Однако подтягивались и другие туристы, и мне оставалось лишь бросать взгляды в салон открытого автобуса, где расположилась она. Но – нашего автобуса. Теперь она просто не могла исчезнуть.

Удача улыбнулась мне широко как никогда.

Марта

– Доброе утро. Поможешь с сумкой?

Октябрина поздоровалась со мной таким тоном, будто мы виделись вчера. В наглаженных брюках графитового цвета с пиджаком в тон и лиловом свитере она выглядела вполне цветущей и явно наслаждалась предстоящей поездкой. В отличие от меня.

Конечно, это же не в ее грудь будет вколачиваться гвоздь при каждом звуке голоса гида. Это же не ее несколько минут назад бросило в жар так, что впору выжимать одежду. Это не у нее никак не перестанет колотиться сердце.

И… все из-за нее. Черт бы побрал эту старую сводницу!

– Я не хочу помогать вам, – прошипела я, тем не менее принимая у нее багаж и закидывая в предназначенный для мелких сумок отсек над сиденьями. – Какого… вы…

– Что, что произошло? – притворно удивилась она.

– Это какая-то шутка, да? Зачем было так делать?

Чувствовала я себя очень злой, но голос прозвучал беспомощно. Может, потому, что я изо всех сил пыталась говорить как можно тише, а такой тон никак не мог выразить моих эмоций.

– Да о чем ты, Марта?

Я протиснулась к козырному месту у окна, которое успела занять до прихода Октябрины. Если она на него претендовала, так ей и надо.

– Об Антонине Смирновой, конечно. Как поживает эта дама?

– Наверное, приболела.

– Или вы ее просто сочинили.

– Или все-таки приболела.

– Можно было выдумать что-то поизобретательнее.

– Я рассматривала вариант с Иларией Илларионовой, но решила, что не смогу в нужный момент это выговорить.

– Не смешно.

– Над тобой я и не смеялась.

Октябрина глянула на меня почти с нежностью, и я, собиравшаяся выдать очередную колкость, осеклась.

– Это бывший жених моей сестры, – зачем-то напомнила я.

– Бывший. Бывший жених.

– Но я ведь выхожу замуж, – почти прошептала я.

– Да. Я исходила из того, что если у тебя все прекрасно, то ты плевать хотела на все это. Но если все так, как я подумала по телефону…

– Совсем не так, и говорите тише, прошу.

– Ну, значит, невеста, ты легко переживешь эту поездку. В любом случае я решила, что игра стоит свеч, а если ты меня возненавидишь, я как-нибудь это переживу. – Октябрина отрегулировала рычажком наклон спинки кресла и расслабленно откинулась на нее.

– Зачем? – повторила я.

– Ты мне нравишься, Марта. Звучит банально, но ты немного похожа на мою дочь. Такая же серьезная, ответственная и много думаешь. И так же шифруешь свои чувства от самой себя, пока кто-то не ткнет тебя в них. Просто чтобы ты знала: дочь счастлива замужем и у нее тринадцатилетний сын.

– Вы приложили к этому руку?

– Не без того.

– Профессиональная сваха.

– Сваха-любитель. Тогда был первый и, как я думала, последний раз. Не могла долго смотреть, как они ходят вокруг да около.

– И сняли им номер?

– Остановись.

– Ладно. Простите. Наверное, вы хотели как лучше. Но надо было сказать мне.

– Чтобы ты не поехала? Нет уж. Если он тебе и правда не нужен, хотя по тебе не похоже, расслабься и наслаждайся путешествием. Как думаешь, в гостинице Смоленска разливают вино по бокалам?

Я пробурчала что-то, не готовая поддерживать светский разговор.

Со своего места я видела стоявшего у автобуса Пашу только со спины (его волосы, как всегда, красиво взъерошились), но все равно не могла смотреть. И не смотреть тоже не могла.

В конце концов я заставила себя уткнуться в телефон. Нужно было написать Роме, что все нормально, я добралась и экскурсия вот-вот начнется. Если он спросит про гида, я отвечу, что это полноватая женщина средних лет, с каре и добрыми глазами. Пусть Антонина Смирнова живет не только в моем, но и в его воображении.

Ни он, ни мама, ни уж тем более Римма – никто не должен знать. Я приняла это решение так быстро и так бесповоротно, что оно больше не подлежало рассмотрению.

Римма

Выходной на даче с мамой и новеньким неожиданно оказался одним из лучших дней за последнее время. Я думала, это будет скучно и неловко, но эти двое начали перешучиваться еще в пути, как будто знали друг друга сто лет. Мама, дай ей Бог здоровья и долгих лет жизни, смеялась над остротами новенького непринужденно, точно он не был парнем, который спит с ее дочерью.

С клубникой расправились быстрее, чем я думала. Расправлялся на самом деле в основном он – мама давала рекомендации, а я главным образом топталась рядом.

Солнце сияло и хорошо грело, поэтому мы сели есть на улице, правда, в куртках. Обедали бутербродами с колбасой и плавленым сыром, шоколадными печеньями и апельсиновым соком – все это на свежем воздухе казалось в сто раз вкуснее. Новенький нахваливал скромную еду, которую взяла мама, точно это было фуа-гра. Я даже слегка пнула его под пластиковым столом, чтобы прекратил подлизываться, но он посмотрел удивленно. Наверное, искренне говорил.

После обеда мама предложила отдохнуть в доме и сразу ушла в другую комнату. Мы с новеньким вместе легли на старую тахту. Дом еще не прогрелся после зимы, так что мы накинули одеяло и плед и прижались друг к другу. Было стремновато что-то делать, когда мама за стенкой, поэтому просто пообнимались.

И все равно мне было хорошо, как-то даже неожиданно хорошо. Ничего не беспокоило. Новенький задремал, а я смотрела в окно на то, как ветер перебирает только недавно появившиеся маленькие листики деревьев, и не думала вообще ни о чем. Наверное, это природа так на меня влияет, решила я. Как совсем потеплеет, надо будет приехать вместе с ним и остаться с ночевкой, а может, с парой ночевок. Погуляем, пожарим вечером сосиски и маршмеллоу на костре… И даже неплохо, что здесь почти не ловит интернет.

– А нам можно будет опять сюда приехать? – вдруг спросил новенький и, не открывая глаз, провел ладонью вверх по моему бедру.

По телу пробежали приятные мурашки.

– Да, но зачем? Секс в городе перестал тебя устраивать? – зачем-то поддела его я.

– Почему только секс? Можно будет побродить, подышать свежим воздухом, пожарить что-нибудь, если правила пожарной безопасности позволят. А уж потом – да, устроить настоящий пожар для двоих! – Он поцеловал меня, и я с удовольствием прижалась к нему еще крепче.

– Принято.

Кстати, у новенького есть имя. Его зовут Дима.

Марта

Как обычно, Паша начал делиться интересными фактами о городе, к которому мы подъезжали, еще в автобусе. Я слушала плохо, все время отвлекалась, и даже не на мысли, а на ощущения, которые подозрительно быстро менялись.

То меня снова кидало в жар, то всю будто пронзало маленькими иголочками (и я с трудом удерживала себя от того, чтобы ерзать на сиденье), то почему-то накатывало облегчение, а то вдруг становилось как будто все равно. Одно можно было сказать точно: все эти месяцы после предыдущего тура я была в диком напряжении, но если и подозревала об этом, то не представляла себе масштабы бедствия. Сейчас, по крайней мере, можно было не гнать от себя мысли о Паше, потому что это было абсолютно бесполезно.

Поездка до Вязьмы, первого пункта путешествия, заняла несколько часов, и, кажется, все кроме меня успели выспаться. Я же не заметила, что эти несколько часов вообще прошли.

Что я запомнила о Вязьме? Город воинской славы, чуть больше пятидесяти тысяч жителей, есть машиностроительный завод и завод графитовых изделий, часть населения работает на железной дороге. Существует легенда о том, что в вяземских лесах Наполеон зарыл то, что награбил в Москве, но никакого клада там пока не нашли. Не так плохо, кое-что я усвоила, но Паша определенно говорил дольше чем минуту, в которую умещались эти факты.

Из окна автобуса городок показался обшарпанным, но вышли мы на чистенькой нарядной площади, которую больше всего украшало похожее на затейливый белоснежный торт сооружение. Оказалось, – трехшатровая Одигитриевская церковь, построенная в семнадцатом веке и восстановленная в девятнадцатом, после войны 1812-го.