«Место было ничем не примечательным — никаких признаков станции, другой дороги или иных искусственных сооружений. Но рельсы здесь попросту уходили в землю, и все. Трава и кусты окончательно смыкались над теми местами, где они должны были проходить, и дальше, уже буквально в трех метрах, сплошною стеной высился лес — такой же черный и непроглядный, как и по бокам.

Ничего не оставалось, кроме как развернуться и брести назад сквозь все ту же ночную жуть. В такую пору и в самом обыкновенном лесу человек чувствует себя не слишком уютно — что уж говорить про этот, находящийся неведомо где и населенный неведомо кем… теперь на юношу навалилось иное чувство — вязкого, бесконечного кошмара, свинцовой безнадежности, какая обычно бывает только в тяжелом, мутном, нецветном сне. Ему казалось, что он так и будет шагать и шагать во тьме по этим призрачным рельсам и никогда не выйдет не то что в нормальный мир, но даже к трамваям. Просто рельсы в эту сторону оборвутся так же внезапно, как и в ту, оставляя его без всякой помощи и надежды посреди бескрайней ночной чащи… А может, не будет и этого, просто рельсы так и будут тянуться в бесконечность, и он будет идти, пока не свалится от усталости, жажды и голода».