И тут я увидел Царькова. Он целеустремленно двигался ко мне в сопровождении двух широкоплечих мужчин с одинаковыми неподвижными лицами, они выглядели в точности, как агенты ЦРУ в американских фильмах. Смешно, Егор говорил, что хороший агент спецслужбы должен быть незаметен, а если он бросается в глаза, то он агент плохой. Так что, получается, фээсбэшники говорят правду, и в ФР работают в основном придурки? Что они вообще от меня хотят, неужели еще не осознали, что дело о хищении несуществующих денег из несуществующего банка уже рассыпалось, притом окончательно?

Смешная троица приблизилась, и мне стало не по себе. Царьков зло произнес, глядя мне в глаза:

– Гончаров, вы арестованы. В машину. – Он показал на припаркованный рядом «Кинг-Конг» – российский джип, задуманный как альтернатива «Ленд Крузеру», но настолько неудачный, что на этих машинах ездили лишь совсем безнадежные ура-патриоты да представители правоохранительных органов.

Я почувствовал рефлекторное желание подчиниться представителю власти, но подавил его и спросил, стараясь говорить уверенно и чуточку развязно:

– А ордер у вас есть?

Ордер был. Правда, не бумажный, а электронный, но это допускается в особых случаях, когда времени на обычные формальности нет. Царьков передал мне ордер через защищенное соединение. Вроде бы все в порядке – цифровая подпись прокурора на месте, а что еще должно быть в правильно оформленном ордере на арест, я не знаю. Я кивнул и пошел к машине. Один амбал немедленно пристроился сзади, другой вырвался вперед.

Передо мной предупредительно распахнули дверь, и я сел в середину заднего сиденья. Амбалы, как и полагается, устроились по бокам, Царьков разместился рядом с водителем. Джип тронулся и неспешно покатил по Ломоносовскому проспекту.

Царьков обернулся ко мне и произнес:

– На формальности времени нет. Протокол оформим задним числом. Если не хочешь больших неприятностей, отвечай быстро, точно и по делу.

Его лицо прямо-таки излучало важность. Наверное, это дело и впрямь кажется ему очень важным. Мне захотелось сбить с мента спесь (на самом деле он не мент, а эфэровец, но в данном случае это все равно), и я нагло перебил его:

– Я так понимаю, Уголовно-процессуальный кодекс отменили?

– Не умничай! Доумничался уже. Лучше внимательно слушай и отвечай быстро и четко. Вопрос первый: кто?

– Что «кто»?

– Кто организатор?

– Организатор чего?

– Будто сам не знаешь. Кто организовал весь этот беспредел?

Я начал злиться.

– Во-первых, я не умничаю. Во-вторых, в нашей стране принята вежливая форма обращения на «вы». И, в-третьих, я понятия не имею, о чем вы говорите, и какого организатора вы имеете в виду.

– Закончил? – Похоже, мое выступление не произвело никакого впечатления.

– Закончили.

– Вас что, здесь много? – Царьков расхохотался своей шутке. – Мальчик, хватит играть со мной в игры! Мы оба прекрасно знаем, во что ты вляпался. Будет лучше, если все честно расскажешь.

– Ничего не скажу без адвоката, – объявил я и попытался связаться с прокуратурой. Хотел передать им жалобу на незаконные действия следователя, говорят, это помогает, но мне это не удалось. Я потребовал:

– Выключите глушилку.

– Парень, ты не ответил на мой вопрос. А когда на мои вопросы не отвечают, я злюсь.

– А я злюсь, когда со мной невежливо разговаривают. Особенно представители власти. Вначале я поговорю с адвокатом, а потом потребую отвода следователя. А уже потом отвечу на все вопросы. Другому следователю.

– Я не следователь, а опер. Следователи подключатся потом.

– Вот когда подключатся, тогда и будем разговаривать. Царьков глубоко вздохнул:

– В последний раз спрашиваю, говорить будешь?

– В последний раз отвечаю. Буду говорить вначале с адвокатом, потом со следователем.

Я думал, Царьков совсем взбесится, но он удовлетворенно улыбнулся:

– Замечательно. Юноша, вы (он подчеркнул голосом это слово) – дурак. Теперь ты нам все расскажешь, но чистосердечным признанием это уже не будет. И ни один адвокат тебе не поможет. Даже Емельянов-старший ничего не сделает, будь он хоть трехзвездный генерал.

Он ждал, что я спрошу, почему он так думает, но я решил не давать повода к дальнейшему глумлению и уставился в центр лба опера немигающим взглядом. Егор говорил, что такой взгляд выводит из равновесия любого нормального человека менее чем за минуту.

Царьков пожал плечами и отвернулся. Дальше мы ехали молча.

Ехали мы недолго, менее получаса. Я ожидал, что меня повезут в одну из московских тюрем, которые почему-то все находятся в центре города, но, выехав на проспект Путина, джип повернул не налево, а направо. Мы проехали пятое кольцо и, почти у самого МКАДа, свернули, но до Теплого Стана не доехали. Оказалось, что нашей целью было высокое здание из желтого кирпича, одиноко стоящее посреди леса и окруженное бетонным забором с колючей проволокой поверху. Никогда не думал, что в этом здании обитает именно ФР.

Железные ворота бесшумно распахнулись, и мы въехали за забор. Оказывается, внутренняя территория гораздо больше, чем кажется с улицы. Джип немного попетлял по узким асфальтированным дорожкам и остановился у неприметного двухэтажного здания, стоящего почти у самого забора. Мне велели выйти из машины, и я вышел.

Мы спустились в подвал и долго шли по гулким бетонным коридорам, Царьков впереди, я следом, амбалы – сзади. Время от времени мы проходили мимо дверей, все они казались очень массивными (бронированные?) и все были без табличек и номеров. Интересно, как обитатели этого лабиринта находят дорогу в нужное место?

Наконец Царьков остановился около очередной двери, ничем не отличающейся от других. Он не пытался ее открыть, не дергал за ручку, которой не было, не нажимал никаких кнопок, которых тоже не было, он вообще ничего не делал. Дверь распахнулась сама.

За дверью обнаружилось хорошо освещенное просторное помещение. В первую очередь мое внимание привлекло кресло, похожее на электрический стул. Оно стояло в центре комнаты, напротив стола, на котором был (я не поверил своим глазам) стационарный компьютер.

В наше время редко встретишь комп, превосходящий размерами спичечный коробок. Машина размером с большой чемодан, стоящая на столе, должна быть невероятно мощной и стоить около ста миллионов. Я успел удивиться, откуда в этой подвальной тюрьме взялась такая дорогая вещь и зачем она вообще здесь нужна. Но в следующую секунду все понял.

Это нейронный сканер, более известный в обиходе как ментоскоп. Жутко сложное и дорогое устройство, оно является непременным атрибутом шпионских сериалов, но в реальной жизни мало кто из преступников может похвастаться тем, что его допрашивали с помощью такой штуковины. Этого просто не может быть! Я надежно скрыл все следы, у ФР нет оснований для применения ментоскопа! Любой адвокат просто выпотрошит кишки из царьковского начальства за «необоснованное нарушение прав личности при допросе». Да и банальная сетевая кража – не то преступление, для раскрытия которого стоит использовать этот фоб, ведь из пушек по воробьям не стреляют. Вот только… неужели они подумали, что я хакнул их сеть? Не может быть, все было обставлено как банальное разгильдяйство сисадмина, они просто не могли предположить ничего другого!

Царьков подошел к столу. Щуплый молодой человек в расстегнутом пиджаке без галстука (прямо хакер из сериала), сидевший в роскошном вращающемся кресле напротив компьютера, встал и пожал оперу руку.

– Ордер готов? – спросил Царьков.

– Готов, – ответил молодой человек, покопался в груде бумажек на столе, вытащил нужную и протянул Царькову. Через секунду я рассматривал ордер на проведение нейронного сканирования. На основании статьи такой-то УПК Российской Федерации разрешается применение нейронного сканера при допросе Игоря Денисовича Гончарова, ИНН такой-то, подозреваемого в совершении преступления первой степени социальной опасности. Первой степени? Я прочитал эту строчку еще раз. Действительно, так и написано: первой степени. Что же, интересно, мне инкриминируют? Даже убийство – это вторая степень социальной опасности. Я попытался вспомнить школьный курс основ государства и права. Первая степень… насильственное свержение конституционного строя и подготовка к оному… терроризм во всех формах… разжигание межнациональной и межрелигиозной розни, а также сексуальной нетерпимости… пропаганда сатанизма и ваххабизма… измена Родине… больше ничего не могу вспомнить. Я спросил: