— Черт, конечно!
Только сейчас до Филина наконец дошло, почему он узнал некоторые железяки. Все они представляли собой разобранные на запчасти экспонаты музея.
— Так вот. Мы с Мишей поковырялись в механизмах, как наших, так и чужих. Не скажу, что это было легко, некоторые и разобрать-то толком не получилось — пришлось резать, но результаты оправдали все учиненное варварство. «Галактису» не годится ни один из предлагаемых лидерами сценариев. Революционный и эволюционный в равной степени губительны для колонии.
— Почему? Ведь без роботов будет легче жить, как ни парадоксально.
— Безусловно. Но загвоздка в том, что Город очень стар. Возможно — не обязательно, но возможно, — это и есть сердце планетоида. Останови его, и последствия будут совершенно непредсказуемыми. Причем как здесь, так и на межзвездных трассах, в том, в нашем пространстве. Но даже если никаких катастроф глобального масштаба не будет, как минимум мы лишимся пополняемых запасов продовольствия, и этого вполне достаточно, чтобы погибнуть, пусть и не быстро. Ведь здесь нет никакой жизни, кроме растительной, а людям надо что-то есть. Но даже если биологи смогут приспособить кое-что из земных растений для местного грунта, то опасность деградировать никуда не денется.
— А если вы ошибаетесь?
— Так или иначе попадем в Город. Все попадем. И те, кто вернется, попадет туда же.
— Но можно воздействовать каким-то большим устройством вроде бластера и вывести роботов из строя.
— Не слишком удачный выход из положения. Если Город не является тем, чем мы предполагаем, то мгновенно появится новая большая колония, в лучшем случае. А в худшем… Сейчас численность контролируется. Роботы, в отличие от нас, могут прибывать постоянно, не дожидаясь отключения предыдущего экземпляра. Где-то на территории их утилизируют, скорее всего. В худшем, тут не останется места, если убрать ограничения. И мы вымрем быстрее.
— Это понятно. А что с… теорией Глена?
— Что ж, если Вениамин продолжит свои изыскания, то процесс растянется на века. Если учесть деятельность патрульных роботов по изъятию из кораблей оборудования, активизировавшуюся после эксперимента, то с ресурсами будет постоянная беда. А с людьми и того хуже. По крайней мере, трагедии обитателей «Галактиса» станут гораздо более частыми. А такое переживать… Поверь, это иногда хуже смерти.
— Да, я наблюдал сегодня. А третий путь?
— Небольшая вооруженная группа выдвигается в Город и пытается добраться до сути происходящего.
— Авантюра, — покачал головой Филин.
— Не скажи. Марек помог. Да и готовились мы не один год, собирали в своих группах все самое нужное. И у Стивенса, и у Вениамина есть очень дельные наработки, которыми они друг с другом не делятся. Теперь вот настала пора превратить наши знания во что-то полезное.
— Так, а чего Марек? Старик же ничего не помнит. Наработки — понятно, но он при чем?
— Сам не расскажет, безусловно, но мы получили немало интересных сведений, когда зондировали его мозг.
— Как это? — опешил Филин. — Мозг не поддается зондированию!
— Мозг человека не поддается зондированию, это верно. Но Марек…
— … робот?!
— Нет, конечно, он остался человеком, как и был. Просто большинство исполнительных функций его мозга взяла на себя некая дополнительная схема. Шрамы на голове вовсе не травматические, это следы хирургического вмешательства.
— Но медики же должны были обратить внимание? Если им не удалось, то как вы?
В мастерскую вошел Ростовцев, Евгений махнул ему рукой.
— Привет! Присоединяйся. Я тут как раз поясняю кое-что.
— А вы, смотрю, чаи гоняете?
— Обижаешь! Кофе.
— Да ну!
— Иди, сам себе делай и подходи. Как раз про Марека расскажешь.
Михаил ушел и вскоре вернулся, держа в руках кружку, такую же мятую, как и у товарищей. Филин вдруг подумал, что, может, кибернетики тут швырялись ими в пылу спора. Мысль вызвала улыбку.
— Хорошее настроение — это хорошо! — улыбнулся в бороду Михаил. — Так что про Марека?
— Как медики пропустили.
— Хо-хо! Да, это интересный детектив был. Схема — почти полный аналог отделов мозга. Даже если энцефалограмму его мозга сравнить с другими — все работает как у любого человека. Медики, по крайней мере, не нашли различий, хотя все проверяли очень тщательно. А нас вот, точнее меня, заинтересовали движения. Не человеческие они у Марека стали: слишком быстрые, выверенные, рациональные. Движения робота. Любой кибернетик привыкает видеть такое у своих подопечных и сразу замечает разницу. Интересно, что при всем этом, тем, что зовется разумом, ведает живая часть. И человек вполне нормально может общаться, думать и видеть сны. В общем, изучали человека медики, а машину в нем обнаружили кибернетики. Так или иначе, но через электронную часть мы смогли как бы заглянуть в память и понять, как Мареку удалось выбраться.
— Да, интересно. А зачем машины это сделали?
— Не так уж и важно, на самом деле, — пожал плечами Михаил. — Есть несколько версий. Я склоняюсь к тому, что, скорее всего, с Мареком случилась какая-то беда, и роботы прооперировали бедолагу. Важнее, что именно эта операция и позволила ему сбежать.
— Каким образом?
— В общих чертах, Город счел его машиной.
— Ох, ты ж…
Евгений поставил кружку.
— Благодаря зондированию стало понятно, как пройти по Городу. Остаются только ловушки периметра, с ними сложнее.
— Какие ловушки?
— Если бы знать… — вздохнул Михаил. — Марек летел над ними, а нам придется ножками топать. Одному точно не пройти, потому-то нас двое. Ну и Город, конечно, там всем надо быть, чтобы получилось.
— Рискуем…
— Риски всегда есть. Даже если бы в этой полосе было пусто. Хоть Город и не занимается охраной прилегающей территории, но там копошатся те же машины, что ты видел на моем… полигоне. Их что-то не пускает, и они у порога воюют друг с другом за энергию уже очень-очень долго. Во что там они превратили свои клешни — неведомо никому. Идти придется очень осторожно, рисковать на каждом шагу. У нас же будут не только бластеры, но и необходимое оборудование с источниками питания.
Мережко заглянул в кружку, словно пытался там что-то рассмотреть, затем спросил:
— Еще кофе?
Филин протянул свою емкость.
— Если можно.
— Что ж, идущие на смерть… — усмехнулся Евгений и пошел готовить напиток.
— Да, нет сомнений, что двусторонний обмен идет, раз ограничение распространяется только на людей, — задумчиво произнес Филин, переваривая сказанное.
— Мало того, — кивнул Михаил, — Город, если это он, обладает немалой долей интеллекта, раз способен отделять разумных существ от их созданий. Но интеллект этот не слишком развит, иначе мы здесь и не появились бы вовсе. Люди для него являются массой до того момента, как прибудут сюда. Куда проще было бы сразу исключить их, отделить от консервов и роботов до перемещения, но те, кто задал программу машине, его-тоне учли. А искусственный интеллект не настолько развит, чтобы выйти за рамки программы без посторонней помощи.
— Я так понимаю, что сортировка идет где-то здесь, на планете?
Мережко принес кружки, отдал одну Филину и ответил вместо Михаила:
— У нас на эту тему куча гипотез. Хочешь — добавь свою. Пока не пробьемся в Город, ни одна из них не стоит ничего.
— А какая-то главная есть? — полюбопытствовал Филин.
— Главная? — кибернетик на миг задумался. — Ну, например, подпространство само является машиной, роботом. И сортировка, как ты это действо назвал, происходит еще там, скажем, во время создания дубликата при возмещении массы. Отсюда туда идет подтверждение прибытия. Вполне вероятно, что в точке выхода из подпространства структуры сравниваются. Если изменения информационного состояния дубликата и оригинала отклоняются от некой установленной величины, то объект считается разумным. Но если оригинал тут гибнет, то различие резко возрастает, и очередной оригинал отправляется сюда. У роботов же различия минимальны. Они машины, и их программа работает жестко. Ведь без представителя завода никто не имеет права вмешиваться в работу вычислительного аппарата робота. Вот и выходит, что роботы сюда попадают одни и те же чуть не во время каждого рейса, а люди — только в случае гибели своего оригинала. Или оригинал-дубликата, если повторно.
