Дракайна развернулась. Шевельнула тонкими пенными крыльями, прижала к спине. Ар-Ханг подошел ближе, провел ладонью по чешуе, которая сейчас не резалась, а гладила руку, как жесткая шерсть. Занял предложенное место на шее, не удержался, тихо шепнул:

— Красивая!

Дракайна тихо фыркнула и взмыла в воздух. Ар-Ханг посмотрел на окольцованный озером Хехильт — из проломов выглядывали стражники, на берегу топтались растерянные зеваки — и расхохотался. Полет и скорость кружили голову. Ар-Ханга опьяненил морозный ветер и нежный цитрусовый аромат. Водяная принцесса пахла апельсинами. Это было прекрасно. Прекрасно и странно.

Возле ограды королевского дворца, увитой магической камнеломкой, Арху пришлось спешиться. Накопившаяся магия — наконец-то! — укрыла тело доспехами. Дракайна крутнулась волчком, смешивая снег с плетями камнеломки, превратила их в небольшое озеро с кувшинками и встала рядом — хрупкая, красивая, укутанная в тонкое кружево, разметающая кувшинки длинной болотной юбкой. Зеленые глаза сияли так же ярко, как прежде, и Ар-Ханг, совершенно одуревший от апельсинового запаха, притянул принцессу к себе: лбом ко лбу, растворяясь во взгляде, не решаясь коснуться холодных губ.

— Пойдем! — принцесса потянула его к ограде. — Тут есть дыра. Она нас пропустит.

Ар-Ханг покорно пошел следом — баюкая тонкую ладонь в руках, не желая отпускать. В крови медленно и неотвратимо закипала жажда обладания. Сомнения таяли, как снег под летним солнцем, расцветали апельсиновыми кувшинками на глади пруда. Принцесса, о которой ходили тысячи слухов, но никто не мог сказать хоть слово правды, была его половинкой.

Арх сдержал попытку расправить крылья, взмыть в небо, оповестить всех дурным голосом: «Моя! Моя! Небесная! Солнечная! Апельсиновач!» Принцесса, пробиравшаяся сквозь переплетение ветвей камнеломки, обернулась, тряхнула пшеничными волосами — золото, спелое золото с ржаным чернением у корней. От улыбки Арх утратил подобие контроля, притянул принцессу к себе, поцеловал — коротко, тронув губы губами. Воля Ледяной Змеи толкала их друг к другу — стремительно и неотвратимо. Ар-Ханг запустил пальцы в пшеничное золото волос, вздохнул, наслаждаясь мягкостью, спросил:

— Как мне тебя называть?

— Эль, — ответный выдох, призывное шевеление губ.

— Эль, — повторил Арх, лаская пряди. — Моя прекрасная Эль.

Запястье горело и чесалось. Поверх тонкой и уязвимой кожи нарастали чешуйки, складывающиеся в сложный узор. Это должно было если не насторожить, то удивить, но Ар-Ханг ничему не удивлялся — запах апельсинов дурманил, кружил голову, заставляя утратить ясность мысли.

Стены Хехильта считались несокрушимыми. Ха! Нет стен, способных сдержать разъяренную водяную дракайну. Эльса еще осматривала твердыню, а из вечной мерзлоты уже потянулись, начали жадно ощупывать кладку плети магической камнеломки. Усики впивались в мелкие трещины защиты, рвали сеть заклинаний, пили чужую силу, крепли, росли. Эльса выровняла дыхание и ударила по земле хвостом. Камни посыпались во все стороны, из-под земли забили ключи студеной воды, окружившие крепость, создавшие непреодолимую преграду — тот, кто попробует шагнуть в озеро, пойдет ко дну в путах из стеблей кувшинки.

«Надеюсь, что сюда не подоспеет воздушная армия. А на земле я справлюсь».

Добраться до подвала было сложно, но Эльсу вели не только смутная тревога и упрямство — теперь она слышала зов, жалобу своего нареченного, который сдался, не вступив в бой, и теперь замерзал, почти лишившись магии. Даже через бронированную шкуру чувствовалось, как заледенели руки Ар-Ханга.

«Отогрею, — осторожно вытаскивая тело на поверхность, думала Эльса. — В спальне, дома… на шкурах».

Прежде мысль о прикосновениях и поцелуях вызывала у нее легкое отвращение. Разрешить кому-то засовывать язык себе в рот? Обшаривать руками тело? Да с какой стати?

Ар-Ханг не вызывал желания покориться — пока. Но Эльсе нестерпимо хотелось к нему прикоснуться, прижаться. Обнюхать. От Арха притягательно пахло цитрусом. Это было странно. Эльса терпеть не могла лимоны, ежедневно подаваемые к чаю — папа Себерт не желал признавать дефицит продуктов, требовал разнообразия фруктов и свежих овощей, натыкался на ограничения и проклинал судьбу, разминая серебряной ложкой желтые ломтики. Запах Ар-Ханга не кислил, от него не появлялась оскомина. Цитрус смешивался с дымной горечью, как долька грейпфрута.

А еще Ар-Ханг был красив — хоть и являл собой полную противоположность драконьим идеалам. Потомки чистокровных родов славились особой, льдистой красотой: морозными прядями в светлых волосах; голубыми, зелеными, бирюзовыми глазами. Волосы Ар-Ханга чернели, как проталина на снегу, теплые карие глаза напоминали крепко заваренный чай. Взгляд притягивал, скользил по лицу, жег губы — как приправленный пряностями грог.

Эльса привела своего нареченного к ограде. Без раздумий показала дыру, в которую выбиралась на ночную охоту и прогулки. Успокоила насторожившуюся камнеломку: «Свой. Наш. Никогда не смей трогать!» В парк они не вошли, а ввалились — Арх осмелел, втянул Эльсу в глупую возню на снегу, с объятьями и короткими поцелуями. Прикосновение холодного носа к шее вызвало неожиданный прилив возбуждения. Эльсе стало жарко, до испарины на пояснице.

— Пойдем, — ей захотелось укрыться в комнатах, спрятаться от посторонних глаз. Арх согласился, пошел покорно, даже поцелуями не отвлекал.

По традиции, в спальне для новобрачных разжигали огонь в камине — приносили заговоренное полено, утром проверяли, полностью сгорело или нет. Рассыпавшаяся пеплом древесина служила залогом долгой счастливой жизни, сулила не меньше пары детей. Арх показал себя знатоком обычаев — пока Эльса стягивала покрывало с кровати, двумя ударами разбил стул кое-как запихнул в камин и поджег гобеленовую обшивку. Треск горящей ткани разбавил тишину, прерываемую двойным дыханием.

— Я… — Эльса не знала, как сказать… попросить? предупредить?

Арх понял ее без слов:

— Я буду осторожным.

Свое обещание он сдержал. Взял Эльсу после долгой, мучительно сладкой игры с губами и пальцами, в вечерний час, когда дворец и парк утонули в сумерках. Пламя, облизывающее обломки стула, рассыпало щедрые оранжевые отблески на лицах и телах. Эльса приняла мужа без сопротивления, постанывая, растворяясь в наслаждении. Прогибаясь под натиском, слабо кивая — «да, я твоя… твой апельсиновая».

Они подремали, проснувшись, решили поискать пропитание. Чья-то заботливая рука оставила под дверями поднос, нагруженный едой, и охапку поленьев. Эльса легко уговорила Арха не выходить на охоту — хватило одного поцелуя.

Апельсиновый дурман кружил головы и утомлял тела три дня. На четвертый Эльса обрела ясность мысли, и, услышав настойчивый стук в дверь, велела Арху:

— Сиди тихо. Не высовывайся, не огрызайся. Это кто-то из родителей. Надо послушать, что скажут.

Конечно же, это явился папа Себерт. Эльса и не сомневалась — у Азалии хватило ума и такта не тревожить венчанных Ледяной Змеей новобрачных, пока они не выйдут из покоев. А папеньке, гордившемуся ледяной родословной, мысль о том, что дочь связалась не просто с ядовитым, а с темномагическим драконом, была настолько невыносима, что он решился на визит.

— Моему негодованию нет пределов!

«Точно таким же тоном он говорил об отсутствии груш на десерт».

— Твоя мать изменила законы королевства.

«На то она и королева, — подумала Эльса, почтительно склоняя голову. — Я, когда стану королевой, тоже что-нибудь изменю. Просто чтобы свою волю продемонстрировать».

— К счастью, у нее хватило ума сделать это с оговоркой. Эта тварь, — Себерт указал на Арха, — будет жить среди нас только под заклинанием подчинения. Я пришел спросить, дочь. Ты уверена в своих силах? Сможешь держать мужа в узде?

— Вам показать, насколько хорошо я усвоила уроки ее величества Азалии? — с обманчивой мягкостью проговорила Эльса. — Кого мы выберем в качестве испытуемого?