– Хочешь сказать, я не могу никому понравиться? Рожей не вышел? – оскорбился я.

Друг поморщился и крепче сжал пальцы на руле.

– Не мели ерунду. Я к тому, что… Да ладно. Забей.

Я промолчал, надувшись.

– Я бы отправился в полицию, но не уверен, что нам поверят. Я сам не верю в то, что видел на складе.

– Да уж, – тихо проговорил я, остывая и резко сдуваясь, как гелиевый шарик.

– Почему ты крикнул «бежим»? Откуда ты узнал, что эти люди не смогут помешать нам?

Вот что ему ответить? «Фил, понимаешь, вот уже какое-то время я душу во сне голую девушку, и сегодня на складе она подала мне знак бежать». Бред! Я понимал, что он ни за что мне не поверит. Только как самому поверить в то, что те люди не смогли нас застрелить?

– Я пока не знаю, как объяснить.

– Интуиция?

На это я лишь помотал головой.

Фил подъехал к дому, где ему арендовали квартиру.

– Зайдешь? Я найду чего-нибудь выпить.

Мы сидели на полу в кухне, пялясь в окно и отхлебывая прямо из горла. Так вдвоем мы прикончили бутылку виски, но не захмелели. Страх, что нас могли отследить, оставил меня, перед глазами мелькали трупы на складе.

– Мне стыдно, и гложет чувство вины. Они умерли из-за нас, понимаешь? – мой голос надломлено скрипел, словно по паркету тянули стол весом с тонну.

– Или они, или мы, друг, – отсалютовал почти пустой бутылкой Митсон.

– Я не могу принять этот жестокий принцип.

– Это принцип выживания, Дэн. Не мы их убили.

Мрачный тон Фила отдавался чернотой у меня внутри. В желудке после рвоты и спиртного жгло и резало, но мне даже нравилась эта боль. Так я чувствовал себя живым.

– Не мы их убили, но их кровь на наших руках, – упрямо возразил я.

– Думаю, ты знаешь что-то, чего не знаю я.

– Пусть так и остается, Фил.

Он пожал плечами. Друг позвонил девчонке-медику, которая подрабатывала на киностудии. Она согласилась прийти, обработать ссадины и синяки. Произошедшее мы больше не обсуждали: слишком невероятным все казалось.

– Давай посмотрю твое ухо, – предложила девушка, видимо, увидев кровь на моей одежде. Только тогда я вспомнил, что выстрелом мне разорвало мочку.

– Ничего страшного. Зашивать не нужно. Я обеззаражу и залью специальным стягивающим раны средством. Даже знать не хочу, во что вы двое вляпались.

– Спасибо! – подмигнул ей Фил.

– Фил, крест с серьги у тебя?

Друг полез в карман штанов и вывернул его. Тот был пуст.

Я обхватил себя руками, глаза защипало от подступающих слез. Крест подарила ба, и я не должен был с ним расставаться.

– Прости, – дернул плечом Митсон, но по лицу я не заметил, что ему жаль.

– Я поищу потом в машине. Возможно, он выпал, – выдавил я, поднимаясь с пола.

– Сегодня тебе лучше поехать на такси.

– Так и сделаю, – я залпом допил виски, обжигая горло, но не ощущая пьянящего эффекта. Заметил переглядывания друга и медсестры, поэтому поспешил их оставить.

– Дэн? – окликнул он меня, когда я был в дверях. – Спасибо, что не бросил и приехал.

Я криво улыбнулся.

– Ты мой друг. Разве ты не поступил бы так же?

Я вызвал такси и назвал адрес своего нового дома. Меня манил тайник, но я решил сначала осмотреться.

Старый особняк встретил темными окнами. Я вошел, включил свет с опаской, словно боясь, что здесь меня ждет ватиканский служитель или рыжая непонятно кто. Но дом был пуст и мрачно-недоволен своим новым владельцем. Свет тускло мигал, в углах гостевой залы собирались злые тени, заставляя мою кожу покрываться мурашками. Наверху скрипела от ветра крыша. Особняк, словно живой, тяжело, по-старчески вздыхал. Я провел ладонью по шероховатой стене: если хочу здесь жить, то придется провести отопление. После первой ночи в гостиной я проснулся замерзшим. Единственный камин в гостевой зале зимой не спасет.

– Так! – громко рыкнул я дому, словно тот мог понять. – Прекращай пугать и отталкивать, или продам тебя к чертовой матери! Будешь служить музеем. – И мстительно добавил: – Каждый день по тебе будут лазить сотни любопытных туристов, шуметь, топать, сверкать вспышками и действовать на нервы. Хочешь?

Мой вопрос остался без ответа, но свет в прихожей засиял ярче, разгоняя тени, а скрипы тут же прекратились.

После всего, что произошло за вечер, я ощущал себя другим. Словно те события разделили мою жизнь на «до» и «после». Казалось, прежний я остался лежать лужей содержимого желудка на земле возле склада.

Я миновал второй этаж, так как утром везде успел заглянуть, и поднялся на третий. Остановился возле закрытой старой двери. Ее не реставрировали и не меняли, но своей дубовой крепостью она легко могла бы соперничать с современными. Дверь, как мне почудилось, насмешливо скрипнула и отворилась сама.

«Сквозняки или рыжая», – подумал я и шагнул в комнату.

Комнату для ритуалов.

Жесть. Это то знаменитое место, которое упоминалось в каждом туристическом путеводителе Праги. Место, куда не зайти, так как двери опечатаны и закрыты для посещений. Дыра в потолке действительно когда-то существовала, но сейчас о ней напоминали только нечеткие контуры огромного круга на полу да разводы от дождей.

По легенде, так дьявол забрал Фауста. Странно, что через дыру в потолке, а не в полу, например. Летающих дьяволов, кстати, я не видел ни в фильмах, ни в книгах. Кроме, разве что, черта из пражской легенды или «Вечеров на хуторе близ Диканьки» у Гоголя, книгу которого читал на углубленном курсе зарубежной литературы. Напрашивался вопрос: куда он его забрал, на небеса, что ли?

Само овальное помещение напоминало лабораторию злого гения, а пентаграмма на деревянном полу, нацарапанная чем-то острым, дополняла образ. Внутри пентаграммы доски изодраны и покалечены, будто дикий зверь сидел там против воли и хотел выбраться. Решив подробно осмотреть все здесь чуть позже, я вернулся к дубовой лестнице.

Остановившись возле ступенек, присел, прощупывая пальцами старое дерево. Я исследовал каждый сантиметр верхних ступеней, затем спустился и начал снизу. Когда я надавил пальцами на боковую часть третьей ступени снизу, звук вышел глухим. Я простукивал пальцами всю ступеньку и окончательно убедился, что именно в ней есть полость. Надавив и так, и эдак, задумался. Не хотелось ломать такую красоту. Я уверен, что тайник должен быть с рычагом или замком.

Возле перил пальцем нащупал кнопку величиной с горошину, вдавил ее, и ступенька отъехала, открывая нишу с каким-то предметом, завернутым в тряпье и покрытым слоем седой пыли. С осторожностью развернув свой клад, я увидел пухлую книгу и небольшой, но очень тяжелый ларец из неизвестной мне породы камня. Еще там оказался тонкий блокнот, подписанный рукой моей ба.

Ларец не открывался, крышка была запаяна. На одной из продолговатых сторон я увидел отверстие величиной с половину кофейного зерна. К нему подошло бы нечто плоское. Жаль, у меня не завалялось ножниц, чтобы попробовать отпереть его. Я ковырнул скважину ржавой булавкой, которую случайно нашел на софе. Не вышло.

Взял книгу. Необычный переплет: кожа была более мягкой, чем козья, и белее свиной. Я помнил те на ощупь, так как Ба показывала мне отличия. На этой книге точно была человеческая кожа, грубо натянутая на тонкие дощечки. Черт, ужасно мерзко держать такое в руках. Я попробовал отгородиться от ощущения гадливости и открыть.

«Чернокнижие Йоганна Фауста», – прочитал я на немецком первый грязно-желтый лист.

Блеск.

Отбросив здравый смысл и доверившись бабушке, я продолжил бегло просматривать рукопись, перелистывая страницу за страницей.

«Магия естественная и противоестественная. Часть первая, именуемая «Тройное заклинание Ада» Пассау. 1505 год.

Вступительное слово.

Кто захочет предаться этим духам, тот прежде должен хорошенько проверить, сможет ли он из этого извлечь пользу, иначе все его усилия будут напрасны. Посему когда ты будешь вызывать какого-либо духа, ты должен знать, для какой цели он тебе нужен, ибо духи не одинаковы. Если ты будешь просить денег – либо в виде клада, либо как иначе, – то тебе лучше вызывать Асиэля на развилке дорог, чем в известных местах. Но при этом заметь, что никакой дух тебе не явится, если ты недостаточно хорошо разбираешься в Священном Писании. Нужно, чтобы ты: