Следом за мамой с пригорка катилась малиновая девятка, из приоткрытых окон доносилось:
«Жиган-лимон — мальчишка симпатичный!
Жиган-лимон, с тобой хочу гулять!
Жиган-лимон с ума сводил отличниц
Тебя, жиган, хочу поцеловать1!»
Машина на полном ходу влетела в лужу, из-под колес столбом поднялись брызги. Мирина мама отскочила в сторону, но грязная вода все равно забрызгала ее голубой костюм.
— Витька, сукин ты сын, — закричала она.
Машина затормозила. Из нее выскочил коротко стриженый коренастый парнишка. Его глубоко пасаженные глаза лихорадочно бегали:
— Тетя Марина, простите, я вас не заметил, — оправдывался он, пытаясь отряхнуть испачканный костюм.
— Не заметил он! Вот я тебя сейчас, — замахиваясь на него сеткой, кричала Мирина мама.
31 декабря 1999 год
«Фу, студень, как можно любить это жирное месиво? А еще дед рубил противные свиные копыта прямо на балконе, какая же вонь от них при варке, каждый год одно и то же…» — недовольно думала Аня, ставя на стол, покрытый накрахмаленной белой скатертью, огромный эмалированный лоток. Она перевела взгляд на телевизор, стоящий на отдельной полированной старой тумбочке. На экране маячила Наташа Королёва, она поправляла черную резинку чулка. Аня знала, что сейчас запоют: «Вот кто-то с горочки спустился, наверно милый мой идет…». Девочка поморщилась, вместо волшебных сказок вечером начинали показывать песенные шоу по ОРТ — «Старые песни о главном», по РТР — «Голубой огонёк на Шаболовке», утром конечно же, будет новогодний выпуск «Утренней почты», какая-нибудь «Смехопанорама» с Петросяном, а вечером-«Песня года», ну и «Ирония судьбы». Куда же без неё! «Никакой фантазии», — думала Аня, разворачивая конфету «Белочка», она с удовольствием откусила ароматный шоколад с колотыми орешками. В комнату заглянул дедушка.
— А, внучка, конфетки ешь, — ласково сказал он, — смотри чего тебе принес, — доставая из-за спины большую коробку с лиловой пятнистой совой, проговорил он, — ну такой?
Аня завороженно смотрела на вожделенную игрушку:
— Даже лучше, — воскликнула она, — их же только перед новым годом в «Кенгуру» привезли!
Дед довольно улыбнулся и потянулся к нагрудному карману парадной белой рубашки, доставая оттуда 2 большие открытки.
— Это что? — не веря своему счастью, спросила Аня.
— Билеты на елку, с подружкой своей сходишь, там лошадки будут, — по-мальчишески подмигивая, сказал он.
Аня радостно бросилась целовать деда в щеку. Она была колючая и обветренная.
— Ну, ладно, ладно, будет, ты это, давай мне фантик, я выкину, а то мамка заругает, что ты со стола таскаешь, — хитро подмигивая, сказал он, забирая у внучки обертку и пряча ее в карман.
***
«Наступает 2000 год, новый век, новое тысячелетие. Мы все примеряли эту дату на себя, прикидывали, сначала в детстве, потом повзрослев…», -
Мира прыснула, с экрана телевизора вещал очень старый седой дядька с противным, пьяным голосом.
«Я ухожу в отставку…», — звучало дальше.
«О чем это он? — думала Мира, — какая власть, праздник же, чего хоть он все нудит, неужели нельзя побыстрее, так хочется услышать куранты, загадать желание», — девочка недовольно покачала головой. Она не могла дождаться, когда под блестящей, покрытой гирляндами, пахучей красавицей-ёлкой можно будет брать завернутые в красивые обертки подарки. Девочка ждала набор для вышивки крестом. Отец прищурился и подмигнул ей, Мира снова хихикнула и показала ему язык.
— Да тише вы, президент выступает, — неотрывно глядя на экран рявкнула мать.
— Ага, президент, ну-ну, сволочь он и пьяница, — ответил отец.
Мирина мама повернулась в нему и грозно взглянула.
— Ты по Союзу заскучал? — ледяным тоном спросила она?
Мужчина скорчил кислую мину и взял со стола кусок черного хлеба со шпротиной. У его ног сладко зевая, растянулся черный пес.
Куранты били 12. Страна встречала новое тысячелетие!
11 января 2000 год
Зимний темный вечер раскрыл свои объятия. Фонари тусклым желтым светом бродили по сугробам и голым веткам низкорослых кустов, которые забыли утеплить на зиму. Ледяная горка около школы манила своим серебряным цветом. Гладкая, словно зеркало, невероятно крутая. Мира с разбегу прыгнула на картонку и полетела вниз. В груди все ухнуло, дыхание захватило. По самому краю склона кто-то поднимался. Подскочив на кочке, Мира резко развернулась, ее ноги вылетели вправо и зацепили поднимающегося. Громкий крик, и вот уже две фигуры катятся вместе. Аня ужасно испугалась, она смотрела вниз, хлопала глазами, бросив санки ринулась по склону. Почти у самого забора, в который упиралась горка, барахтались 2 девочки.
— Ты совсем что ли…! — орала Мира, — слепая, да, я же ехала!
— Ты куда свои ноги суешь? — отряхиваясь, вопила вторая девчонка.
— Ну ты вообще…, — фыркала Мира.
— Вы как? — запыхавшись, сказала подбежавшая Аня.
Обе девочки уставились на нее: красные, злющие, с шапками набекрень выглядели очень комично. Аня засмеялась, ее звонкий хохот был заразительным. Мира и другая девчонка подхватили его.
— Меня Оля зовут, — улыбаясь сказала барышня, которую зацепила Мира.
— Может по мороженому? — предложила Мира.
— Сейчас, не холодно? — удивилась Оля
— Конечно нет, — поддержала Аня, — ты какое любишь? Я — «Лакомку» или «Таити».
— А я- фруктовый лед, — мечтательно произнесла Мира.
— Ну, давайте, — неуверенно промямлила Оля.
Рядом со школой стоял маленький магазинчик «Березка», чего там только не было, когда Аня и Мира заходили в него после занятий, у них разбегались глаза: сладкие браслеты из витаминок по 3,50, конфетки Raffaello по одной штучке, Kinder-сюрпризы, шоколадные батончики, чипсы, сухарики. Но самым любимым лакомством было мороженое. Деньги на него они зарабатывали своим маленьким детским трудом — сдавали в ларек на автобусной остановке пивные бутылки, по 40 копеек штука.
Ворвавшись в магазин, подружки прилипли носами к холодильнику. С их ног текли грязные лужи, снег таял на простеньких, дешевых куртках. Оля выбрала шоколадный «Триумф», она еще никогда не ела мороженое на улице зимой. Купив вожделенную сладость, девчонки направились за гаражи, там на трубах, с которых свисали клочки ваты, можно было уютно устроиться и поболтать. Аня шла, запинаясь о снежные валуны, поддергивала тяжелые зеленые санки, которые смастерил ее дедушка. Ни у кого во дворе таких не было. Дед работал на стройке разнорабочим, там он стянул куски толстой арматуры и вечером, когда закончилась смена, сделал саночный каркас. Его приятель: запойный плотник с синим, как у Джузеппе из Буратино, носом вырезал деревянное сиденье. Дедушка покрасил санки зеленой краской. Именно такую он припрятал после ремонта одного из цехов. Дед страшно гордился подарком для внучки. Тяжелое время затянулось, купить что-то было сложно, страна не так давно пережила дефолт. Денег было мало, но он очень старался, чтоб в его семье это как можно меньше замечали. Дед приносил с работы вафли и орешки со сгущенкой, рядом с его конторой работал магазин от хлебозавода. Милая румяная, толстая продавщица в голубом фартуке, за пару комплементов и мелких услуг на складе оставляла ему сладости. По пятницам он парился в бане, и уговорил мужиков подрабатывать на кладбище. За небольшие деньги они рыли могилы и из краденой арматуры варили кресты. Домой дедушка часто приходил нетрезвый и усталый, усаживался перед телевизором, ругал власть и вспоминал, как ездил отдыхать в Крым.
На трубах было тепло, девчонки уселись, они кусали ледяное мороженое, от него стыли зубы, но ощущение и правда было волшебное.
— Ты где живешь? — спросила Аня Олю, отдирая варежку от «Лакомки».
— Вон в той пятиэтажке на 2 этаже, — Оля вытянула руку и ткнула в приземистое здание под горкой. Окна его лучились светом. Девочка знала, что там ее ждет мама, она наверняка готовит ужин. Скорее всего, сегодня будут пельмени, в выходные они с мамой целый день катали тесто и заворачивали в него мясные фрикадельки.
