Из небольшого помещения за зданием интерната беру инструменты и иду подметать асфальтированные дорожки. Из-за ветра пыль разносится во все стороны и это доставляет определенные неудобства. Мимо проходит группа школьников и один из них выкидывает стаканчик прямо мне под ноги. Вскидываю брови от такой наглости и уже собираюсь сказать школьнику, чтобы он подобрал, но меня опережают.
– Эй, Пит, не хочешь выкинуть свой стакан в бак с мусором? – Элис останавливается.
– В чем проблема, Элис, это его работа – убирать за нами. Я же не вправе забирать чей-то хлеб.
– Но ты можешь вести себя не как наглец, а поднять свой стакан?
– Я похож на благодетеля? Прости, милая, но я выше того, чтобы помогать таким как он.
Элис недовольно морщинит нос и фыркает, а после подходит ко мне и поднимает стакан, который кинул ее знакомый. Что это за жест благотворительности, неужели она думает, что меня задобрит эта ее помощь. Нет уж, сестренка, ты все равно умрешь.
– Не обращай внимания, – она выкидывает стакан в мусорку. – Он злится, из-за проблем с учебой.
– Бывает.
– Не хочу, чтобы у людей было негативное мнение о нас, – она садится на скамейку рядом. – Такие люди как он, портят нашу репутацию.
Невольно улыбаюсь. Сажусь рядом с ней, откладывая работу на потом. Элис молчит, как и я и мы просто смотрим на бабочек, которые кружили над кустами сирени. Что-то заставляет меня почувствовать себя странно, и я не сразу понял, что. Но только потом обращаю внимание на то, что Элис одна без своей сестрички, а я думал, что двойняшки настолько связаны друг с другом, что не могут сделать ни шага в сторону. Это как пара носков, где один без другого не имеет никакого смысла.
– А где Джена? Я думал, вы ходите только вдвоем.
– Я не знаю. Она злится на меня, – Элис смеется и закатывает глаза. – Считает, что я слишком болтлива и ветрена, но разве это плохо? Думаю проблема в ней и это она слишком тихая.
– Вы с ней очень разные.
– Она слишком… серая? Если бы не я, она бы не смогла здесь продержаться ни дня. Но она этого не понимает.
– Возможно, она просто переживает за тебя? Кто знает, какая опасность может поджидать за углом. Вы же должны приглядывать друг за другом.
– Не говори глупости. Приглядываю я за ней. Ты ее видел, она же просто мышка. Я защищаю ее от таких людей как Пит, а за это она должна быть благодарна мне и просто быть моей опорой. Разве я не права?
– Я не знаю.
– У тебя нет братьев или сестер? – этот вопрос застает меня врасплох.
– Я рос один, – надо перевести тему. – У вас скоро поездка в лагерь?
– Да! Я так сильно этого ждала, – ее глаза заблестели, и голос явно оживился. – Не знаю точно, но говорят, там будет много интересного.
– Вы едете с этим вашим французом?
– Да, с Мистером Вудом. Мы хотели отблагодарить его за то, что он нас так хорошо подготовил к поездке, но сам понимаешь, мы тут в четырех стенах мало что можем, – Элис смотрит на меня и улыбается. – Не хочешь помочь?
– Чем? Я вроде не благодетель.
– Ты мог бы оформить нам заказ и доставку, а все расходы я беру на себя, – Элис жалобно кривит губки. – Ну, пожалуйста.
– Ладно, хорошо. Мне не сложно сделать один звонок.
– Спасибо! – Элис подскакивает с места и обнимает меня, чуть не повалив на землю.
И что я должен делать? Обнять ее в ответ? Мои руки торчат из-под ее рук, словно две маленькие ветки, которые вставляют вместо рук снеговикам. Я не помню, когда меня в последний раз обнимали, и обнимали ли вообще. Помню, что санитары ограничивали мне движения своими телами во время моих приступов, но это не было похоже на объятье, а скорее на судорожную борьбу на выживание (по крайней мере, для меня каждый такой раз был выживанием). Помню, как Томас похлопывал меня по плечу в знак поддержки, хоть это и было приятно, но далеко до того, что я испытывал в данный момент. Это похоже на кусочек тепла холодным зимним вечером, что сначала касается кожи, а потом постепенно пробирается все глубже, переворачивая каждый миллиметр наоборот.
– Деньги занесу чуть позже, – Элис подмигивает мне и уходит в здание, в то время как я продолжаю сидеть на лавке, стараясь сложить кучу всего в голове в опрятную стопку.
Почему я вообще согласился помочь? Должно быть наоборот, я ведь хотел все испортить, а в итоге буду заказывать Декстеру пирожные от любимых учеников. Пахнет каким-то бредом – я должен планировать план убийства, а не выбирать крем для какого-то странного мужика. Боже, Кевин, куда ты скатился. Еще и Элис, появляющаяся внезапно и вываливающая на меня их проблемы с Дженой. Я ненавижу своих сестер и хочу их убить, и я ни за что не сойду с этой дорожки. До прихода в интернат, мой план казался мне максимально простым – прийти, подождать, убить, сдаться. А что теперь? Моя будущая жертва обняла меня. Хотя это ничего не изменит.
Заканчиваю работу во дворе и теперь снова иду закурить, перед финальной уборкой на третьем этаже. Усаживаюсь на излюбленную шину и готовлюсь погрузиться в свою забитую мыслями голову, но легкий вой ветерка сменяется на голоса и даже крики. Не сразу понимаю, откуда звук, но поднимаю голову и вижу открытое окно. Голоса знакомые, но сопоставить звук с образом оказывается сложнее, чем я думал. Первый голос – взрослый мужской, второй – молодой – женский. Решаю перестать концентрироваться на воспроизведении образов и ориентироваться просто на суть диалога.
– Ты не можешь отказаться от этой поездки, это играет важную роль в твоем будущем, – вероятно, это кто-то из учителей, потому что окно было открыто на втором этаже, а там как раз располагаются кабинеты.
– Я не поеду с ним! Насколько бы важно это ни было, – голос срывается на крик. – А если ты заставишь меня находиться с ним в одном помещении, я убью его и неважно как, – не могу определить была ли это шутка и отчаянный порыв, потому что за этой фразой смешка не последовало. – Я не шучу. Мне некомфортно с ним и если потребуется, я сделаю это.
– Хейзел, пожалуйста, успокойся. Декстер Вуд очень хороший специалист и, несмотря на ваши разногласия, он готов помочь тебе с предметом, – вот и предмет всеобщего обожания, похоже кому-то он знатно насолил, что его хотят убить, например мне.
– Ты меня не слышишь. И более того, не хочешь слушать.
Ссора заканчивается хлопком двери, а мне лишь остается сделать соответствующие выводы и воспользоваться нужной информацией. Если не я один желаю, смерти Декстеру Вуду, то может и удастся незаметно убрать его. Сигарета так и остается не подожженной, и я убираю ее обратно в пачку, ведь сконцентрироваться в этот раз помог мне вовсе не никотин. Если так посмотреть, меня никто не будет подозревать, ведь я здесь недавно и никаких разногласий с ним у меня нет, а вот Хейзел встанет под подозрения. Идеально.
– Привет. Можешь, пожалуйста, к вечеру привезти в интернат Эмерсона торт, крысиный яд – слышу тяжелый вздох на другом конце провода. – И пачку сигарет. Деньги будут на месте.
Есть ли у меня сомнения? Конечно, есть, но я бы ни за что не рискнул своим планом из-за какого-то странного мужика. В какой-то момент я задумываюсь о том, что если я убью его, то меня вычислят быстрее, чем я успею убить еще кого-либо. Я просто сделаю это, а потом уже надо будет решать, что делать дальше. Возможно, мне придется убить двойняшек на следующий день, чтобы меня не осудили раньше времени. Но с большей долей вероятности ничего не сработает и сложится как-нибудь, но назло мне. В конце концов, я даже не знаю этого мужчину и видел его сегодня первый и последний раз, так и с какой стати мне беспокоится о нем и о его благополучии. Ему просто не повезло оказаться здесь и встать у меня на пути. И вина тут вовсе не на мне, а целиком на нем. Это он решил помешать мне и увезти моих сестер неизвестно куда. Он для меня просто препятствие, которое я с легкостью преодолею
Солнце прячется за соснами и сквозь густую крону виднеются проблески света. Во дворе становится тихо и с каждым пропадающим проблеском людей все меньше. Наблюдая за этими лучами, которые переливаются за ветками, мне так спокойно, что хочется стать одним из этих лучиков и не беспокоится больше ни о чем. Небо окрашивается в огненно-рыжий, и вдали можно заметить пролетающий мимо самолет. Кто-то сейчас улетает из этого города в поисках новой жизни. Чуть позже они привыкнут к новому дому и новому городу, и может даже не вспомнят от чего они бежали, и я мог бы поступить также, но я бы не смог бы просто сбежать, оставив свою семью радоваться тому, что меня больше нет. Я хочу кричать на весь мир, что я существую, я хочу, чтобы они это услышали. На небе блеснула первая звезда, и это было для меня своеобразным символом удачи. Каждый раз, когда я видел на небе первую звезду, я говорил себе, что этот день прожит и следующий будет только лучше.
