебе правда нравится моя игра?

– Очень нравится! – Джи резко сел и обернулся к юноше. – Она – самое прекрасное, что я когда-либо слышал. Я бы с удовольствием остался в Денлуне и каждый день приходил слушать!

Энлэй перевернулся на другой бок. Его тёмные глаза блестели в лунном свете и светились надеждой.

– Рад слышать. А почему бы… – юноша прикусил губу, раздумывая. – Тебе не остаться?

– Я не могу здесь задерживаться, – грустно улыбнулся Джингшен. – Меня ждут поиски отца.

– Зачем тебе искать отца? Что с ним случилось?

– Я должен найти его, чтобы узнать, кто я такой, – Джингшен пока не мог рассказать о том, что он сын бессмертного. – Мои родители познакомились в Джучжи. Они влюбились друг в друга и много времени проводили вместе. Но неожиданно отец попросил маму уехать, ничего ей не объяснив. Он пообещал, что потом приедет на Туманные острова. По пути домой мама узнала, что беременна. И вот, прошло уже… – Джи запнулся, чуть не сказав «шестьдесят семь». – Двадцать лет, а отец так и не приехал.

– Твоя мама не хочет сама найти его? Она отправляла письма?