Щелк, щелк… Откатившийся к самой кромке трассы жезл регулировщика — точь-в-точь как те, которыми размахивают ребята из группы заграждения и которые никто не думает фотографировать. След рикошета на лоснящемся асфальте, рваный клочок металла с остатками желтой автомобильной краски, темные, сливающиеся с фоном пятна — еще одну лампу сюда, нет, в самый низ я поверни, под косым углом — щелк, щелк…
Исторгнутые из окружающего мрака мириады комаров и мошек загипнотизированно роились в неожиданном море света, кусали, норовили залезть в нос, уши, глаза. Когда Сизов устанавливал последнюю трафаретку, копошащаяся масса облепила лицо, вгрызлась в губы и веки. Освободив руки, он резко выпрямился, хлестнул по щекам, размазывая катышки напитавшейся кровью слизи, брезгливо полез за платком.
Щелк — гильза под каллиграфически выписанным номером: семнадцать, щелк — непонятная выщерблинка, щелк, щелк…
Вспышки блицев били по слезящимся от тысячеваттных ламп глазам, усиливая раздражение. Он закрылся ладонью, попятился в тень, отвернулся к шелестящей лесопосадке и, ничего не видя, уставился в темноту.
Со стороны распахнутой, точно на секционном столе, машины доносились лающие команды Трембицкого: «Камеру ближе! Доктор, мешок… Лицо — крупно! Струнгуляционная, что ли? Шею давай!»
Отснятые мате риалы увидит ограниченный круг людей, в конечном счете они навечно осядут в архивной пыли рядом с пухлыми картонными папками, помеченными зловещим красным ярлычком СК. Сизов еще не знал, какого объема будет дело, сколько фамилий напишут на обложке, но очень отчетливо представил стандартный бумажный квадратик в правом верхнем углу, обыденно-канцелярский вид которого не соответствует исключительности того, что он обозначает: смертная казнь. Раньше писали ВМН — высшая мера наказания, сути это не меняло.
— Что высматриваете в роще?
Мишуев подошел, как всегда, неожиданно.
— Все гильзы отыскали?
— Семнадцать. — Сизов, щурясь, повернулся. — Утром будет видно — все или нет.
— Посмотрите на обочине, там могут быть еще…
Опытный человек, даже не заглядывая в багажник брошенной «шестерки» и не зная, что лежит на обочине под брезентом, мог предвидеть ядовитый красный ярлычок в конце работы, которая сейчас разворачивалась на восемнадцатом километре.
Об исключительности дела свидетельствовали многие внешние признаки. Недаром столько машин, недаром собралось все руководство прокуратуры области и УВД, недаром начальник отдела борьбы с особо тяжкими преступлениями лично дает указания, а старший оперуполномоченный собственноручно отыскивает и нумерует гильзы.
Сизов выругался.
Считается, если все подняты по тревоге, задействованы лучшие сотрудники, начальство лично присутствует и осуществляет контроль — это и есть высшая организация работы. Только один человек на месте происшествия придерживался другого мнения. Он полагал, что для дела было бы гораздо полезней, если бы большинство присутствующих мирно спали в своих постелях, набираясь сил для завтрашнего: оценки ситуации, анализа фактов, логических выводов, принятия глобальных управленческих решений.
А сейчас что: информации — ноль, улики рассеяны… Собрать, зафиксировать, закрепить их — дело узких специалистов, и они занимаются своей работой: важняк[1] областной прокуратуры Трембицкий, судебно-медицинский эксперт, два криминалиста. Чем им поможет многочисленное начальство? Только следы затопчут!
Завтра утром восстановленная по крупинкам картина происшедшего попадет в справки и отчеты, из которых тот же прокурор области почерпнет куда больше полезной информации, чем из собственных отрывочных и бессистемных наблюдений. А отыскивать гильзы вполне мог молоденький сержант, для этого не нужны опыт и знания сыщика с двадцатилетним стажем оперативной работы.
Так думал майор Сизов, шаря по заросшей травой обочине лучом мощного фонаря и впустую напрягая уставшие глаза. Впрочем, многие считали, что характер у него тяжелый.
Очередной приближающийся по трассе автомобиль не среагировал на огненные отмашки поста заграждения, подкатил вплотную. Значит, свои. Разве кого-то еще здесь нет?
Сизов выпрямился, незаметно массируя одеревеневшую поясницу. Номер он разобрать не мог, но по движению среди прокурорского и милицейского начальства понял, кто прибыл на восемнадцатый километр еще до того, как грузный Сергей Анатольевич выбрался наружу.
Вот уж кому сам бог велел спать-почивать: осведомленность, достаточную для осуществления общего руководства, представит суточная сводка, положенная ровно в восемь на широкий полированный стол, а вникать в подробности куратору административных органов совершенно ни к чему. Но нет — презрел неудобства, окунулся в самую гущу событий, работает наравне со всеми. Правда, толку… Велика еще сила инерции, ой, велика!
«Отставить неуместную иронию!» — почти услышал Сизов излюбленный окрик Мишуева. Правда, его самого начальник до сих пор одергивать избегал. Но, похоже, скоро начнет.
Откуда-то сбоку вынырнул Веселовский.
— Видели? — кивнул в сторону неразличимых отсюда брезентовых холмиков. — Мясорубка!
Сизов пожал плечами.
— Дальность почти километр, мощность соответствующая. А тут — с десяти метров… — И без всякого перехода спросил: — Глаза не болят?
— А чего им болеть? — удивился Веселовский. — Я как огурчик — даже спать перехотел!
— Может, тебя и комары не грызут? — брюзгливо спросил Сизов, расчесывая зудящую щеку.
— Грызут, сволочи, спасу нет! Почти всю кровь выпили.
— Ну то-то же, — нравоучительно пробурчал Сизов и попытался не щуриться.
— Наших можно увозить? — совсем рядом спросил начальник У ГАИ.
— Еще немного, — резко ответил Трембицкий. — Доктор хотел посмотреть выходные…
Силуэт следователя напоминал вставшего на задние лапы волка.
— Привет, Вадим! — окликнул Сизов. — Скоро заканчиваем?
— Кто там? — рыкнул важняк, вглядываясь в темноту, и сделал несколько шагов вперед.
— Ты, Игнат? — продолжил он обычным голосом. — Здорово. Думаю, за час уложусь. Оставлю оцепление, по свету надо сделать дополнительный осмотр. Сейчас все равно ни черта не видно и спать охота. Комары еще проклятые…
Оборвав фразу, Трембицкий заторопился туда, куда переместились прожектора и софиты и где судебно-медицинский эксперт уже поднимал брезент.
Потянуло холодным ветром, сильнее зашумела роща, и Сизов подумал, что, если оказаться здесь одному, этот шелест покажется зловещим.
Между деревьями мелькнул свет, желтый круг выплыл на обочину, увлекая за собой две темные фигуры.
— У нас появилась версия, что стрелять могли из засады в лесополосе…
Фигуры приблизились. Мишуев с тяжелым аккумуляторным фонарем в руке водил по месту происшествия Сергея Анатольевича и старательно изображал осведомленного, компетентного, активного руководителя. Иногда эта роль ему удавалась, особенно если зрители не были профессионалами. Осветив Сизова, подполковник запнулся.
— Вы нашли гильзы на обочине?
— Ни одной.
— Надо будет утром тщательно все прочесать.
Мишуев огляделся.
Пойдемте, Сергей Анатольевич, осмотрим машину.
Сизов понял, что Мишуев прокладывает маршрут таким образом, чтобы не столкнуться с Трембицким. Следователь руководил осмотром и не терпел, когда кто-либо забывал об этом.
Начальство переминалось у своих машин, отмахивалось ветками от комаров, переговаривалось вполголоса.
Сизов подошел к стоящим в стороне сыщикам, вгляделся в огоньки сигарет, кое с кем поздоровался.
— Есть что-нибудь?
— Кажется, нет. — Фоменко протянул жменю семечек. Сизов покачал головой.
— Заедаешь?
Фоменко втянул голову в плечи и оглянулся.
— Слышно, да? Я ж дома, вечером, в постели, под одеялом, — нервным шепотом зачастил он. — Кто ж знал, что ночью поднимут…
— И чего ж ты здесь наработал? — с явственно различаемым презрением спросил Сизов.
