Пожалуй, этот вопрос самый серьёзный. Если подумать, у меня нет ни родителей, на которых можно переложить ответственность, ни дома, куда можно отправить в случае исключения, значит, школа будет вынуждена решать все проблемы самостоятельно. Как взрослые умеют решать проблемы, я знаю, но тут нужно учитывать, что этим взрослым я не плоть от плоти, крыло от крыла, значит, сдерживать «души прекрасные порывы» не будут. А сломать можно кого угодно, нам это на уроках уже рассказывали. Может быть, специально для меня и рассказывали.

Значит, нужно изобразить доверчивую – будем смотреть правде в глаза – дуру и делать вид, что ничего не понимаю. Тогда они успокоятся и, возможно, не будут переходить к жёстким методам. Пока что я только и узнала, что ангел может объединиться с человеком, но вот подробности – ещё нет. И для чего это может понадобиться, тоже. А это шанс… Шанс убежать, потому что убежать от всех ангелов уже очень хочется.

Получается у меня, что опять меня обманули. Да, наказаний здесь нет, но вот в рамки всё так же загоняют, и это мне не нравится. Хорошо, что я не раскрылась навстречу, поверив. Некому тут верить, у них – свои цели, у меня – свои, и цели эти никак не пересекаются. Жаль, конечно, но ничего не поделаешь, у меня прав никаких нет. А надежды… Надо было мне человеком родиться, а теперь-то что? Остаётся только смириться…

Ночью мне снятся родители. Не такими, какими они стали, стоило мне пойти в школу, а забытые моменты из раннего детства. Тёплые моменты… Сильные руки папы, добрая улыбка мамы. Почему, из-за чего они изменились? Может, всё же я в этом виновата? Плохо училась или «не соответствовала ожиданиям»? Во сне я плачу, просто плачу оттого, что, получается, сама погубила своё счастье… А проснувшись, осознаю, что подушка мокрая, а на душе тяжело-тяжело, но сигнал не позволяет мне долго раздумывать, и спустя десяток минут я уже бегу вместе со всеми.

Думать на бегу не получается, надо держать дыхание, а ещё не позволять крыльям помогать, потому что за такое будет ещё два дополнительных круга, уж это я точно знаю. Слава Творцу, не на своём опыте. Но дыхание всё стремится сбиться, а этого допускать нельзя, потому что упаду, и придётся повторять во время самоподготовки.

С Моникой с грехом пополам добираюсь до своей спальни, чтобы опасть грудой почти на пороге. Но рассиживаться некогда – нужно в душ, одеваться и на уроки. Сегодня у нас история, этика и… хм… А, вспомнила! Заговоры нас учат плести. У людей была какая-то «магия», не знаю, что это такое, но Творец её отменил. А у нас – «заговоры». Учат нас, как правильно заговорить личные вещи, метлу, чтобы сама мела, ну и для мира людей разные. Сегодня у нас практика, что хорошо, хоть понабиваю руку, мне пригодится.

Идя на завтрак, понимаю, что мыслей в голове нет. Просто совсем нет, отчего хочется сделать какую-нибудь пакость, но я себя сдерживаю. Интересно, что будет сегодня на уроках? Опять придётся бороться со сном или что-то интересное будет?

Почему-то очень хочется, чтобы обняли, погладили по голове, но я знаю, что это сделать просто некому. Родителей у меня отняли, и пусть я сама в этом виновата, на моё внутреннее желание это никак не влияет. Просто хочется душевного тепла, отчего слёзы буквально душат, но я держусь, конечно же. Ещё чего не хватало – расплакаться при всех без всякой причины! Хватит того, что они и так обо мне всё знают. Особенно то, чего я не хотела никому показывать.

Злюсь на себя за то, что показала мягкое нутро. Но я же не знала, что это не норма! Друзей у меня после этого не прибавилось, а жалость соучеников я иногда чувствую очень остро. Может, я обманываюсь, только вот друзей у меня не прибавилось после тех, первых, дней, они будто сторонятся меня, как больную какую-то, и радости это мне не приносит.

Несмотря на ожидания, день проносится как-то молниеносно. Я его совсем не запоминаю, даже кажется – только что же на завтрак шла, а только моргнула – и уже скоро ужин. Нужно складывать книги и идти, тем более что я сегодня без Моники в библиотеке, отчего немного одиноко. Наверное, поэтому я заканчиваю пораньше и, собравшись, выхожу в коридор.

Я к ней привязалась, получается. Вот сегодня она незаметно для меня исчезла из библиотеки, и уже настроения нет. Но у неё же могут быть свои дела? Умом-то я это понимаю, а на душе грустно. Даже и не думала, что такая привязчивая… Наверное, это потому, что раньше таких подруг у меня не было. Моника хорошая, я точно знаю, наверное, увидимся за ужином…

Кажется, Творец решил, что испытаний мне недостаточно. Проходя по коридору мимо кабинета куратора, я слышу голос из-за неплотно прикрытой двери. Подслушивать, конечно, плохо, но голос Моники произносит моё имя, и я против воли останавливаюсь, прислушиваясь, благо мне отсюда хорошо слышно. Ну и, кроме того, я сплетаю руками заговор усиления звука, показанный нам на прошлой неделе на уроках. О чём же говорит с куратором моя подруга?

Вот о чём мне хотела сказать Моника! Слушая её голос и комментарии куратора, я понимаю – нет у меня подруги. Рядом со мной – соглядатай, рассказывающий преподавателям все мои секреты, даже мысли, всё, чем я с ней делюсь. Это открытие бьёт меня больнее, чем все наказания, вместе взятые. Моника рассказывает всё, даже то, о чём мы говорили вне стен школы, спокойным голосом, почти без интонаций, как будто книжку пересказывает, а я внутри корчусь от дикой, просто непредставимой боли.

– Очень хорошо, Моника, – слышу я голос куратора. – Ты отлично справляешься, что отразится в характеристике. Думаю, твои родители будут довольны.

– Благодарю вас, – так же спокойно и даже безмятежно отвечает ему моя… надсмотрщица. – Какие книги ей можно показывать из ограниченного списка?

– Вот эти две, – отвечает ей ангел. – Они наведут Катрин на правильные мысли. Как ты думаешь, девчонка не взбрыкнёт?

– Я удержу её, – в голосе Моники мне слышится обещание. – Даже не заподозрит ни о чём.

– Она должна максимально привыкнуть к тебе, – назидательным тоном произносит куратор. – Ты запомнила?

– Да, ангел Авиил, – произносит девочка, которую совсем недавно я считала своей единственной подругой. – Остальные вас хорошо поняли? Не будут пытаться подружиться?

– Нет, они мешать… терапии не будут, – Творец, с какой же издёвкой звучит это слово! – Ты не опоздаешь?

– Катрин сидит почти до упора с книгами, что-то ищет там… – а вот теперь я уловила едва заметную грусть в голосе Моники, но задумываться над её мотивами не хочу.

Теперь я всё понимаю. И почему у меня нет больше друзей, и почему были эти уроки в начале года. Моих одноклассников, скорей всего, убедили в том, что я нездорова, вот они и брезгуют со мной дружить. А Моника как единственная «подруга» вполне может делать со мной что угодно, как нам рассказывали на уроках манипулирования.

Я делаю шаг от двери и, внутри свернув себя в тугой комочек, иду в сторону столовой. Мне нужно взять себя в руки. Я просто обязана выглядеть и разговаривать, как всегда, но при этом ещё и усыпить бдительность Моники, которая, как оказалось, мне совсем не друг. Нужно держаться до моей комнаты, где я смогу себя отпустить и выреветься наконец. Нужно держаться, хотя хочется просто уйти, как уходят ангелы, когда приходит срок. Но думать даже о таком нельзя, на подобные мысли Творец или его помощники точно отреагируют.

Моника, получается, намекала мне на то, что она обманывает меня каждый день. Наверное, её совесть не позволяет ей спокойно к этому относиться, или же ей приятно было сказать и не сказать мне правду. Я иду, едва переставляя заледеневшие ноги, по направлению к столовой. Мне нужно держать себя в руках, чтобы никто не понял, как мне сейчас больно.

Кажется, сердце вырвали из груди, настолько там пусто сейчас, ведь Моника действительно была моей единственной подругой. Была. Я не смогу ей больше довериться. Она меня предала, как предали родители, как предают все ангелы. Зачем я ангел, зачем? Не хочу… Одиночество волной захлёстывает пустоту в груди, заполняя её холодом. Но я натягиваю на лицо улыбку, усаживаясь за столик в ожидании Моники. Нужно потерпеть совсем немного, совсем чуточку, а потом можно будет выплакаться, ведь я внезапно осталась одна. Совсем одна.