Городская поэма В городе, что от жира Часто сходил с ума, Сталинского ампира Высились терема. Вид из окна был соткан Кровью «святых» основ: Зубья семи высоток Вместо семи холмов. Выхлопами распорот, Хлопьями снега сшит, Этот помпезный город Стал только тем знаменит, Что на доске из клеток, Пешкою сделав шаг, Ходки всех пятилеток В сумме слагались в шах Памяти, чья шкатулка Знала почти на зубок Каждый излом переулка, Каждый его завиток. Каждый дом, где с нахрапом Время наверняка Влажной побелкой на пол Падало с потолка. Город играл азартно В розу семи ветров, Но состоял из асфальта И проходных дворов. Из кутерьмы, из мрака, Из коммунальных ссор, В стиле того «Баракко», Что уцелел с тех пор. Пробками сплошь забитый, Город был окружён, Будто Сатурн орбитой, МКАДом со всех сторон. Бился в угаре с горя И от обид лютей, Кольца сжимал на горле Каждой из площадей. В городе было трудно Противоречить судьбе И отыскать друг друга В многолюдной толпе. И, укрощая гонор Разноголосых шумих, Был этот зимний город Только для нас двоих. Но возводя улыбки Судеб в квадрат беды, Город скрывал улики И заметал следы. Строился, расширялся, Каялся, предвещал… В прошлом – не умещался, Прошлое – не умещал. С кем бы ни спорил: с теми, С этими – всё равно: Вмиг вырастали стены, Тенью затмив окно Истины, что не ложь ведь, Но, чтоб не слиться в тень, Нужно очистить площадь От равнодушных стен. Город склонял к авантюрам. Он добивал живьём. Тайных и явных тюрем Было немало в нём. В камерах мыслей чёрных Сердце спешило скорей Сделать для заключённых — День открытых дверей. Будто бы в окна пряжа, Ловко вплетались мы В тему того пейзажа, В изморозь той зимы. Вскоре нам стало тесно В рамках имперских вех, Как дрожжевое тесто, Мы поднимались вверх. Снежная крошка липла К мокрым воротникам, Выпрямив шахтой лифта Белую вертикаль. Тщетно мечтая в стужу Город перебороть, Ночь возвышала душу И окрыляла плоть. Оторопью вокзала Нам диктовала страсть Вечный сюжет Шагала, Что не давал упасть. С бытом вступая в сговор, Новый обжив объём — В нас растворялся город. Мы растворялись в нём. Сокольнический круг
Это мои юношеские стихи, написанные 40 лет назад. Казалось бы – надо стесняться. Но в них всё уже заложено: и форма, и звук, и основные эстетические ориентиры… Сокольнический круг. Исхоженный маршрут. Кинотеатр «ЛУЧ» и парк немноголюдный. Характер ноября неимоверно крут: То оттепель, то хмарь, то smok, то ветер лютый… Сокольнический круг. Водителей зевки. Часы над мостовой напоминают бубен. И прячутся в душе, как тёплые зверьки, Гадания о том, что было и что будет. Покрыто слоем льда трамвайное кольцо. Ноябрь обглодал деревья и афиши. Охотничьи дворы мне кашляют в лицо, К прохожим недобры их сгорбленные крыши. И думаешь: «А вдруг раскручена не зря Рулетка ноября, чьи ставки так неброски?» Сокольнический круг при свете фонаря, Как без поводыря – слепой на перекрёстке. Позёмку стелет снег, но всё, что ей дано, — Бежать по рельсам вслед, как будто кровь по жилам, Когда ночной трамвай торопится в депо, Гуманность проявив к последним пассажирам. Прудов Оленьих грусть слилась с моей судьбой, Но мне знаком тот путь, я – стреляная птица… Сокольнический круг помог мне стать собой И на круги своя однажды возвратиться. Трамвай № 7 трамвай трамвай трамвай скорей скорей скорей седьмой седьмой седьмой бегом не отставай давай давай давай народ народ народ а ну ещё чуток а ну ещё малёк а ну ещё разок не стойте у дверей пройдите же вперёд упёрся как баран ведь это вам не то ведь это вам не там ведь это не такси оплачивай проезд нашёлся моралист да сам ты педераст а ведь товарищ прав на линии контроль хоть место уступи прошу не кантовать мне скоро выходить могу и звездануть вот это молодёжь что ждать теперь от них ещё очки надел налил шары и рад нажрался так молчи бесстыжие глаза ну ладно мне пора мне тоже до метро а мне через одну вставай вставай вставай в стекляшку и домой да здравствует трамвай! да здравствует седьмой! |
