– Уж не собираешься ли ты сказать мне, будто не швырял эту штуку?
– Не бросал я никакой гранаты.
– Ага, как же, эта поебень, видимо, просто с неба свалилась!
– Ни хера знать не знаю ни о каких там гранатах. А о «зелёных беретах» вот что вам доложу: с тем же успехом они бросят своих людей в джунглях, чтобы их там перебили, когда эти люди спросят, можно ли, мол, переждём у вас в периметре. Одного-то из наших парней убили-таки… Она ведь с ним развелась?
– Кто?
– Сестра ваша.
– Не твоё дело.
– А как ваше имя?
– Тоже не твоё дело.
– Ну как хочешь, Джек. Ты для меня тоже никакой не солдат. Раз уж выбрал сторону сраных спецназовцев, а не своих родных «дальнюков». Пошёл-ка ты на хуй, Джек!
– Знаешь, о чём я думаю? Думаю, мы с сержантом отведём тебя обратно и как следует навешаем тебе люлей по примеру «зелёных беретов».
– Наваляем тебе в духе «зелёных беретов», – подал голос сержант Лорин.
– Да за милую душу. Погнали.
– Извинись перед господином капитаном.
– Виноват, сэр.
– Извинения приняты. Джеймс, думаю, тебя лишила контроля над собой и способности здраво рассуждать сложная и давящая фронтовая обстановка. Не так ли?
– Думаю, вполне может быть и так.
Капитан Галасси закурил. Кондиционер в бытовке из гофрированного железа не до конца разгонял запахи, идущие извне, привычные и приятные американские запахи: жира, жарящегося картофеля, жарящегося мяса, сносно пахнущих туалетов, а не туалетов, заполненных зловонным гуковским дерьмом. Капитан Галасси выдохнул облако дыма и перебил все посторонние ароматы.
Лейтёха-чокнутый предложил бы закурить и ему. Джеймсу хотелось вернуться во времена старого-доброго Лейтёхи-чокнутого, когда офицеры были здесь единственными сумасшедшими.
– Разрешите покурить, сэр?
– Вперёд.
– У меня кончились.
– Тогда это вряд ли будет осуществимо.
– Тогда не буду.
– Чем это тебе так мозги скрутило? Принял много эл-эс-дэ-э-э, парень?
– Я не употребляю никаких наркотиков. Кроме тех, что прописаны по должности.
– Кем прописаны? Твоим барыгой?
– Нуждами задания, сэр.
– А, ты имеешь в виду спиды!
– Я имею в виду то, что имею в виду, сэр.
– Так ты у нас, значит, маленький Спиди Гонсалес. Ты вообще в курсе, насколько у тебя ушатаны мозги? Ты давно уже совершаешь вылазки далеко за пределы душевного здоровья. Домой тебе пора, парень.
– Да я вот только недавно контракт подписал.
– Ты не останешься. Не хочу видеть тебя у себя на войне.
Джеймс не сказал ничего.
– У тебя с коленями штанов чёрт-те что творится.
– В земле копался, сэр.
– А может, полз на коленях пьяный по улице Чангкхе четыре ночи назад?
– Четыре ночи назад? Не могу знать, сэр.
– Чего это ты больше не ходишь вместе с ребятами на «полуночный массаж»?
Нет ответа.
– Стало быть, нашёл себе постоянный вариант. Постоянную девчонку на улице Кхе-кхе. Ну, признавайся, был ты на улице Чангкхе четыре ночи назад?
– Думаю, да. Не могу знать.
– Был или нет?
– Думаю, да.
– Или, может, в патруль ходил?
– Не могу знать.
– Что случилось?
– Когда? На Кхе-кхе?
– В патруле, в ходе которого была убита женщина, ёбаный ты убийца!
Джеймс внезапно возненавидел этих двух мудаков: если они собираются продолжать в том же духе, то уж могли бы предоставить ему хотя бы стул – и сигарету, конечно.
– Что случилось с этой местной женщиной, Джеймс?
– Уж кого там ни пустили в расход, это был враг, и точка.
– Ты ходил в тот патруль?
– Никак нет.
– Четыре ночи назад?
– Никак нет.
– «Никак нет»? Обращайся ко мне «сэр».
– Кто же это нас сдал?
– Не твоё дело, – отрезал сержант Лорин.
– Кто-то из нас привирает.
– Привирает о чём? – сказал сержант. Джеймс ждал, пока заговорит капитан. – Это был ты?
– Не могу знать.
– «Не могу знать?» Чёрт возьми, парень, ты у меня приучишься говорить мне «сэр»!
– Не могу знать, сэр.
– Ты это сделал или нет?
– Не помню, какая тогда по счёту была ночь, сэр. По-моему, я с пивом на прошлой неделе перебрал.
Сержант сказал:
– Жёсткая у него выдалась бухаловка.
– Любишь пиво, Джеймс? Что ж, в тюрьме Форт-Ливенворта[137] нет никакого пива.
– Бывали там?
– Не дерзи мне!
– У меня там друзья.
– Не дерзи мне!
– Извинись перед господином капитаном!
– Виноват, сэр.
– Что ты сделал с этой женщиной?
– Она была вьетконговкой.
– Чушь.
– Она была вьетконговской шлюшкой.
– Чушь.
– Она шлюшка, а у нас тут войнушка… сэр.
– Ты это мне, пожалуйста, не рассказывай, что тут у нас. Это я и сам знаю. Вроде как.
– Я тоже.
– Собираешься записаться на четвёртый срок?
– Так точно, сэр.
– Никак нет, сэр. С тебя хватит.
– Сэр, у меня патруль в семнадцать ноль-ноль.
– Патруль? Господи Иисусе! Мы не отправляем в патрули ребят с перебинтованными рёбрами и рукою в гипсе – это раз.
– Никакой это не гипс. Это перевязка. Она съёмная.
– Мы не отправляем в патрули штатских лиц – это два.
– Никакое я не штатское лицо.
– Что ж, – сказал капитан, и его охватил такой гнев, что он вдруг начал глотать слова, – не возражаешь, если я скажу тебе, что если ты не штатское лицо, то ты не дослушал меня до конца? Я подведу итоги, я к тебе ещё вернусь, ты не дослушал. Я к тебе ещё вернусь. Может быть, много кто ещё к тебе вернётся. Может, к тебе вся армия ещё вернётся…
– Это вряд ли.
– Вряд ли, говоришь? Ты что, нарушаешь субординацию?
– Да так, просто говорю.
– Что говоришь?
– Не могу знать.
– Что ты говоришь?
– Что вы считаете, будто ещё вернётесь ко мне, а я считаю, что руки у вас окажутся коротки, потому что она была шлюшкой, а у нас тут войнушка. Вот такие вот тут у нас делишки, потому что у нас тут войнушка, притом не просто какая-то там войнушка.
– Ну так что же это такое? Войнушка или не просто войнушка?
– Я всё сказал.
– Слышь ты, сопляк! Я тут воевал ещё тогда, когда ты пипирку свою теребонькать толком не выучился! Уразумел?
– Уразумел.
– Вот и хорошо, – процедил капитан.
Секунд на тридцать они просто застыли без движения. Джеймс сказал:
– Господин капитан, мне пора идти, мне валить надо.
– Нет, Джеймс, не пора. Господи Иисусе! В патруль?
– Так точно, сэр.
Капитан Галасси встал. Резко подошёл к двери бытовки, схватился за ручку и распахнул её настежь. Снаружи клубилась пыль, рычали грузовики, тарахтели вертолёты – стоял тяжёлый серый день…
– Сержант, – велел он, – пообщайся с этим человеком.
Он ушёл, захлопнул за собой дверь, и в помещении снова воцарилась относительная тишина, если не брать в расчёт гудение кондиционера.
Сержант Лорин опустился за стол капитана и предложил Джеймсу сесть. Но не закурить. Сказал:
– Ты бы мог не менее четырёх из этих пидорасов в расход пустить. Что ж, насколько мне известно, единственный пострадавший – это ты сам. – Помолчав какое-то время, Лорин продолжал: – Но вот эта история с женщиной…
– Всё время какая-нибудь петрушка.
Лорин молча взглянул на него. Впился в него взглядом. Затем сказал:
– Джеймс!
– Чего?
– Нет. Это ты мне скажи, чего.
Джеймс сказал:
– Я это в том смысле, что откуда вообще вылезла вся эта петрушка с этой бабой, что оно делает в сюжете моего фильма?
– Ну и как тебе твой фильм?
– Есть такая фигня, что типа стоят у меня какие-то датчики. И как только начинается действие, мозг тут же врубает нужную запись и прокручивает её в красках. Типа как датчики какие-то установлены, короче.
– То есть ты просто хочешь, чтобы оно не кончалось?
– Ага.
– Хочешь и дальше втыкать в своё цветное кино?
– Ага.
– Пока не схлопочешь пулю и не сдохнешь?