Лианы обвивали здание со всех сторон, перекидывались через крышу и образовывали над мощёным внутренним двориком относительно прохладный тенистый полог. Где-то в самом прохладном углу трельяжной сетки висел обёрнутый мешковиной звукоусилитель, из которого лилась музыка – фламенко, звон классической гитары – а под колонкой, возле небольшого фонтанчика безмолвно обедали три офицера с крупными жёлтыми нашивками Пятого кавалерийского полка на рукавах. Кроме них – ни души. Они сели, и Сэндс заказал «Севен-апа» с гранатовым сиропом.

– Я буду мартини, – сказал Фосс.

– Не люблю оливки, – заявил Сэндс. Пока Фосс задавался вопросом, как вообще следует отвечать на столь безапелляционное утверждение, Сэндс продолжал: – Знаю, что мои слова тогда прозвучали несколько цинично, но поверь – я это не специально.

– Это мои слова прозвучали тогда цинично. И это некоторым образом входило в мои намерения.

– Нет-нет, я понимаю. У всех у нас накопилось немало вопросов…

– Ага, а вот левачьё думает, будто у нас никаких вопросов нет, будто мы все тупые и ходим с промытыми мозгами, будто мы не способны и шагу ступить без начальственного окрика – они что, считают, будто они такие все из себя интеллектуалы? Да кому вообще охота быть интеллектуалом? Кому есть дело до того, насколько мощное у тебя техническое оснащение, если ты не можешь оперировать им без опаски за свою жизнь? Что там в башке у интеллектуалов?

– Шахматы.

– Окоселый коммунизм у них в башке. Нездоровая, неудовлетворённая, извращённая половая жизнь…

Сэндс ничего не ответил. Взгляд его казался столь же ясным, сколь и всегда, но в то же время и столь же незрячим. Какое же, подумал Фосс, во всём этом может быть веселье? Кродель, Кродель, ну и мразь же ты!

– Шкип! Шкипер! В чём дело?

– Мама у меня умерла.

– Хреново…

– Вот буквально вчера узнал.

– Сожалею.

– Ладно, справлюсь как-нибудь.

– Да уж придётся.

– Знаю. Что тут сказать-то? Давай-ка поедим.

В обеденном меню были по преимуществу лёгкие блюда – салаты, блинчики и сэндвичи; Фосс посоветовал salade niçoise[114] и заверил, что в его состав входит настоящее филе тунца, однако Шкип отклонил предложение из-за оливок. Вместо него попросил принести salade d’epinard et crevettes[115], а остаток времени до прибытия заказа они провели, с восхищением просматривая меню: filet de porc rôti, carré d’agneau aux pistaches, thon aux pignons de pin,[116] у этих монашек имелось всё, что душе угодно, – и интимная обстановка, конечно, – если только здесь и в самом деле хозяйствовали монашки. Фосс ещё ни разу не видал здесь ни одной Христовой невесты.

– Тут лучше, чем в яхт-клубе, – сказал он Сэндсу, – да и дешевле, приятель. – Он был голоден и воспринял салат как временную передышку. Но Сэндс, проглотив несколько кусков шпината с креветками, явным образом ушёл в себя и принялся елозить вилкой по тарелке, взвихряя апельсиново-каперсовый соус, так что Фосс проникся ужасным положением Шкипа и сказал: – Трудно поверить, что дома, на родине люди тоже уходят из жизни. До того доходит, что уже думаешь, будто бы вся смерть сконцентрировалась здесь, во Вьетнаме. Абсолютно вся смерть на этом свете.

Шкип удивлённо поднял глаза и проговорил:

– Это правда. Именно это я сейчас и почувствовал.

– Как и все мы. Помнишь прошлый Тет?

– Ага.

– Ты был здесь?

– Недалеко.

– В Каофуке?

– Наездами.

– Тогда ты довольно-таки регулярно получал почту в посольстве.

– Ой. Ты что, следишь за такими вещами?

– За каждой мелочью кто-нибудь да следит. Но вот кто следит за теми, кто следит? Значит, Каофук. Ага. Вы, ребята, славно поработали над «Лабиринтом».

– Да, спасибо – ты серьёзно?

Перед входом притормозило такси, и даже через заросшую лианами решётку Фосс разглядел, кто к ним приехал.

– Ладно, Шкип, – признал он с внезапным раздражением, – нет. По правде говоря, нет. Ну что я могу знать о вашем чёртовом «Лабиринте»? Видишь ли, я просто решил порадовать тебя расплывчатым и неопределённым комплиментом.

– Что уж там. Моя тебе расплывчатая и неопределённая благодарность. Слушай, Рик, – сказал Сэндс, – может, нам поговорить откровенно?

– Обязательно. Обязательно.

В этот миг в ресторане объявился Кродель – и направился прямо к их столику, словно сверился с картой и заранее спланировал маршрут. Угловатый, длинный – недостаточно длинный для университетской баскетбольной команды, но уж точно вынужденный записаться туда в старшей школе. С виду он казался вялым, сутулым интеллигентом. Это впечатление было обманчиво. У него, как у всех рыжих, имелся свойственный им внутренний запал. Фосс пришёл к убеждению, что с возрастом у рыжих сходят с лица веснушки, однако у Кроделя на щеках всё ещё красовались несколько солнечных отметин. Похоже, Фосс так часто размышлял об этих темах – о росте и типаже Кроделя, о его уме, о его веснушках – что они закрепились в мозгу как постоянные раздражители, ибо Кродель его пугал.

– Супа мне!

Сэндс сказал:

– Не уверен, есть ли у них тут суп.

– Чудеса. Как это нет супа?

– Не к обеду.

– Терри Кродель.

Кродель и Шкип обменялись рукопожатиями.

– Шкип Сэндс, – представил Фосс.

– Вот как! – произнёс Кродель, сел и крикнул в дальний конец комнаты: – Мартини! И салат какой-нибудь, – ткнул он костлявым пальцем в сторону тарелки Фосса, – comme ça[117].

– И чаю, – добавил Сэндс.

– Да, чаю, пожалуйста.

Сэндс спросил:

– А мы вас разве ждали, Терри?

– Да я что-то застрял на этом берегу. На другой стороне всё равно одни только лозунги, флаги да фейерверки… Так что же – вы вернулись в Каофук? Или вовсе оттуда не уезжали?

Сэндс неплохо умел держать себя в руках, но тут не смог скрыть удивления:

– Полагаю, вы работаете с нами.

– С кем это «с нами»?

– Ну как… С нами. С нашим подразделением.

– Я служу в Региональном центре обеспечения безопасности.

– Здесь базируетесь?

– Я здесь с визитом. Всего лишь гость на вашей очаровательной планете.

– Впервые в стране пребывания?

Кродель моргнул и уставился в пространство перед собой:

– Я нахожусь в этом регионе с некоторыми перерывами аж с пятьдесят девятого. Ещё до Кеннеди.

– Ух ты! А выглядите моложе.

– Раз или два заглядывал и к вам в Каофук. Как там сейчас обстановочка?

– Намного тише. И вообще тихо.

– Доломали там уже этот пересадочный узел?

– Официальный статус проекта мне неизвестен.

– Ну сами-то видите что-нибудь?

– Трудно сказать, на каком они там этапе, – Сэндс глянул вверх и по сторонам, точно искал глазами официанта, – сносят они там всё или территория просто более-менее заброшена. Но я бы сказал, что теперь центром событий вновь, как и прежде, является буддистский храм.

– Гору занимает Вьетконг?

– Меня это никак не коснулось.

– Над чем же там вас припахали трудиться?

– Собираю сказки. Народные предания.

– Ой, я вас умоляю! Рик, и ты здесь – а я-то думал, ты уехал!

– Да я мотаюсь туда-сюда.

– Значит, база пошла под снос?

– Мы не называли её «базой». Обычно – посадочной зоной. – У Сэндса был необъяснимо довольный вид.

– Случалось время от времени заскакивать в «Фиолетовый бар»?

Шкип засмеялся:

– Только в законное время досуга между обедом и ужином.

– Знаете что, Шкип? Рад, что мы наконец-то познакомились.

– Эй, ребята, – окликнул Фосс и попросил позволения отлучиться.

Он пошёл в уборную и обнаружил, что писсуар полон кубиками льда – потрясающее расточительство!

Фоссу хотелось бы, чтобы Кродель подольше не являлся на обед. Может, тогда им с Сэндсом и удалось бы в итоге побеседовать по душам – а с кем ещё побеседовать по душам, как не с человеком, который вскоре отбудет домой? Он проработал в разведке всего шесть лет, а уже охота была выкарабкаться из этих мутных вод в какую-нибудь пещеру и исповедоваться там перед каким-нибудь гигантским моллюском. Абсурд – да. Но в нём, в этом абсурде, присутствовали все необходимые элементы. Воздух и утопление. Темнота, сырость…