– Как видишь, я всё ещё здесь и позволь заметить – не курю – довольно оповестил её Ник, едва Анри зашла в палату.

– Да, спасибо. Жалобы есть? – она задумчиво листала карту, хотя всё его лечение уже знала наизусть, но столкнуться снова с его ехидным взглядом было выше её сил.

– Жалобы? Да нет, не считая того что у меня жутко чешется нога в этой железяке, а ещё санитар ходит с таким лицом – он попытался изобразить злую гримасу, но прекратил, так как заметил, что Анри не отрывается от карты – и одна медсестра настолько тупая, что уже целую вечность пытается прочесть, что написано на паре листочков в моей скудной карте – Анри резко оторвалась и уставилась на него «началось и минуты не смог промолчать» она демонстративно захлопнула карту и приблизилась к койке.

– Значит жалоб по существу у тебя нет? – она вошла в линию света от лампы и встала, заносчиво глядя ему в глаза.

– Значит все-таки тупая – констатировал Ник. Анри смутилась, она не поняла почему он сделал такой необоснованный вывод и ожидала продолжения – вторая страница, десятая строчка, я попросил отметить, что меня беспокоят головные боли с момента операции. Возможно, это результат сотрясения, но врач не согласился направить меня к неврологу, а просто снизил дозу обезболивающих. Теперь помимо головы у меня ещё болит нога. Супер правда? – Анри, не отрывая от него взгляда, осторожно открыла карту.

Она так сконцентрировалась на слепом игнорирование, что не заметила написанного от сегодняшней даты. Проверив весь второй лист, она обнаружила эту запись, отметила для себя до какого уровня снизили обезболивающие и перевела взгляд на Ника. Её совесть вновь восторжествовала. Во все рупоры она сообщала, что Анри так зациклилась на эмоциях, что упустила из виду такой важный факт. Конечно, медсестёр не особо волновали изменения в назначениях, так как в их задачи входило только беспрекословное исполнение написанного в карте. Но они часто отмечали какие-то изменения в состоянии пациента, так как находились с ними в более длительном контакте и сообщали о них врачу, а тот в свою очередь проверял догадки и корректировал лечение при необходимости. Но Анри, помимо этого, грезила стать врачом и постоянно проверяла пациентов на наличие каких-либо негативных изменений, для неё каждый обход был тестированием наработанных навыков, а сейчас она с треском провалила свой собственный экзамен. Но больше всего её расстроил тот факт, что она могла навредить своей мелочной озлобленностью. Это чувство уже горячей волной поднималось из глубин её души, подкрепляя неудержимые вопли совести.

Ник заметил, как заносчивость соскользнула с её лица. Он начал мучаться в догадках, что её так смутило, но сделал вывод, что возможно девушка расстроена, тем, что придется задержаться после смены и обратиться к дежурному врачу, а это может затянуться надолго.

Анри сглотнула слюну, чтобы продолжить.

– И как болит? Острая боль или пульсирующая, опиши? В каком месте? Тошнота? – голос её был полон сопереживания и сдержанности.

– Вся голова болит, боль тупая такая тянущая, не тошнит – она заглянула ещё раз в карту, чтобы посмотреть, как давно ему снизили обезболивающие, вздохнула, понимая, что надо будить дежурного.

– Я сейчас вернусь.

Через десять минут Анри вернулась в компании заспанного и помятого врача. Он пару раз взглянул на карту и недолго думая вернул прежнее назначение обезболивающих. Что-то дописал в карте и исчез, не проронив ни слова.

– Сейчас тебе не смогут провести дополнительные анализы, завтра с утра всё сделают. На ночь тебе вернули прежнюю дозу, чтобы нога тебя не беспокоила. Не переживай, завтра я свяжусь с медсестрой на смене, чтобы она проконтролировала всё. Её зовут Мари, она очень хорошая и дотошная – «не то, что я» добавила разочарованно про себя Анри. Она уже приготовилась к долгому и колющему чувству вины.

– А тебя как зовут? – неожиданно спросил Ник. Анри немного растерялась, положила карту на прикроватный столик и села на соседней койке.

– Анри, извини, я сама не знаю, как упустила это из виду – она безуспешно подбирала слова извинения, но её собственные принципы говорили лишь об одном – слова не искупают содеянного. Ник заметил на её лице грусть и что-то внутри стало переворачиваться. Он почувствовал, как мысли на секунду остановились, шутки иссякли, и он не знал, как нужно правильно ответить. В голову приходили только глупости.

– А меня Ник зовут – «вот дебил у неё ж в карте написано» – это я на случай, если ты и имя мое не смогла прочитать – он не хотел её уколоть очередной глупой шуткой, но сделал это машинально, так уж он привык. Анри резко встала и направилась к выходу. Совесть её хоть и грызла, но выносить его колкости после того, как извинилась она считала ниже своего достоинства. Гордость не позволяла. Она не успела пройти и половину палаты, как услышала за спиной шаги. Ник, подволакивая одну ногу шёл за ней вкладывая все силы в то, чтобы догнать её в дверях. Обезболивающие ещё не подействовали, вставая он вырвал иглу капельницы и поэтому каждый шаг отдавался острой болью. В полумраке палаты это выглядело весьма пугающе. Анри отпрянула и остановилась.

– Слушай, я не злюсь и не обижен, и я несу чушь, извини, такой я человек. Воспринимай это как глупые шутки глупого человека, пожалуйста – он сам не понимал зачем он встал, зачем пошёл и зачем извиняется. Слов извинения он давно не слышал от самого себя, а сейчас они летели впереди него. Но хорошо обдумать это он не успел, потому что Анри подхватила его под руки и потащила к постели, он вяло перебирал ногами и наконец плюхнулся обратно в мягкую подушку. Нога ещё ныла. Анри быстро вернула катетер и селя рядом. Глаза её пристально следили за его лицом в поисках признаков острой боли. Тяжелее всего для неё было видеть, как мучаются другие, к этому невозможно привыкнуть и это невозможно переносить без боли душевной. Она не знала, что сказать, так быстро менялись его слова и поведение, не знала, как подбодрить и надо ли, однако её рассуждения уперлись в одну твёрдую идею – внутри этого колючего до невозможности человека, жило что-то хорошее и возможно даже доброе, то, что он так яростно защищал от всего внешнего мира, но не смог спрятать от неё.

– Больше так не вставай, хорошо? – он закивал, не находя сил ответить. Глаза его были полузакрыты, он ждал, когда боль схлынет – тупой здесь только ты – она беззлобно усмехнулась – куришь, дебоширишь, шляешься по этажам. Завтра попрошу Мари прикатить тебе каталку, и ты сможешь благополучно доехать до Марка, можешь даже её попросить тебя довезти, она добрая, не откажет – Ник чуть приоткрыл глаза. Ему хотелось кричать, он чувствовал себя слабым и немощным, он ненавидел это чувство, потому что оно ассоциировалось у него с опасностью. Он готов был отпустить очередную злобную фразочку, но тут же невольно тормознул себя. Часть его рвалась в бой, доказать, что не нужна ему чья-то жалось и тем более каталка, чтобы шла она отсюда и не приходила больше. Он ненавидел себя за то, что встал, что извинился, какой он жалкий был в этот момент. Но другая часть словно молчаливый старец покачивала головой и не одобряла его страстного желания обидеть Анри.

Боль начала утихать, разум его освободился от буйства эмоций, и он уснул. Ночью Ник проснулся. В горле пересохло, нога не болела и, как ни странно, голова тоже, он потянулся за водой на столике и замер. Анри спала на соседней койке. Сжавшись в комочек, она подтянула ноги к груди обхватив их руками. Видимо от холода, в палате было свежо. Он попытался было приподняться, но Анри тут же проснулась от шороха его движений, такой чуткий был её сон, на автомате встала, прикрыла Ника одеялом и снова легла. На часах было три ночи.

Мерсад очнулся на утро следующего дня. После операции его изрядно накачали обезболивающим, которое туманило его рассудок. Он долго собирался с мыслями, пытаясь разобраться, где он и что с ним. Память постепенно стала возвращаться, обрисовывая печальные картины прошлого дня и он с ужасом осознал, что на нём больничная одежда. С трудом поворачивая голову он искал вокруг свою одежду, где лежала дискета. Рядом были только однотонные кровати с другими стонущими и храпящими пациентам. Издали доносился гул фронта. Они все ещё наступают, несмотря на колоссальные потери.