Дверь следующей комнатки была сорвана с петель, но ее, очевидно, выбили не снаружи, а изнутри. Внутри на самодельном, грубо сколоченном столе громоздилась тяжелая черная рация. «С кем это они тут связывались, интересно?» — подумал Евгений. Рация не выглядела разбитой, однако и она, и стены, и пол, и даже потолок были заляпаны бурыми пятнами. «Если это кровь, то тот, из кого ее столько выплеснулось, должно быть, проглотил гранату…» Тем не менее, костей в помещении не было. На полу лишь валялась разорванная в клочья и тоже сплошь перепачканная одежда. Из нее наиболее уцелел френч; Евгений проверил его карманы. В одном обнаружился ветхий кисет с махоркой (Дракин никогда не видел махорки, но догадался, что это такое), в другом — партбилет члена ВКП(б) (Евгению удалось рассмотреть лишь первую страницу с именем Демушкина Кондратия Ивановича, остальные склеились от крови и рассыпа́лись при попытке их разъединить) и стопка сложенных листков, также окровавленных. Юноша попытался развернуть их; они ломались и разваливались на сгибах. Сложив вместе несколько квадратиков наиболее читабельной страницы, он различил среди бурых пятен аккуратные строки:
«…попустительстве начальника экспедиции Грибовцева В. Н. ведет политически вредные реакционные разговоры, утверждая, что Особая зона, где мы находимся, лежит вне поля действия диалектического материализма и не может быть объяснена в рамках марксистско-ленинской науки…»
Тьфу, пакость, подумал Евгений. Он-то надеялся прочесть что-то действительно важное, проливающее свет на здешние тайны, а тут — обычный гадкий донос… Кому его здесь писал этот Демушкин, кому надеялся передать — монстрам из леса? Или рефлекс стукача был настолько силен, что вынуждал строчить доносы даже без надежды отправить их в родные «органы»? Вон какая стопка накопилась, уже еле в карман влезала…
Тем не менее, Евгений продолжил читать. Все же хоть какой-то источник информации о том, что здесь происходило…
«Старший биолог экспедиции Шевцов Т. А., присутствовавший при последнем таком разговоре, не только не дал отпор мракобесно-идеалистическим измышлениям Вайсберга, но и заявил, что с точки зрения современной биологической науки обследованные им образцы, в особенности №№ 3,7,9 и 13, попросту не могут существовать. В частности, кости, найденные им внутри ветвей „плачущего дерева“ (образец N 3), не только не могут быть результатом эволюции растений, но и, вне всякого сомнения (по утверждению Шевцова) принадлежат млекопитающему. Его поддержал Марченко Н. К., заявив, что на всех без исключения сделанных им фотографиях, на которых запечат…»
Несколько следующих строк были нечитаемы из-за крови и раскрошившейся у сгиба бумаги, потом:
«…рельсы „не являются материальным объектом, а лишь выглядят, как таковой“ и что „не могут же все приборы выйти из строя одновременно“. На мое замечание, что приборы как раз могут выйти из строя одновременно, и это несомненно указывает на вредительство, он ответил: „Ну хотя бы здесь не повторяйте эту чушь“ и добавил, не знаю ли я, какой вредитель может вывести из строя маятник-фуко…»
Написано было именно так — через дефис и с маленькой буквы. Доносчик, как видно, еще и не отличался большой образованностью… Но, стало быть, опыт с маятником они здесь все же проводили. И он показал, что… мир не вращается? Или, может, вращается слишком быстро? Увы, вместо ответа на этот вопрос дальше шли бредовые размышления Демушкина о «возможной отработке механизма диверсии против маятника-фуко в Ленинграде с целью подрыва репутации нашей передовой науки». Дальше опять нечитаемое место, потом:
«…ние здоровья тов. Секирина продолжает ухудшаться. Томильский запретил все посещения под предлогом карантина. Я слышал, как он что-то обсуждал с Грибовцевым приглушенными голосами, но, заметив меня, они сменили тему. Учитывая, что тов. Секирин является парторгом экспедиции, подозреваю преступный сговор врача-вредителя Томильского с начальником экспедиции с целью покушения на жизнь партсовработника и потому намерен, несмотря на запрет…»
Дальше все окончательно тонуло в крови.
Евгений вернулся в коридор и вновь перешел на правую сторону. Здесь следующая дверь не была ни открыта, ни выломана. Она была заперта на надежный металлический замок, но в ее нижней части зияла круглая дыра диаметром почти в сорок сантиметров. Дракин потрогал ее шершавые края, пытаясь понять, чем она проделана. Воображение рисовало некое гигантское сверло, но нет, для этого дыра была все же недостаточно ровной. Встав на колени, Евгений просунул руку внутрь и отыскал наощупь ручку замка, но повернуть ее не сумел — то ли из-за разъевшей механизм коррозии, то ли, возможно, дверь, запертую снаружи на ключ, можно было открыть только ключом. Тогда он вновь пустил в ход топор.
В этой комнате тоже было два окна, и на сей раз по пути к ближайшему из них Евгений наткнулся на большой стол посередине помещения, а затем, обойдя его — еще на один, прямо под окном. Тем не менее, он дотянулся до окна и без труда выломал топором доски, а когда обернулся — вздрогнул от открывшегося ему зрелища.
Казалось бы, после всех уже виденных им останков людей и монстров мало что могло бы его шокировать. Но эта комната словно возникла прямиком из преисподней. Вдоль стен, размыкаясь лишь возле окон, в два ряда стояли клетки. Некоторые небольшие, забранные проволочной сеткой, другие крупнее, с толстыми стальными прутьями, вполне способные вместить человека в скрюченной позе. И почти во всех этих клетках были заросшие пылью скелеты — большие и маленькие, обреченно развалившиеся на полу или прижавшиеся к решеткам, вцепившиеся в прутья зубами или тянущие наружу в последней мольбе кости верхних конечностей — но все разные и все исключительно уродливые. На столе в центре, покрытом окровавленной клеенкой, пришпиленной вонзенным в нее скальпелем, был распят скелет существа, похожего на двугорбую обезьяну; ременные петли по краям стола, ныне обвисшие на костях, некогда, очевидно, прочно удерживали запястья и лодыжки жертвы. На полу валялся опрокинутый автоклав и еще несколько хирургических инструментов, выглядевших в этой обстановке как орудия пыток.
Это просто-напросто виварий, догадался Евгений. И одновременно — лаборатория для биологических экспериментов. А все эти существа в клетках — не более чем представители местной фауны. Едва ли их умертвили преднамеренно — если не считать того, что на столе (хотя, возможно, и он был еще жив, когда на дом напали). Скорее, когда члены экспедиции были перебиты, животные просто умерли от голода…
Евгений заметил, что каждая клетка снабжена бумажной биркой. Но никаких названий на них не оказалось — только номера. Номера шли не подряд, со значительными пропусками. В частности, среди них не оказалось упомянутых в доносе образцов 3, 7, 9 и 13. Ну правильно, подумал Дракин, их, как «невозможных с точки зрения науки», наверняка подвергли исследованию по полной программе, включающей вскрытие и иссечение отдельных органов и тканей. Впрочем, номер 3 — вообще дерево, в виварии ему не место… и неизвестно, что представляли из себя остальные…
Он двинулся вдоль клеток, рассматривая скелеты. Даже если самых причудливых и успели распотрошить, то и оставшиеся производили впечатление. Одни казались помесью не то что разных видов, но разных классов и едва ли не типов, вроде явно сухопутной, судя по клетке, рыбы со множеством членистых когтистых ножек и почти человеческим черепом; другие поражали явной асимметрией и диспропорцией своей костей; про третьи и вовсе невозможно было сказать, что это вообще такое, где там голова, а где конечности, если у этой чертовщины вообще есть то и другое… Разумеется, Дракин был астрофизиком, а не биологом; но ведь и биолога погибшей экспедиции здешняя живность поставила в полный тупик…
Лишь несколько клеток оказались пустыми, причем прутья самой большой из них были выломаны и выгнуты наружу. Евгений не представлял, какие зубы (жвалы, когти, клешни?) надо иметь, чтобы сделать такое с закаленными стальными стержнями восьмимиллиметрового диаметра, зато он понял, что получившаяся дыра как раз примерно совпадает по размеру и форме с той, что в двери. Юноша почувствовал мгновенный дискомфорт при мысли, что сбежавшая тварь все еще где-то здесь. Ведь деваться из заколоченного дома было некуда… Смешно, конечно — чем бы оно ни было, оно давным-давно сдохло! Хотя — некоторые примитивные животные способны впадать в анабиоз на многие годы… Впрочем, оно могло сбежать и не после, а до того, как здесь законопатили все щели.
