Умирающий тянет к земле, снижает подвижность. Ситуация смертельна, мозг мечется ища выход и не находя его… Истошный визг резанул по ушам, парализовал нервы на мгновение. Жрец дёрнулся развернуться, выгнулся, широко распахнув рот. Одежда на солнечном сплетении вздулась, ткань затрещала и наружу высунулось окровавленное остриё. Лучник дёрнулся, и третья стрела пронеслась над головой.

Эллион швырнул мертвеца на бандита справа, выхватил нож из слабеющей кисти и метнул в кусты. Развернулся к оставшимся, встав в агрессивную стойку, готовый перехватывать удары и контратаковать… Бандиты улепётывают, как всегда при потере главаря. Наверное, это прописано в постулатах Аргантоса или просто поганая натура.

Жрец рухнул на колени, глядя на рану и беззвучно разевая рот. По губам и подбородку бежит кровь, лицо кривится от боли, но глаза стремительно тускнеют. Парнишка с натугой выдрал меч из спины, схватил тугой кошель с пояса и протянул курьеру, почти плача:

– А этого хватит?!

Шрам налит кровью, но лицо мертвецки спокойное, только уголки губ подрагивают. Девочка выглядывает из-за дерева, стреляет глазами. В кустах булькает последний «живой» бандит, слышно, как он пытается уползти, ломая тонкие веточки.

Эллион взвесил кошель в руке, хмыкнул и замедленно кивнул.

– Этого будет достаточно. Так куда тебя доставить?

– Подальше отсюда! – Выпалил парень. – В Долину Мардока!

– Это очень далеко. – Заметил Эллион, сжимая кошель.

– Ты отказываешься? – Всхлипнул Роан, разом съёжился и будто превратился в отчаявшегося ребёнка.

– Нет. Просто констатирую факт.

Костерок трещит в глубокой ямке и свет едва освещает крошечный пятачок, со всех сторон укрытый кустами. Девочка нанизывает зайчатину на тонкие прутики и пританцовывая крепит их у края ямы, наклоняя к огню. Эллион сидит на камне, боком к огню и склонив голову, как спящий. Со стороны его можно принять за такого, но губы курьера шевелятся, а пальцы складываются, будто ведя счёт. Роан поглядывает на спасителя, но всё чаще на мясо, сглатывает вязкую слюну и прижимает ладонь к животу.

Желудок озлобленно бурчит, требуя схватить вон тот прутик, на нём как раз мясо подрумянилось и блестит от стекающего жира. А можно и просто сырое! Зайчатина такая нежная и сочная, что её даже готовить не надо!

Безымянная девочка издаёт тихие звуки, нечто среднее между мычанием и пением. Отсветы костра сверкают в её глазах, а руки порхают над мясом. Роан запоздало осознал, что она посыпает зайчатину перетёртыми травами. От одного вида и запаха которых желудок дёргается и требует жрать.

Курьер выпрямился, ритуально повёл кончиками пальцев по лицу, ото лба до подбородка. Вздохнул и сказал, глядя на «доставку»:

– Зачем тебе в долину Мардока?

– Я хочу стать избранным воином бога! – Выпалил Рона, на миг позабыв про голод и страх.

– Зачем?

– Ради мести.

Эллион долго молчал, глядя прямо в огонь и будто не замечая мяса, затем медленно кивнул и потянулся за прутиком. Девочка сноровисто подскочила и шлёпнула по кисти, нахмурилась и погрозила пальцем. Мужчина улыбнулся и послушно убрал руку, а девочка принялась проворачивать прутики, следя, чтобы мясо пропеклось равномерно.

– А почему у неё нет языка? – Спросил Роан.

– Не знаю. – Ответил курьер, и в голосе послышалась неловкость. – Она не знает языка жестов и писать не умеет. Но отлично слышит.

Роан ойкнул и пробормотал, глядя в спину девочки:

– П-прости, мне просто любопытно.

– Мне тоже. – Вздохнул Эллион. – Надо бы дать ей имя, пока не узнаем настоящее.

– Может «Молчунья»? – Робко предложил Роан.

Девочка резко развернулась, с самым зловещим выражением лица, на которое способна женщина. Ткнула в сторону парня заточенным прутиком и шумно выдохнула носом. Роан рефлекторно вскинул руки, с тревогой осознав, что ещё одно необдуманное слово и прутик окажется в нём. Курьер, конечно, обещал доставить его в долину, но ничего не говорил о целости.

– Похоже, она не любит иронию. – Равнодушно заметил Эллион и перенял прутик из рук девицы. – Другие варианты есть?

Роан благоразумно замотал головой, тем более в её руках уже два прутика и глаза у него как раз два. Курьер стянул зубами первый кусочек, начал жевать, распахнув рот и обмахиваясь ладонью. Торопливо проглотил и широко улыбнулся.

– Горячее, не рассчитал. Ну так, девочка, может у тебя есть варианты?

Та с готовностью закивала, улыбнулась и приложила палец к губам, а затем к уху и, вытянув руку, помотала им, как бы обводя полянку.

– Загадка? – Сказал Эллион, приподнимая бровь. – Я люблю загадки. Молчание, слух и ночной лес?

По тону ясно, что он уже придумал ответ, но просто тянет время, чтобы насладиться лёгкой игрой. Ночь только началась, и сон придёт нескоро, так что можно и развлечься. Роан сглотнул слюну, не отрывая взгляда от прутиков в руках девочки, сказал осторожно, готовый отпрыгнуть:

– Тишина?

Лёгкий кивок и движение пальцами, имитирующее ножницы.

– Тишь. – Сказал Эллион, с широкой улыбкой.

Девочка просияла, как солнышко, на мгновение затмив свет Старшей Сестры. Луна, не вытерпев такого позора, спряталась за чахлым облачком, а затем за другим, а спустя мгновение вовсе скрылась из виду. Роан запоздало вспомнил про боль в шраме, и о том, что она предвещает.

– Тишь. – Повторил курьер, пробуя слово на вкус. – Да, это куда красивее, чем «Молчунья». Ох… похоже, дождь собирается… Тишь, будь добра, подай мой плащ и рюкзак.

Спустя десяток минут плащ превратился в крохотную палатку над ямкой с костром. Трое поместились внутри, но новоявленной Тиши пришлось закинуть ноги на Роана, а плечами лечь на живот курьера. Горячий воздух выходит через отверстие наверху и щели у земли. Их постарались заткнуть сухой травой и листьями, но решение вышло так себе. Тем более, поднялся ветер и Роану пришлось придавить собой конец плащ-палатки. Странно, когда его днём носила Тишь, он конечно выглядел большим, но не настолько же!

– Это дар Илмира его верным курьерам, – пояснил Эллион, придавливая плащ со своей стороны и ёрзая в тщетных попытках устроиться поудобней. – Хорошая обувь и вот такие вот плащи.

– Как-то это мало… – Заметил Роан. – Мардок даёт своим верным последователям клинки и доспехи!

– Я не воин. – Беззлобно отмахнулся Эллион. – Мне достаточно быть сухим и согретым в любую непогоду.

В словах курьера есть зерно истины, но Роан помнит, как на того смотрели воины короля. В глазах тренированных мужчин, проведших большую часть жизни с оружием в руках, был страх. Тот самый страх, с каким грибник смотрит на голодного медведя. Да и стычка с разбойниками не была похожа на встречу «Не воина» с опасностью. Парень закрыл глаза, ушей коснулся далёкое ворчание грома и… смачный хруст стали, пробивающей плотное мясо и кости. Роан распахнул глаза, грудь часто вздымается, одежда мерзко липнет к телу. Идёт дождь, водяная пыль залетает через вентиляционное отверстие. Стенки прогибаются под напором воды и ветра.

От ямки с костром идёт мягкий жар, а угли горят так ярко, что алый свет будто пропитывает стенки. Роан осторожно, чтобы не разбудить Тишь, смахнул пот со лба и выдохнул.

– Первое убийство?

Шёпот Эллиона прозвучал одновременно с раскатом грома, но парень услышал. Сглотнул и ответил сдавленно:

– Да… я теперь всегда буду так просыпаться?

– Зачем? Нет конечно. Всё уйдёт и затеряется в глубинах памяти. Останется только сам факт. Ты убил человека, вот и всё, ничего особого.

– Но… но я думал, это будет иначе!

– Как?

– Не знаю… иначе! В балладах это описывали… возвышенней.

– Потому что никто не хочет слышать о хрипящих умирающих, о вывалившихся языках и штанах полных дерьма. Такие образы плохо продаются. Менестрели всегда скрывают от нас неприглядные стороны. Войны, любви и прочих подвигов.

– Наверное… – Прошептал Роан. – Но если я услышу, как хрипит король, увижу, как его штаны наполняются дерьмом… Я буду счастлив!