Неожиданно для самой себя Русь осознала, что она больше не бедная родственница в дырявом платье, а глава рода, потому что все старшие умерли либо покалечились, лежат парализованные. На ней теперь – ответственность за всех прочих, за всю родню. За сохранность дома и его благополучие, за сбережение жизней, за спасение душ для Царства Небесного. На плечах этой бывшей Золушки отныне лежала забота о хранении в чистоте истинной веры – Православия, а над головой ее замаячил венец константинопольских императоров.
Уже Иван III видел себя самодержцем всея Руси, а ученые книжники из духовенства величали его царем. Уже и внук его от первой жены Дмитрий был как соправитель венчан на великое княжение по чину коронования греческих царей. Но Дмитрия постигла опала, и на престол московский после смерти родителя в 1505 году взошел Василий. Сын греческой принцессы. Формально обладавший правом на византийский трон. А более того, по праву духовного преемства Руси от павшей империи, по праву наследования ментально переместившегося с Босфора на берега Москвы-реки царства Василий III имел все основания венчать себя короной православного царя. Однако царский венец надел на себя лишь его сын, Иван Грозный.
К. В. Лебедев.
Венчание и принятие царского титула Иоанном IV. XIX в.
Возможно, Василия тревожили воспоминания о венчании его сводного брата и политического врага – Дмитрия, которого он держал в темнице. Но возможно, рядом с ним просто не оказалось мудрого духовника, близкого архипастыря, который настоял бы на короновании царским венцом, придал бы решимости, убедил бы в легитимности и необходимости этого шага. У Ивана III таким духовником был архиепископ Вассиан Ростовский, у Ивана IV – митрополит Московский Макарий. Святитель Вассиан крестил новорожденного Василия, но наставником его стать не смог: умер, когда крестнику было два года. Однако Василий, должно быть, знал пламенное Вассианово «Послание на Угру», адресованное его отцу в 1480 году. И в память ему не могло не врезаться, как пророчествовал Вассиан, обращаясь к Ивану III: «… непоколебимую и безупречную царскую власть даст тебе Господь Бог в руки твои, Богом утвержденный государь, и сыновей сынов твоих в род и род и вовеки».
И без короны на голове Василий III вполне сознавал себя царем всея Руси, единственной царствующей персоной во всем православном мире, равной по статусу монархам иноверческих империй – Священной Римской, Османской. Иногда он использовал царский титул в своих грамотах внутри русских земель. Но чаще прибегал к нему в переговорах с иностранными дворами: с Тевтонским (Прусским) и Ливонским орденами, с Данией, с римским папой и римским цесарем. В сношениях с русским правителем титул «царь» употребляли в своих посланиях крымский хан, турецкий султан, православные иерархи Балкан.
При дворе великого князя была создана идеологическая концепция, подводившая прочную основу под русское самодержавие – и возводившая ее легитимность вовсе даже не к недавним событиям, связанным с падением Константинополя. Придворные книжники, занявшись умозрительной генеалогией Рюриковичей, вывели их родословное древо из корня Древнего Рима, от императора Августа. Подобные мифологические родословцы в европейских правящих домах тех веков были в порядке вещей. «Сказание о князьях Владимирских» не стало в этом ряду чем-то экстравагантным. Но более «практической» явилась вторая часть «Сказания…», повествующая о присылке на Русь царских регалий и атрибутов от императора Константина Мономаха его внуку, великому князю Киевскому Владимиру Мономаху. Русская «шапка Мономаха» отныне на столетия обретала коронационный функционал.
И именно во времена Василия III русскую историю впервые после Нестора Летописца опять начали вписывать во всемирную. У русских книжников появилась уверенность, что происходившее и происходящее на Руси вовсе не малозначимые в мировом контексте дела и события дальней провинции, заднего двора бывшей греческой империи и некогда подневольного татарского улуса. В «Русском хронографе», предположительно авторства Досифея Топоркова, Русь зазвучала органно-торжественно и громко, как великая держава, промыслом Божьим предназначенная к великим деяниям.
С расширением прав и могущества увеличиваются и обязанности. В этом не переставали убеждать Василия III те, кто по положению своему, по принадлежности к священному сану должен был вырабатывать идеологию царской власти на Руси. Ибо в монархическом государственном устройстве на земле они яснее других видели икону Царства Небесного, а в православном государе – образ Христа Вседержителя. Христос же – Царь благой и Пастырь добрый, Судия хотя строгий, но милостивый, податель всех благ, утешитель плачущих и гроза нечестивых. Уже Вассиан Ростовский в «Послании на Угру» вменял Ивану III в первейшие обязанности искреннее покаяние в личных грехах, мужественную защиту отечества и народа от врагов внешних, суд праведный своим подданным и любовь к ближним: «… никого не притеснять и быть милостивым к виноватым».
Знаменитый Иосиф Волоцкий, споривший и с Иваном, и с Василием даже до разрыва добрых отношений с тем и другим, в своем «Просветителе» учил русских самодержцев еще назидательнее, еще острее: «Всякий царь или князь, живущий в небрежении, не пекущийся о своих подданных и не имеющий страха Божия, становится слугой сатаны… У солнца свое дело: освещать живущих на земле, а у царя – свое: заботиться о всех своих подданных. Получив от Бога царский скипетр, следи за тем, как угождаешь Давшему его тебе, ведь ты ответишь Богу не только за себя: если другие творят зло, то ты, давший им волю, будешь отвечать перед Богом. Ибо царь естеством подобен всем людям, властью же подобен Богу Вышнему. И как Бог хочет спасти всех людей, так и царь должен охранять от всякого вреда, душевного и телесного, все, что ему подвластно… Царь злочестивый, не заботящийся о своих подданных, – не царь, но мучитель». Преподобному Иосифу вторит псковский монах Филофей, автор формулы «Москва – Третий Рим», напрямую адресуясь к Василию III: «… Перемени скупость на щедрость и немилосердие на милость. Утеши плачущих и вопиющих день и ночь, избавь обидимых от руки обидящих… Если добро устроишь свое царство – будешь сын света и гражданин вышнего Иерусалима».
Иосиф Волоцкий. Икона XVI в.
Давно подмечено, что карамзинская «История государства Российского» – это похвала русскому самодержавию, которым создалась и крепка была Россия; а кроме того – урок монархам, как нужно и как не нужно. Карамзин учил царей царствовать, направлять подданных к величайшему благу и даровать им счастье. Эта его излюбленная тема на страницах «Истории…», его государственный идеал, словно перекликается с наставлениями Иосифа Волоцкого и старца Филофея: «Самодержавие не есть отсутствие законов: ибо где обязанность, там и закон: никто же и никогда не сомневался в обязанности монархов блюсти счастие народное».
Но что же Василий III? Внимал советам? Карамзин ответил на этот вопрос в рассуждении о благоразумии великого князя и его «счастии в делах государственных»: «Рожденный в век еще грубый и в самодержавии новом, для коего строгость необходима, Василий по своему характеру искал средины между жестокостию ужасною и слабостию вредною».
Однако современникам великого князя, его подданным, все же было в чем упрекать государя. И в первую очередь как раз духовенству, столь потрудившемуся на ниве укрепления государевой власти и возвеличения ее. Иван III в свое время преподал сыну урок произвольного обращения с иерархами Церкви, поскольку считал, что Церковь должна быть послушна светской власти, а архиереи – такие же слуги государя всея Руси, как и прочие. Но конфликтуя с митрополитом Геронтием, Иван Васильевич, бывало, и сознавал свою неправоту, и просил у владыки прощения за грубое и неуместное вмешательство в дела церковные. Ивану III хватало ума не рушить симфонию Церкви и государства, равноправное сотрудничество духовной и светской властей в делах державных. Василию III не достало душевного благородства и внутренней силы, чтобы ладить с Церковью на равных. С него начался тот перекос в отношениях «царства» и «священства», который позволил уже его сыну, Ивану Грозному, судить и казнить иерархов, а Петру I и вовсе обезглавить Церковь, лишив патриарха, всецело подчинив ее государству. Василий III легко заточал лиц духовного звания в монастырские темницы, вынудил митрополита Московского Варлаама из-за несогласий с государевой политикой оставить первосвятительскую кафедру, затеял судебное дело против знаменитого монаха-книжника Максима Грека и обрек его на десятилетия тюрьмы.
