— Лука много с тобой разговаривает, не так ли? — Тихо спрашиваю я. — Он много тебе рассказывает.
— Наверное, больше, чем следовало. — София протягивает мне одну из чашек. — Но не то, чтобы у него были близкие друзья. Все, кого он знает сейчас, могли бы стать соперниками, если бы ветер изменился. Его единственный лучший друг оказался предателем. В наши дни он терпеть не может подпускать слишком многих слишком близко. Он хочет, чтобы я была его напарницей, и я счастлива быть. Сначала я не хотела быть частью этой жизни. Но Лука знает, с чем я могу справиться, а о чем предпочла бы не слышать. И я смирилась с тем, что это то, для чего я предназначена. У моего отца была причина отдать меня Луке, и я не жалею о его выборе. Временами это было болезненно, но также принесло мне много любви и радости.
Ее рука опускается к нежной выпуклости живота, когда она произносит последние слова, и я чувствую стеснение в груди. Я не хочу дарить Виктору сына, но в то же время мысль о том, что у меня никогда не будет собственного ребенка, причиняет боль. Я никогда не ожидала, что полюблю своего будущего мужа, но я всегда с нетерпением ждала возможности завести детей, стать матерью. В каком-то смысле я такая и есть, но какая-то часть меня чувствует пустоту при мысли, что я, возможно, никогда не буду носить своего собственного малыша.
— Давай выйдем на улицу, — мягко говорит София. — Я не хочу оставлять Ану надолго. С тех пор, как мы здесь, ей все труднее. Ее ничто не отвлекает, и она плохо питается или делает что-либо из того, что рекомендовали ее врачи. И я не могу заставить ее. Она…
— У нее депрессия. — Я следую за Софией к задней двери, чувствуя, что очень сильно понимаю чувства Аны. Я мчусь в том же направлении. Необходимость сохранить все вместе для Аники и Елены, это единственное, что действительно удерживает меня от погружения в такую же темноту.
— Да. — София глубоко вздыхает. — И я не знаю, что для нее сделать, кроме как попытаться отвлечь ее. Короче, сегодня мы сидим в саду и разговариваем. Это лучшее, что я могу придумать, застряв в этом доме.
Она толкает дверь и затем останавливается как вкопанная. На секунду я думаю, что случилось что-то плохое, а затем я слежу за ее взглядом и понимаю, на что она смотрит.
Лиам сидит на одном из кованых стульев, окружающих каменное очаговое гнездо, наклонившись вперед и слушая что-то, что говорит Ана, его зеленые глаза блестят. С тех пор как он здесь, у него начала расти щетина на верхней губе и подбородке, и это ему идет, заставляет его выглядеть старше. Никто из нас не может слышать, что они говорят, но ясно, что он зациклен на этом, что бы это ни было. Все его внимание сосредоточено на ней, и на лице Аны застенчивая улыбка, ее руки переплетены в кашемировом одеяле, прикрывающем колени.
— Я была уверена, что он уйдет, как только разведет костер — шепчет София. — Я думаю, они просто разговаривали все это время.
— Ана, кажется, не возражает.
— Нет, но… — София поджимает губы, ее брови хмурятся. — Она сейчас такая другая. Ты не очень хорошо знала ее раньше, но ты встречалась с ней несколько раз. Она никогда не была раздражительной, никогда не была тихой. Особенно с мужчинами.
— Я определенно поняла это, когда мы несколько раз все вместе тусовались. — Я наблюдаю за ними обоими, чувствуя что-то внизу живота, настолько незнакомое, что сначала не могу подобрать этому названия. Когда я наконец это делаю, я чувствую себя ужасно виноватой.
Это ревность. Лиам смотрит на Ану так, словно смакует каждое ее слово, его влечение к ней написано каждым дюймом его лица, его зеленые глаза нежны и добры. Ни один мужчина никогда не смотрел на меня так, как будто он хочет слышать каждое слово, которое слетает с моих губ, как будто он хочет лелеять меня, защищать меня, обожать меня. Даже в самые собственнические моменты в Викторе есть жестокость, безжалостность, которая никогда не исчезнет. И я не знаю, хотела бы я этого. Меня заводит его грубость. Он отличается от всех мужчин, которых я когда-либо знала, пугающий и волнующий одновременно. Но прошлой ночью я почувствовала намек на эту нежность, услышала ее отблеск в его голосе и, увидев, как Лиам смотрит на Ану, я снова начинаю жаждать этого. Я хочу этого от своего мужа. Я хочу этого от Виктора, и я знаю, что никогда не смогу этого получить.
Получить представление об этом было хуже, чем никогда не видеть его вообще. И это причиняет боль больше, чем я могла себе представить.
— Ей нужно быть осторожной, — тихо говорю я, не в силах скрыть горечь в своем голосе. — Он ей не подходит.
— Он мог бы подойти. — София все еще наблюдает за ними обоими. На ее лице нет ревности, но с чего бы ей быть? Лука обожает ее. Он тоже порочный человек, но не тогда, когда дело касается его жены. Больше нет. Он сожжет мир дотла, чтобы защитить ее и их ребенка, но он никогда бы и пальцем не тронул ее, если бы она этого не захотела.
Я знаю, что они играют в те же грубые игры, в которые Виктор любит играть со мной. Но София хочет этого сейчас, без оговорок. Она приняла Луку таким, какой он есть, и любит его в любом случае.
Но Лука и Виктор отличаются во многих отношениях.
— Он глава преступной семьи. — Я качаю головой. — Она такая уязвленная, ты действительно думаешь, что он подойдет ей? Тебе не кажется, что тебе следует сказать ему, чтобы он держался подальше?
— Это не мое дело. Если кто и скажет это, то это будет Лука. Я могла бы кое-что сказать Луке, но… — София указывает на них двоих. — Он даже не пытается к ней прикоснуться. Это безвредно. И посмотри на ее лицо. Такой счастливой я ее не видела с тех пор, как… — Она замолкает, но я знаю, чего она не договаривает. — Я не могу отнять это у нее, — просто говорит София. — Это безвредно, я уверена в этом. В любом случае, Лиам в конечном итоге женится на ком-то, кто поможет его положению, точно так же, как и любой другой лидер одной из семей. Вероятно, на дочери одного из других высокопоставленных членов Королевской семьи, чтобы гарантировать союзника, если кто-нибудь когда-нибудь будет возражать против того, что он занял место своего отца раньше своего брата. Это несерьезно.
Я помню, что у меня были те же мысли, когда Макс наблюдал, как Саша идет по коридору, его лицо раскраснелось от очевидного влечения. Безобидная влюбленность. Что-то, чтобы ей стало лучше. Но что-то глубоко внутри подсказывает мне, что то, как Лиам смотрит на Ану… нечто большее.
София пользуется этим моментом, чтобы выйти в сад, но я не могу себя заставить.
— Я собираюсь подняться и проверить Анику и Елену, — быстро говорю я, отступая.
— Ты уверена? — София смотрит на меня с беспокойством. — На улице хорошо у огня, я обещаю. И, может быть, тебе не стоит оставаться одной…
— Я не буду, — твердо говорю я ей. — Я буду с девочками. Дай мне знать, если кому-нибудь из вас что-нибудь понадобится. — Последнее я произношу так убедительно, как только могу, пытаясь подтвердить свою позицию ответственной за управлением домом. Какой я должна быть, как жена Виктора. Не слабой и испуганной, на грани того, чтобы в любой момент разрыдаться и погрузиться в место, более мрачное, чем любое, в котором я когда-либо была раньше.
Это не та женщина, которой я являюсь. Не та женщина, которой меня воспитали, и не та женщина, на которой он женился. Если я собираюсь настаивать, чтобы он придерживался рамок нашего брака, как это было оговорено, мне нужно сделать именно это.
Стать матерью его детей. Вести его домашнее хозяйство. Ложиться с ним в постель только тогда, когда это необходимо, чтобы подарить ему наследника.
И забыть обо всем остальном.
9
КАТЕРИНА
Аника спит, когда я тихо вхожу в ее комнату. Она все еще выглядит маленькой и хрупкой, лежа там, но я вижу, что на ее лицо вернулась значительная часть румянца. Она выглядит значительно лучше, чем когда мы привезли ее сюда, и впервые с тех пор я чувствую, что мне не нужно беспокоиться о том, выживет ли она после ранения. Я знаю, доктор сказал, что ей еще многое предстоит вылечить, но облегчение, которое я испытываю, видя тепло и румянец на ее лице, ощутимо.