Год прошел как сон пустой. Полярная ночь и одиночество были постоянными спутниками Аниной жизни. Андрей пропадал на работе: наряды, командировки, боевые дежурства. Новый год она встречала одна в обнимку с миской оливье и «Иронией судьбы». Весь вечер грусть и раздражение не покидали Аню. Все друзья были вместе со своими родными, а у нее — никого, она не могла пригласить к себе однокурсниц из Мурманска, для этого требовался особенный пропуск. Андрей не хотел, чтоб к ним кто-то приезжал, пока его нет. Он предложил Ане пойти к семье своего брата. Но для нее это было не особо приятным времяпрепровождением. С братом Андрея у нее отношения не сложились. Девушка не могла понять его грубых деревянных шуток, постоянного агрессивного отношения к солдатам и коллегам.

На Анино счастье, к празднику они успели закончить ремонт в служебной квартире, которую дали молодой семье. Но это уже не впечатляло ее. Хотя первые дни, когда она смотрела на поклеенные обои, мягкий уголок на кухне, пушистый ковер, радости не было предела, ведь первые полгода они жили в голых стенах, выкрашенных масляной краской, без мебели, спали на резиновой надувной кровати, а вместо стола у них была коробка из-под унитаза, купленного почти на последние деньги. Продукты хранились за окном, благо большую часть времени зима крепко держала в своих объятиях, а ели из пластиковых мисок. Единственной отрадой для Ани стала учеба, Андрей смог оформить ей перевод в Мурманский Педагогический университет. Добираться до него быстро не получалось. Сначала приходилось долго ждать автобус, или упихиваться в крохотную маршрутку, потом трястись по крутым сопкам больше часа. Приезжала Аня, уже уставшая и замерзшая. В автомате она брала суперсладкий противный капучино. Стоя под холодным ветром на ступенях у корпуса, они с девчонками курили, обсуждали свежие сплетни и шли на пары.

Аня обвела взглядом захламленный стол. Руки ее лихорадочно искали зажигалку. Наконец нащупали ее под скомканными листами, она щелкнула кнопкой и закурила. Синее облачко повисло над ее головой. Она вспоминала, эмоции, пережитые ей в тот вечер, нахлынули все разом.

***

14 февраля Аня чувствовала себя особенно одиноко, ей казалось, что она совершила огромную ошибку, когда вышла замуж за Андрея.

В первые месяцы северного существования Аня замечала все худшее. Мурманск ей казался грязным, убогим, серым. Когда она садилась на конечной 4 троллейбуса то с ужасом бросала взгляд на трубы мусоросжигательного завода, которые чадили черными столбами дыма, представительниц древнейшей профессии, спорящих за место у края дороги, поворачивающей в промышленную зону. Еще больше ее пугал район, в котором расположились компании ритуальных услуг. 8 или 10 агентств, отправляющих в последний путь, выставлявших к своим дверям крышки гробов, венки с лиловыми кружевными лентами и образцы памятников, мило соседствовали с магазинами свадебных платьев, которые тоже не стеснялись показывать на улицу свой товар. Одно платье впечаталось в Анино сознание на всю жизнь. Когда-то снежно-белое, а теперь грязное-серое, пышное, с огромными красными маками и красным шелковым поясом, оно развевалось на ветру, постоянно мешало прохожим, спешащим в наливайку за рюмочкой водки и жареным пирожком. Здесь же болтались банды беспризорных собак. Тощие, ободранные, они подвывали в такт ветру, с тоской смотрели на проходящих мимо выпивох.

Военный городок выглядел гораздо хуже. Он был разделен на районы, которые располагались в относительном удалении друг от друга, из-за того, что плотно сидели на сопке и под ней. Единственная дорога шла от Мурманска, до КПП, через несколько поселков, которые считались автономными военными частями. Они смотрели на мир разбитыми окнами и вынесенными дверями. Построенные при советской власти, хранили память о былой жизни в бесконечных воинских памятниках, у подножья которых возлагались траурные венки. Облупившиеся ракеты и танки, по которым ползали дети, предоставленные сами себе, совершенно не нравились Ане. С такой же тоской смотрела она на район, где жили летчики: местечко, в простонародье называемое кишлаком, и на центр города, где на Приморской площади возвышался каменный матрос с автоматом, гордо смотрящий на Кольский залив. По береговой линии тесно располагались военные корабли, между ними постоянно сновали мужчины в форме. Если пройтись по площади подальше, то можно наткнуться на старые, местами прогнившие трибуны, которое выстроили, видимо для того, чтобы наблюдать за морскими парадами. Между лавками там валялись бычки, пивные банки, осколки бутылок, крупными скачками мчались крысы. Рядом с трибунами — большая лестница, позволяющая подняться на сопку, на верхушке которой лежала еще одна часть городка, если пройти через железные сарайчики-гаражи, серые этажки, то можно выйти к храму святых мучениц Веры, Надежды и Любви и матери их Софии, где встречались горожане по большим церковным праздникам, а дальше по бульвару до остановки «Северная застава», таким образом снова попасть на единственную дорогу, ведущую вон из города. За 2 часа можно обойти все знаковые места.

Аня чуралась соседей, сослуживцев Андрея. Она видела в них только недостатки. Мужчины ей казались грубыми и пьющими, женщины скучными и глупыми. Когда Аня ходила со своим мужем на застолья и шашлыки, то чаще всего проводила время одна, сидела где-то на краю стола, ей не о чем было поговорить с мужиками. Те громко смеялись, постоянно хвастались машинами, сексуальными победами и тем, сколько они могут выпить. Дамы, с которыми Аня по первости пыталась найти общий язык, рубали салаты крупной нарезкой. Если бы это увидела Анина мама, то непременно сказала бы: «Ты кому это напахала, свиньям что ли?!». Обсуждали, кто и как рожал, и шепотком рассказывали о новом штатном психологе, которая спит со всеми мужиками в части.

14 февраля было для Ани очередным днем тоски по дому, досады и злости на мужа, который завез ее в эту глушь. Она испытывала огромную жалость к себе. Водоворот гневных мыслей крутился в голове. Ей всего 19 лет, а она вынуждена похоронить себя среди серых камней и снегов. Проклиная свою глупость, тяжелую дубленку, давившую на плечи, и сапоги на высоком каблуке, которые она опрометчиво купила, чтобы соответствовать росту супруга, Аня вытянула руку, чтобы поймать попутку до Мурманска. Поездив на автобусе и маршрутке, потолкавшись в узких проходах общественного транспорта, полетав в нос и хвост салона при резком старте и торможении, Аня приняла для себя решение, что ездить она будет на машине. Муж не мог постоянно ее возить, и она попробовала автостоп. Сначала было очень страшно. Особенно в те первые дни, когда девушка не знала, как называются улицы и остановки Мурманска. Из-за этого получались иногда совершенно дурацкие ситуации. Например, однажды утром Аня поймала машину, водитель радостно согласился подвезти девушку, он предупредил, что едет по Верхней Росте. Они болтали по дороге, потом машина свернула в промышленную зону, проехала мимо каких-то баз и остановилась около кладбища. Оказалось, что это конечная его маршрута. Аня в ужасе набирала свою однокурсницу Надю.

— Привет, — весело отвечала она, — ты чего так рано звонишь?

— Как доехать до города от мусоросжигательного завода? — взволновано спросила Аня

— Не знаю, — подумав ответила Надя, — спроси у кого-нибудь, есть там люди?

— Есть, но спросить у них не представляется возможны, — мрачно заметила Аня.

— Почему? — удивилась подруга

— Надь, я около кладбища, живых людей тут нет, — еще более мрачно посетовала Аня.

На другой стороне трубки повисло молчание, а потом раздался сдавленный, похожий на крик дикой чайки хохот.

Теперь Аня была аккуратнее, она всегда спрашивала, что рядом с местом, до которого ее готовы подбросить.

Сегодня в первую же минуту около девушки остановился красивый черный BMW, водитель опустил окошко

— До Мурманска довезете? — спросила Аня, сладко улыбаясь, это прочно вошло у нее в привычку.

— Садись, — ответил слегка простуженный баритон.