– Пошел вон! – огрызнулся Огастус.
Генри, широко раскрыв глаза, тут же вышел из комнаты.
Небольшая передышка позволила Белле все обдумать, но ее мозг все еще не воспринимал информацию и не мог разобраться в произошедшем. Она боялась верить.
Огастус поднялся со своего кресла и подошел к Белле:
– Попробуешь уйти с этим человеком, и ноги твоей больше не будет в этом доме!
Эта угроза произвела обратный эффект. Белла тут же вскочила, думая: «Это именно то, о чем я мечтаю!»
– Я думала, Изабелла, что ты уже успела понять, как глупо сбегать с незнакомыми мужчинами. Клаттерфорд… Кто это вообще? – съязвила Лусинда.
В своем желании уколоть побольнее Лусинда не добилась успеха: ее слова абсолютно никак не подействовали на Беллу. Неоднократно упоминая о мистере Клаттерфорде, ее прабабушка писала, какой он прекрасный адвокат, как хорошо ведет ее дела, какой он надежный и добрый. Рассказывала о его очаровательной семье и о его пяти внуках. Пыталась ли прабабушка таким образом подготовить Беллу к этому моменту?
Почему же она не сказала ей все прямо?
Естественно, предугадать свою кончину леди Рэддолл не могла, и, возможно, не была уверена в том, что ее письма Белле доходят в целости и сохранности. Она могла опасаться, что Огастус найдет способ сорвать ее план.
Однако Белла все еще была начеку. Если Огастус изгонит ее и окончательно отречется, то больше никогда не примет назад. И если намеченный план провалится, то ей негде будет больше укрыться.
– Видите, – усмехнулся Огастус, – она совсем не понимает, что происходит, просто выжила из ума. Я не допущу, чтобы она покинула этот дом.
Белла быстро пришла в себя и сделала то, что должно.
– Видимо, я и правда не в своем уме, раз так быстро приняла столь серьезное решение, брат, но я его приняла и собираюсь уйти. Я возьму с собой только то, что мне необходимо.
Подхватив свою вышивку, она направилась к двери – от переживаний сводило живот, и она приготовилась к тому, что Огастус попытается ее схватить и не дать уйти. Он это и сделал – двинулся в ее сторону, протягивая руку, больше похожую на клешню. Несколько лет назад в Лондоне на него напали и ранили. Это было прискорбно, но по какой-то причине он был уверен, что это тоже вина Беллы.
Она нашла в себе мужество и посмотрела ему прямо в глаза – это был вызов. Даже если все это обернется катастрофой, этот момент того стоил. Он уставился на нее, его одутловатое лицо так покраснело, что казалось, будто вот-вот взорвется.
Белла обошла Огастуса и поторопилась к двери. Но едва закрыв ее за собой, она прислонилась к стене, дрожа, словно от холода. Она слышала, как Огастус и Лусинда кричали на Клаттерфорда. Их ярость доказывала, что все это происходило на самом деле. Двери ее тюрьмы были открыты, и даже если они вели в ад, то она пройдет через них.
Белла помчалась по коридору к своей спальне, но потом остановилась и свернула на лестницу для слуг, ведущую на кухню. Она прервала возбужденный разговор, тему которого и так знала.
Все слуги уставились на нее, широко раскрыв глаза и насторожившись. Белла поняла, что они боятся: ее просьбы могли навлечь на них неприятности. Они всегда находились в неловком положении: Белла была полноправным членом семьи, но при этом лишена почти всех удобств. Большинство из слуг трудились здесь еще до скандала, и им было сложно изменить привычную манеру поведения.
– Я покидаю Карскорт, – сказала она им. – Немедленно. Мне нужно несколько саквояжей или небольшой сундук. Раньше у меня было несколько…
– Надеюсь, вы отправитесь в лучшее место, мисс Белла, – сказала экономка после долгой паузы.
Белла поняла, что люди волнуются за нее, и смахнула накатившие слезы.
– Мне оставили в наследство немного денег… – Пытаясь прикинуть в голове точную сумму, она так и не смогла этого сделать. – Мне придется уехать как можно скорее.
Все слуги с тревогой посмотрели на Беллу, затем Генри сказал:
– Я принесу ваш саквояж в вашу комнату, мисс.
Служанка Лусинды прикусила губу, но так и не предложила помощи. Только Джейн, горничная, гордо вскинув голову, сказала:
– Можете рассчитывать и на мою помощь, мисс.
Вернувшись в свою комнату, Белла вытащила все вещи из платяного шкафа и комода. Ее пожитки были невнушительных размеров, но достаточно большими, чтобы не влезть в маленький саквояж, и вряд ли они вообще стоили того, чтобы за них переживать. Белла надеялась, что вскоре все эти обноски (которые, впрочем, стоили ей немалых трудов) будут больше не нужны, и она купит себе новую модную одежду.
Насколько большим было ее наследство? Поскольку леди Рэддолл предполагала, что Белла покинет Карскорт, по всей видимости, этого должно хватить хотя бы на еду. И все же, какое? А новые корсеты, шелковые чулки, ленты, парфюмированное мыло?..
Пока они с Джейн упаковывали все ее нижнее белье и два из четырех переделанных платьев, Белла грезила о магазинах.
Последними в саквояже оказались толстые пачки писем от прабабушки, включая «приложения».
Когда леди Рэддолл узнала, что Белла получает ее письма распечатанными, она стала иногда вкладывать в них еще «приложения» – письма от некой леди Фаулер, которая утверждала, что пытается реформировать аристократическое общество, раскрывая его грехи.
Не могу представить, чем эта сумасшедшая женщина пытается помочь, распространяя истории о проступках в высшем свете, – писала леди Рэддолл. – Но ее письма очень забавны, особенно для тех из нас, кто не может лично посетить Таун. Хотя, к сожалению, сегодняшние негодяи редко идут в сравнение с теми, что были в годы моей юности, но некоторые из них подают надежды. Маркиз Эшарт – весьма хорош собой, он время от времени приезжает в Уэллс, чтобы навестить своих двоюродных бабушек. Граф Хантерсдаун – очаровательный плут. Рассказы о подобных мужчинах – еще одна причина почитать эти письма, моя дорогая. Когда-нибудь ты освободишься из своей клетки, но это злой мир, и некоторые его пороки явятся тебе в красивой упаковке. Я бы не хотела, чтобы ты снова попала в ловушку.
По правде говоря, Белла вовсе не сбегала с красавцем Саймоном Нейскортом, но она согласилась на свидание с ним, и это ее погубило.
Поначалу письма леди Фаулер скорее шокировали Беллу, нежели забавляли. Девушка считала себя умудренной опытом, но думать так в семнадцать лет было глупостью. Белла, конечно, не знала о некоторых пороках, описываемых леди Фаулер, и считала крайне неправильным то, что такое могло происходить в обществе пэров и членов парламента. Не говоря уже о том, что и высшее духовенство таким не гнушалось.
Гневно осуждая всеобщую несправедливость, леди Фаулер также писала, что по закону у женщин очень мало прав, в отличие от мужчин, которым предоставляется полное господство над ними. В этом Белла ощущала духовную близость с автором писем. Она поняла, что теперь, по всей видимости, сможет пожертвовать небольшую сумму в фонд леди Фаулер, занимающийся улучшением морального облика лондонского света.
Поблагодарив дорогую прабабушку, Белла поцеловала последнюю пачку писем леди Рэддолл и положила к остальным упакованным вещам.
– Вот и все, – сказала она, поднимаясь, чтобы запереть собранный саквояж.
Взглянув на часы, Белла поняла, что прошло уже более получаса. Девушка испугалась, что за это время ее брату и сестре удалось отговорить мистера Клаттерфорда от намеченного плана. Надев шляпу поверх своего простого чепца, она закрепила ее длинной булавкой, схватила тонкий плащ и заштопанные перчатки и поспешила обратно в маленькую гостиную.
Спустившись, Белла обнаружила мистера Клаттерфорда в одиночестве, наслаждавшегося чаем с булочками. Заметив ее, он сказал:
– О, вы готовы? Отлично. – Затем поднялся, вытирая салфеткой масло с губ. – У сэра Огастуса и вашей сестры возникли неотложные дела, но я думаю, мы сможем обойтись без прощаний, правда?
