Даже когда он был далеко, он не забывал нас и часто писал письма отцу Митрофану, в которых спрашивал о нас и посылал нам благословение. И вот пришла первая Пасха без него. После полуночной Пасхальной литургии, когда мы все спустились в трапезную разговляться, я вдруг услышала телефонный звонок. Побежала и – о Боже! – это он, наш любимый блаженный Иоанн! «Христос воскресе, мой дорогой Архиепископ!» – закричала я. Он поздравлял нас со Светлым Праздником Христова Воскресения. Потом подошел к телефону отец Митрофан и долго говорил с ним. Что это было за нежданное радостное чувство, его забыть нельзя! Ясно, что таким должно быть состояние пребывания в Божией благодати – ликование духа, которое, как говорят Отцы, обычно сопровождается скорбями по зависти демонов. Они, как тени: чем больше света, тем они темнее. Вот почему так перемешаны в духовной жизни радости и печали.

В следующий приезд блаженный Иоанн показал мне свои карманные часы и сказал: «Я не переставлял часы и всегда знал точное время вашего богослужения», и улыбнулся. Что за чудная, утешительная мысль! Он молился вместе с нами, даже будучи так далеко. Поистине – единство душ!

15

Когда после переезда в Сан-Франциско блаженный Иоанн приехал в первый раз в Париж, он, конечно, остановился в своей маленькой келье при нашем храме. Вечером блаженный Иоанн попросил меня прийти и что-нибудь принести ему. Я увидела у него на столе газету, в которой была фотография Казанской иконы Божией Матери. Как-то, еще задолго до того, как мы познакомились с архиепископом Иоанном, мы с мамой прочитали в газетах, что у какого-то антиквара в Англии была древняя русская икона и все думали, будто это и есть настоящая Казанская икона. Риза на иконе была очень дорогая и, конечно, стоила бы немыслимых денег, захоти кто-нибудь выкупить ее обратно для Русской Церкви, после чего она, возможно, вернулась бы на родину. Я была этим заинтригована и всегда хотела узнать, была ли то действительно сама чудотворная икона или нет.

Увидев эту газетную статью в келье блаженного Иоанна, я предвкушала, как теперь уж расспрошу его об этом. Но когда я спустилась, то была так поглощена готовкой и другими делами, что совершенно об этом забыла. После трапезы блаженный Иоанн поднялся в свою келью, а я пошла домой.

Утром я пришла в храм. После чая блаженный Иоанн позвал меня и попросил выгладить покрывало его клобука. Я вошла в его келью и увидела на столе ту же газету, но на сей раз она лежала так, что статьи видеть было нельзя, и я снова забыла спросить его о ней. Но когда я уже собиралась уйти от него, вдруг остановилась на пороге – мне показалось, что я слышу, как он что-то говорит. В этот момент он перевернул газету и как бы невзначай сказал: «Это очень красиво написанная икона и в богатой ризе, но это не оригинал, потому что размеры не соответствуют прототипу...» Я онемела от его прозорливости и вместо того, чтобы спросить об этой иконе и почему он говорил мне о ней, я отважилась только на: «Какая жалость!» Потрясенная до глубин своего существа, я спустилась вниз.

Через несколько дней блаженный Иоанн улетел в Калифорнию, а вскоре покинул нас и отец Митрофан. И мы остались совсем одни, как сироты, без наших дорогих молитвенников.

16

Все мы жалуемся на наши горести, а блаженный Иоанн не жаловался никогда, хотя у него, бедняги, было так много треволнений, и часто даже не из-за себя. Я сама была свидетельницей тому. Однажды мне довелось прийти в храм перед началом службы. Слышу чей-то плач. Удивленная, я тихо поднялась по ступенькам храма и убедилась, что звуки исходили из алтаря. Боковая дверь была приоткрыта, и я заглянула. К моему изумлению, я увидела голые пятки блаженного Иоанна у Престола. Он стоял на коленях, склонив голову на руки, и горько плакал! Я быстро отошла. Невозможно было смотреть на это.

17

Когда еще только открылся наш храм в Париже и блаженный Иоанн был пока с нами, к нам приехал из Швейцарии пожилой человек по имени Григорий (не помню ни отчества, ни фамилии). Он хотел, чтобы блаженный Иоанн рукоположил его во пресвитеры, но Владыка не захотел и сказал, что тот должен еще много учиться. Почему он не захотел этого сделать, выяснилось позже.

Этот Григорий часто читал на клиросе (особенно он любил читать акафисты Пресвятой Богородице). Однажды он читал часы. Блаженный Иоанн совершал в алтаре проскомидию, и боковая дверь была открыта. Меня тогда в храме не было, был один Григорий. Потом он рассказал мне, что тогда произошло. Закончив читать часы, он захотел что-то спросить у блаженного Иоанна и пошел к алтарю. Подойдя же к открытой боковой двери, остолбенел. Он увидел блаженного Иоанна в нетварном лучезарном свете и стоящим не на земле, но сантиметрах в тридцати над нею. Григорий быстро отошел и не мог спрашивать его уже ни о чем, а Владыка продолжал службу, как будто ничего не произошло. Григорий не говорил об этом долгое время. Рассказав же мне, он заставил меня поклясться над Евангелием, что я никому об этом не расскажу до кончины Блаженного. Этот добрый пожилой человек не стал священником, потому что вскоре умер.

Совершенно о таком же случае рассказала мне старая монахиня из Леснинской обители. Когда она и другие сестры жили там, блаженный Иоанн часто подходил к Богоматери Иверской, которую, видимо, очень любил и пред которой часто молился. Однажды, когда он так молился пред иконой, эта монахиня вошла и увидела то самое, о чем говорил Григорий. Блаженный Иоанн был окружен лучезарным светом и стоял не на земле, но над ней!

18

Позднее мы должны были испытать много скорбей и горя. Все даже потускнело в храме. Назначили нового священника, который очевидным образом был проинструктирован не доверять блаженному Иоанну.

В один прекрасный день мы получили радостную весть от отца Митрофана. Он писал, что наш дорогой блаженный Иоанн собирается приехать и хотел бы остановиться в своей келье, которую так любил. Я начала готовиться к его приезду, и вскоре все приготовления были закончены. Мы с волнением ожидали его посещения, пусть и недолгого. Наконец, он прибыл, и я побежала к нему за благословением. Он направился в алтарь, а я поспешила помочь принести его вещи в келью наверх. Потом он вышел из алтаря и захотел подняться к себе. Я спросила: «Ваше Высокопреосвященство, я сейчас сварю кофе. Принести его Вам?» «Нет, Зина, не беспокойся. Я спущусь и буду пить его с вами вместе. Позови меня, когда будет готово».

Через десять минут все было готово. Я поднялась по лестнице из кухни через коридор, что между лестницей и храмом, и позвала Архиепископа. Он вышел и стал спускаться. В этот момент и новоназначенный настоятель вышел из своей кельи, что наверху, и также начал спускаться, но остановился, не дойдя трех ступенек до низа. Строго посмотрев на меня, он сказал: «Его Высокопреосвященство будет пить кофе в своей келье». На это я сразу возразила, что Его Высокопреосвященство специально выразил желание пить кофе внизу. Но настоятель еще строже повторил: «Я говорю тебе, что он будет пить кофе в своей келье. Я здесь заведую, я даю распоряжения!»

Эти слова ударили в меня, как нож, я закрыла лицо руками и замерла, не способная взглянуть ни на блаженного Иоанна, ни на настоятеля. Наконец, я посмотрела на моего дорогого блаженного Иоанна. Он стоял, опустив руки и голову. Через несколько секунд начал медленно подниматься по ступенькам, вошел в свою келью и заперся. Я пошла на кухню, все приготовила, положила на поднос и принесла наверх. Поскольку я не могла войти к нему, то оставила все на столе в соседней комнате. После этого сразу помчалась домой: не могла больше этого вынести. Примерно через час вернулась в храм, отворила дверь и тут же отшатнулась: в коридоре и во всем храме было темно и холодно, как в могиле. Сердце сжалось и сразу мелькнула мысль: благодать оставила нас!