– Да, мне нравится, что тут много воздуха. Хотя иногда так душит присутствие сестры, – Элис поправляет почти белые пряди длинных волос и оглядывается по сторонам.

Воздуха? Неужели они тоже видит это. Неужели они ощущает это подсознательно также как и я. Внутри меня будто что-то проснулось. Как же долго приходилось объяснять Томасу, как я вижу количество воздуха, и как же долго я не понимал, что другие этого не ощущают. Я словно снова десятилетний мальчик услышавший, что он нормальный.

– Беккер! – мы одновременно обернулись на голос, доносившийся с лестницы. – В столовую, живо.

Высокая девушка с чрезмерно пышными волосами хмуро уставилась на меня, прожигая взглядом. Несмотря на то, что она выглядит немного старше остальных, на ней всё равно надета форма интерната. Ее руки скрещены на груди, и она явно не собирается уходить пока Элис не выполнит ее приказ.

– Похоже, я засиделась, – Элис пожимает плечами.

Она поднимается с дивана и идет в сторону лестницы к недовольной старшекласснице, которая до сих пор не спускает с меня взгляда. Вот и стервозные волчата, что норовят впиться в горло чужака. Как только Элис спускается вниз, незнакомка в последний раз окидывает меня взглядом и уходит вслед за ней. Будет еще более забавно, если сестрички будут знать меня. Каково будет их выражение лица, когда однажды они увидят меня в ином свете. Страх смешанный с непониманием и самый вкусный напиток вприкуску с местью.

Заканчиваю свою работу ближе к вечеру, теперь нужно дождаться ночи, чтобы отправиться в библиотеку. В ящике было слишком мало занятий, и именно тогда Томас привил мне любовь к чтению. Когда я дочитывал одну книгу, он тут же приходил ко мне обсудить прочитанное, а после приносил что-то новое. Это переросло в какую-то игру и с каждым разом я старался читать быстрее и даже заучивал некоторые отрывки, чтобы цитировать их Томасу. Он всегда говорил, что я очень умный ребенок, а я всего лишь хотел впечатлить его.

Возвращаюсь в свою комнату. Хотел поговорить еще немного с Тедом, но его работа в саду занимает чуть больше времени, поэтому до ночи я предоставлен сам себе. На небольшой тумбочке пылится «Последний день приговоренного к смерти» Виктора Гюго. Помню, как Томас подарил мне эту книгу на день рождения. Он утверждал, что как только я ее прочту, то у меня тут же появится тяга и любовь к жизни, но он снова ошибся. Несмотря на то, что книга не оставила никакого следа на моей душе, я ее очень люблю. Где бы я ни был, она всюду со мной и периодически я даже люблю ее перечитывать, потому что каждый раз надеюсь на то, что хоть что-то внутри меня дрогнет.

Напротив тумбочки стоит умывальник с зеркалом. Раньше я не любил зеркала и не понимал в них смысла, но с переездом сюда стараюсь контролировать свой внешний вид – не могу же я пугать людей моим полумертвым видом. Но из-за снов я всё чаще боюсь увидеть в отражении демона, которым я становлюсь. А пока что мне остается только радоваться тому, что мое лицо такое бледное и костлявое и похожее на череп обтянутый тряпкой.

В углу комнаты находится небольшая кровать. По размерам она идентична кровати в ящике, но явно мягче и приятнее. Кровать в ящике напоминала гроб, и лежать в ней ровно также как и находится на твердых досках под землей. Иногда, когда я там засыпал, то представлял, будто умер. Но это ничего не меняло. Я словно мусор, который ветер унес из контейнера. Он мечется по земле по приказу ветра, но он ничего никому не приносит, кроме недовольства и осуждения.

Решаю сходить покурить. Тед сказал, что мы можем курить на улице возле мусорных баков. Выхожу на улицу и чувствую приятное тепло солнце. Наступает вечер, и поэтому детей на территории совсем мало. Солнце понемногу опускается за деревья, и небо, кажется кровавого цвета. Закуриваю сигарету и поднимаю лицо навстречу закату. Я так люблю закаты. Они дают небольшую надежду о том, что новый день будет другим и принесет что-то полезное в мою бесполезную жизнь. Солнце служит мне символом того, что я вытерпел этот день, и осталось совсем чуть-чуть до нормальной жизни. Несмотря на то, что я так и не дождался этой самой жизни, я все равно верю, что всё изменится. Сигарета дотлевает до фильтра, а я так и не покурил. Ну и ладно, все равно не хотелось. Закат оказался более успокаивающим, чем порция никотина.

Замечаю, как в окнах спален начинает потухать свет, а это значит, что интернат постепенно погружается в сон. Совсем скоро я пойду в библиотеку в поисках новых книг. Фонари на территории тоже постепенно начинают гаснуть, и все пространство вокруг меня погружается во мрак. Мне нравится эта атмосфера, она создает впечатление, будто я один во всем мире и никто больше скажет мне то, что я кому-то там должен. Смотрю на звезды и вспоминаю сон, где именно эти звезды засасывали меня в липкую пучину тоски и ненависти, а может, я уже итак там нахожусь и даже не замечаю этого.

Захожу в здание и стараюсь как можно тише подняться на второй этаж, чтобы не разбудить никого. Библиотека не отдельное помещение, а продолжение холла. Множество стеллажей с книгами стоят у стен и впечатляют меня своим видом. Мысль о том, что труды нескольких веков и целые поколения великих авторов сумели поместить на несколько стеллажей, казалась мне парадоксальной. Некоторые из них целую жизнь трудились над произведением, а сейчас оно могло спокойно пылиться на верхней полке.

Подсвечивая фонариком от телефона, я прохожу мимо полок и рассматриваю корешки книг, на которых размашисто были выведены названия. На одной из полок я увидел цикл книг Фрэнка Баума о стране Оз и в голове начинают вырисовываться картинки, о которых я и забыл. Когда исполнилось семь лет, Томас принес мне первую книгу и заставил ее прочитать. Из вредности я не хотел этого делать, но когда ты заперт в четырех стенах круглые сутки, то выбора особо и нет. Целыми днями я читал без остановки, а Томас, довольный собой приносил мне новые части этого цикла. На время прочтения четвертой книги я болел, и почему-то именно тогда мне решили сменить лекарства. Помню, как я лежал с температурой под бетонным потолком и начинал засыпать, затем комната начала трястись и посреди пола образовалась трещина, куда я начал проваливаться под землю. Моя голова начала превращаться в огромный помидор, и я пытался оторвать его и попутно выбраться из трещины. Через какое время Томас рассказал мне, что я кричал как ненормальный и пытался влезть на стену, разодрав себе все руки и живот в кровь. После этого я так и не вернулся к чтению этого цикла, который стал началом моей читательской карьеры.

Я беру в руки четвертую книгу из цикла и усаживаюсь за журнальный стол, просто так перелистывая страницы. При всем желании дочитать эти книги, я бы никогда не посмел продолжить. Знаю, что всё это случилось из-за температуры и лекарств, но я не хочу переживать этот кошмар вновь, мне хватает Аластора в зеркале каждую ночь.

– Что ты здесь делаешь? – со стороны лестницы доносится женский шепот.

Ее шаги приближаются ко мне, и я свечу фонариком, чтобы узнать, кто еще не спит в это время. Как только у меня, получается, рассмотреть лицо, то понимаю что это та девушка, что окликнула Элис и заставила ее спуститься вниз.

– Убери фонарик, придурок, – она щурит глаза, закрывается руками и я выключаю фонарик.

– А ты почему не спишь? Отбой был два часа назад.

Молчит и всматривается в мое лицо. Сидеть в темноте конечно забавно, но не когда какая-то старшеклассница разглядывает тебя как экспонат. Она не выглядит сонной, а даже наоборот, словно и не собиралась ложиться.

– Ты же тот уборщик, что клеится к малолетним девочкам!

На это заявление я не сразу нахожу слов, чтобы ей ответить и тупо таращусь на нее. Довольно глупо делать такие суждения по тому, что я перекинулся парой слов со своей сестрой (об этом конечно лучше никому не знать).

– Я лишь поздоровался и поделился парой впечатлений об интернате, потом явился надзиратель и увел с собой моего собеседника, так что теперь общаюсь с книгами.