Странно, но после того как у меня появился новенький – я его так мысленно и называла: никакого статуса, просто новенький, – все только усложнилось. Теперь я могла писать Паше по-дружески, и он не подумал бы, что я клеюсь – я ведь рассказала ему об этом парне. Я практически все рассказывала: надо же было о чем-то говорить.

Про Марту Паша спросил один раз, очень коротко, еще осенью. Это означало, что они не общаются за моей спиной – я в принципе так и думала, что Марта не станет это делать, живя с Ромой, но червячок сомнения все равно подгрызал. Я обрадовалась и ответила, что она нашла работу и переехала к парню, как и планировала – надо же, действительно решилась. Дальше я на всякий случай то и дело напоминала Паше, что у Марты с Ромой все прекрасно, но старалась не особо трогать эту тему.

Брошка в виде фиалки кочевала то в глубину шкатулки, то на самое любимое платье. Я зачем-то соврала новенькому, что купила ее себе сама.

На прошлой неделе мама за вином спросила, чего я вообще добиваюсь. Вопрос свадьбы уже давно закрыт и никогда, если честно, нормально не открывался; мы в разных городах, у Паши ко мне больше никакого интереса – разве что легкий приятельский, раз он меня еще не послал и поддерживает разговоры.

«Думаешь, если регулярно ему писать, то когда-нибудь попадешь в момент слабины и он вроде как вернется?»

Я тогда ответила, что сама не знаю. Что, наверное, если не писать, то он точно про меня забудет. А раз когда-то он мне даже предложение сделал, значит, шанс у меня есть. Это прозвучало так жалко, что я сама поразилась. Раньше я бывала какой угодной, только не жалкой. Может, это и есть та роковая любовь, которая меняет людей? Но разве такие сильные чувства не должны быть взаимными и на всю жизнь?

Мы с Мартой не виделись по паре недель, хотя часто болтали по телефону. Между нами все стало чуть получше, когда она переехала. Сестра сдержала слово и больше не лезла в мою жизнь, общалась как со взрослой, а не как с младшенькой, – но я перестала ей что-либо рассказывать. Она знала, что у меня кто-то есть. Знала, что я еще общаюсь с Пашей, хотя свадьбы не жду. Но ничего не знала о моих слезах. О том, как я устала. Господи, я даже похудела на два килограмма.

А сегодня мне предстояло увидеть счастливую парочку – Марту с Ромой. Мама всегда говорила мне (ласково), что я добрая, но дикая эгоистка. Наверное, в отношении Марты это проявлялось полнее всего. Я считала, что как старшая она обязана мне помогать, но стоило ей перейти какую-то грань и начать мешать, впадала в бешенство. А сейчас я одновременно и соскучилась, и радовалась за нее (правда, радовалась) – и не хотела идти. Но отмазываться от праздника было бы уже слишком.

В нашей маленькой семье каждый дарил на день рождения свой подарок – объединяться было не принято. Старались выбрать что-то личное, нужное, важное, не для галочки. Но в это раз в голову ничего не приходило, настроя на сюрпризы не было. Вчера я пошла в супермаркет, накупила чего-то безликого – дешевый блеск для губ, симпатичная расческа, пакетик ароматизированного кофе, душистое мыло – и попросила завернуть в красивую упаковку. Этому трюку научила меня мама: если нужно что-то подарить, а ты в полной растерянности, выбери несколько недорогих беспроигрышных вариантов и красиво упакуй. Правда, она имела в виду случаи, когда плохо знаешь человека.

Надевать юбку не хотелось, но для джинсов повод был слишком хорош. Я покопалась в шкафу и выбрала нейтральное платье – вполне весеннее, с какими-то радужными узорами, но закрытое и прямое, до колена. Когда-то я купила его как раз для таких праздников, где короткие юбки не особо уместны. Еще один беспроигрышный вариант.

Я застегнула воротничок – даже там была пуговица – и посмотрела на свое отражение в оконном стекле. Взбила волосы пальцами. Довольно прилично для семейного ужина. Если бы не эта тоска в глазах…

«Ну чего я раскисла-то? У меня все классно. Есть семья, есть друзья, есть новенький. Внешность выигрышная».

Но это были только слова. Я как будто увязла в болоте, но не была Мюнхгаузеном и никак не могла вытащить себя за волосы.

Марта

Наконец стол был накрыт, вилки и бокалы протерты, тканевые салфетки в тон кухонного интерьера разложены сначала мной (обычно, прямоугольниками), а потом Ромой (конвертиками). Не было это похоже на приятную праздничную суету.

– Я устала уже сейчас, – сообщила я, плюхнувшись за стол.

– Прости, наверное, это все я… хочется, чтобы все было безупречно.

Рома подошел ко мне сзади и стал массировать плечи. Я невольно расправила их и зажмурилась.

– М-м, чуть правее помнИ, пожалуйста… нет, вот так… о, отлично.

– Сидячая работа. Нам с тобой стоит походить на массаж, что скажешь?

– Можно как-нибудь.

Дело было вовсе не в сидячей работе, а в напряжении, которое я ощущала. Ну где же мама с Риммой?! Как было бы здорово быстренько принять поздравления да вытянуться на диване…

Поздравления. Хм.

Я впервые за много часов вспомнила Светино «предсказание» и с подозрением глянула на Рому.

– Слушай, а может, сделаешь мне подарок сейчас, пока никого нет? Давай сломаем традицию.

– О. – Он явно этого не ожидал. Руки замерли на моих плечах. – Но твоя семья придет с минуты на минуту.

– Вот именно, поэтому надо поторопиться.

– Нет, я не хочу в спешке. Я тебе утром это сказал.

– Это же всего лишь день рождения. Ничего сакрального. Подарил – и забыл.

– Для тебя ничего сакрального. А для меня… нет, прости, но все-таки я хочу подождать.

В общем, успокоить меня он отказался, еще и ходил нахмуренный несколько минут, пока наконец не позвонили в дверь.

– Привет-привет. – Мама благоухала новыми духами с запахом сирени. И опять покрасилась в блондинку!

– Сколько я тебя не видела, неделю? А ты уже другой человек, – пошутила я, поцеловав ее.

– Да брось, обновила цвет нескольких прядей. – Мама с нескрываемым удовольствием глянула в зеркало.

Я вопросительно посмотрела на Римму. По моим подсчетам, она должна была одними губами сообщить мне: «Новый мужчина». Но она уныло замолчала сразу после «привет» и теперь собирала невидимые катышки со своего приталенного клетчатого пальто. Сестра уже поздравила меня по телефону, но все же я ожидала от нее большего дружелюбия.

– Эй, а ты чего такая? Никто же не умер? Наоборот, родился! – Я подошла к ней и приобняла за плечи.

– Да, – уголки ее губ послушно поднялись, – с днем рождения еще раз. У меня тут скромный подарок очень… вот.

Римма сунула мне в руки маленький пакетик с таким видом, будто это были наркотики.

– А чего мы с порога начали? – удивилась мама. – Ну ладно, тогда вот, дочка…

Она достала из сумки сертификат в книжный магазин. Сумма на картонной упаковке меня порадовала.

– Ух, как здорово! Спасибо вам большущее! А Рома отказался подарить мне подарок быстренько и неофициально. – Я с укором взглянула на парня. – Видишь, ты в меньшинстве.

– Вижу, – улыбнулся он еще более натянуто, чем сестра, принимая у нее пальто. – Пойдемте мыть руки – и за стол.

Можно подумать, они могли забыть помыть руки. Спасибо, что не спросил, нужно ли кому-то посетить уборную!

Почему меня сегодня все так раздражает?!

Ладно, не все.

Я попыталась отвлечься на Риммин подарок. Это оказался набор мелочей, приятных и полезных. Она определенно воспользовалась маминым фирменным советом на экстренный случай, но я не обиделась. Гораздо больше меня волновало ее настроение. Мы не виделись дней десять; когда я зашла к маме на прошлой неделе, Римма убежала на свидание. У меня сложилось впечатление, что ее жизнь налаживается… в чем же тогда дело?

О том, как затухли их отношения с Пашей, я не знала практически ничего – в основном потому, что сама мысленно отмахивалась от этой темы как могла. В конце осени, когда я взяла себя в руки и в кои-то веки спросила, как у них дела, сестра коротко сообщила мне что-то сумбурное – мол, все кончено, но не факт, что не начнется опять, потому что они общаются. Следующее, что я выяснила о личной жизни Риммы, уже касалось нового бойфренда. Мои эмоции по этому поводу были смешанными, а на первый план вышло острое, болезненное ощущение обманутости, которое я даже не захотела анализировать.