Внутри меня зреет нежелание идти. Как будто что-то в душе изо всех сил упирается, заставляя остановиться, но Моника берёт меня за рукав, почти волоком выводя из библиотеки.

– Катрин, что с тобой? – спрашивает она меня, как только мы пересекаем невидимую границу.

– Не хочу туда идти, – признаюсь я, и сама не понимая, что происходит. – Как будто там что-то плохое.

– Беды лучше встречать с открытым забралом, – цитирует она архангела Гавриила, легендарного воина ангелов. – Пойдём.

– Не хочу… – тихо ною я, что на меня совсем не похоже, но покорно иду туда, куда меня тянет Моника.

До куратора мы, впрочем, не доходим, встретив ангела в коридоре. Он внимательно смотрит на меня, отчего мне хочется убежать, и вздыхает. Затем он переводит взгляд на Монику, спокойно глядящую перед собой, и снова вздыхает, как будто должен делать что-то, что ему совсем не нравится.

– Моника, иди в свою спальню, – произносит наконец Авиил. – Мне нужно поговорить с Катрин.

– До завтра, Катрин, – послушно кивает подруга, незаметно подмигнув мне. Где-то в груди мне становится чуть теплее от молчаливой поддержки подруги.

– До завтра, – стараясь, чтобы голос не дрожал, отвечаю ей я. Мне всегда страшно непосредственно перед наказанием, а чем ещё может быть разговор наедине с куратором?

– Пойдём, Катрин, – произносит ангел, направляя меня в сторону, насколько я вижу, моей спальни. Значит, точно… Что же, не первый раз, я выдержу!

Куратор Авиил заводит меня в спальню, при этом держится рядом, но не слишком. Что он задумал? Наказания бывают очень разными, но я не чувствую опасности от него, я ощущаю его нежелание быть здесь. Необычное ощущение и, главное, трудно интерпретируемое. Но от меня, насколько я понимаю, зависит мало, поэтому остаётся только покориться неизбежному.

– Присядь, Катрин, – вздыхает куратор, затем окидывает взглядом мою фигуру. – Оставь юбку, мы тут не за наказаниями…

Как так?! А зачем тогда вообще было тащить меня в спальню? Остальные вопросы можно выяснить и в коридоре. Ведь, несмотря на то, что у нас нет человеческой тяги скрывать обнажённое тело, всё равно считается неправильным разгуливать в натуральном виде.

Я присаживаюсь на край кровати так, чтобы никто не мог зайти сзади, Авиил усаживается на соседнюю, лицом ко мне. Он в задумчивости смотрит на меня, а у меня внутри зреет тревога. Я не понимаю, чего ожидать, и потому начинаю беспокоиться. Ещё немного – и дрожать начну. Так дело не пойдёт! Нельзя дать ему понять, что я боюсь, может быть, он именно этого и добивается!

– Катрин… – вздохнув ещё раз, негромко говорит куратор. – Из школы тебя никогда не исключат.

– Почему? – интересуюсь я, понимая, впрочем, что меня просто ставят в известность, но именно мотив этого мне непонятен.

– Ты находишься под опекой школы, – припечатывает он, и на меня падает небо.

Если я под опекой школы, то это значит только одно: родители от меня отказались, выбросив, как испорченную игрушку. У меня отныне нет родителей, раз я под опекой школы. Мне некуда возвращаться, дома у меня тоже нет. У меня нет больше ничего и никого на всём белом свете, потому что меня выкинули. За что?!

От истошного сигнала я вскакиваю, как ошпаренная. Встопорщив обычно сложенные крылья, едва удерживаю равновесие и быстро заскакиваю в санузел. На щеках чувствуются дорожки засохших слёз, а спать хочется неимоверно. Плеснув на лицо водой, чуть освежаюсь, чтобы молниеносно переодеться в шорты и выскочить на зарядку.

Я проплакала всю ночь после разговора с куратором, хотя при нём держалась. Дело даже не в том, что от меня отказались родители, передав опеку школе, возвращаться мне некуда по другой причине. Блюстители, расследуя отношение ко мне в школе и дома, нашли следы целенаправленной травли со стороны взрослых. И хотя законы Творца они не нарушили, но есть ещё законы ангелов. Именно поэтому родителей у меня больше нет, как нет и дома. Именно это известие и заставило меня так тяжело перенести ночь. Но я справлюсь!

Наверное, детство действительно закончилось, мне не на кого больше опереться, только на себя. Если так подумать, то и раньше с этим были сложности, так что изменилось немногое. Раз родителей забрали блюстители, то я их точно больше не увижу. В чём-то это хорошо – меньше буду бояться, потому что наказания в этой школе, если верить уставу, какие-то странные… Осознание проступка, надо же…

– Все собрались? – интересуется незнакомый ангел, одетый так же, как и мы все.

Я оглядываюсь – вокруг множество одинаково одетых школьников и вот этот вот ангел. Он выстраивает нас ровными рядами, спокойно и не торопясь объясняет, что мы сейчас будем делать и для чего это нужно. Именно это и выглядит для меня странным – он объясняет, добиваясь понимания, что зарядка – это не «ему захотелось», а поможет нам. Необычная школа…

– Ну, побежали, – предлагает учитель, сразу же возглавив колонну.

Откуда-то сзади доносятся крики ужаса, заставляя меня оглянуться. Увидев того, кто приближается к колонне, я сразу же наддаю скорости – это цербер. Демонская зверюга, способная сожрать ангела просто без следа, и именно это страшно. Я бегу изо всех сил, мысли моментально вышибает из головы, поэтому соображаю не сразу. Только услышав отчаянный детский визг, резко останавливаюсь, чтобы ринуться в конец строя.

Девочка раза в два меньше меня визжит, но не трогается с места. Глядя, как огромное чудовище надвигается на беззащитного ребёнка, я больше не раздумываю, становясь перед малышкой. И вот в этот самый момент в мою голову приходит мысль. Ведь я ничего не теряю, правильно? Помереть от страха-то всегда успею. Интересно, ангелы от страха вообще могут умереть?

Взмахнув руками, обнаруживаю, что чудовище исчезло, стихает и визг за спиной. Оглянувшись, обнаруживаю, что и девочка была иллюзией. А основная масса школьников в это время удаляется от меня. Вздохнув от пережитого страха, поворачиваюсь в сторону убегающих, но тут замечаю – ко мне Моника бежит. Изо всех сил бежит ко мне, не обращая внимания ни на что.

– Очень хорошо, – рядом с собой я вдруг обнаруживаю куратора. – Катрин не бросила ребёнка в беде, а Моника помчалась на выручку подруге, несмотря на приказ бежать вперёд. Я всё правильно понял?

– Да! – яростно выкрикиваю я. – Пусть я нарушила приказ, но иначе поступить я не могла!

– И распознала иллюзию, – кивает учитель. – Вам обеим по пятёрке, и можете возвращаться, а остальные у нас ещё побегают, – со злорадными интонациями заканчивает он.

Я удивляюсь, пожалуй, даже сильно – получается, этот результат был ожидаемым, отчего нас отпускают обратно. Это очень хорошо, потому что у меня тогда на полчаса больше, чем у других, а вот Моника… Она сразу понимает, что нам ничего не грозит. Но откуда? Она мысли читает? Но у ангелов вроде бы невозможно прочесть, насколько я знаю… Тогда как?

– Ну что, в душ и встречаемся в столовке? – предлагаю я, на что задумчиво выглядящая Моника просто молча кивает.

Интересно, почему она задумалась? Надо будет осторожно узнать, чтобы не нарушить её личное пространство. Я очень не хочу влезать в чужое личное пространство, чтобы не быть, как… Как мои уже несуществующие родители. Пусть даже я и виновата в том, что случилось.

Пока моюсь, раздумываю над произошедшим. Кажется, вся «зарядка» была какой-то игрой или даже испытанием для всех нас. Значит, Моника и я сумели пройти испытание, а остальные – нет. Что им за это будет? Не знаю… Не скажу, что сильно горю желанием узнать. Сегодня у нас не два, а целых три урока и, скорей всего, будет или занудно, как в прошлой школе, или плакать заставят, как в этой. Хотя в той школе я тоже плакала, правда, никто не видел моих слёз, а здесь…

Интересно, почему никто не смеётся? Не называет плаксой? Не стремится побольнее обидеть? Может быть, то, что было в прошлой школе, неправильно? Или же просто присматриваются, чтобы потом, в самый неожиданный для меня момент, когда я раскроюсь, ударить? Мне трудно судить, да и не хочется, честно говоря. Поэтому я натягиваю на себя униформу, подхватываю сумку и отправляюсь на выход.