Скоро я миновал пропускной пункт, пересек Республиканскую улицу. У обочины на глаза попалась коробка, на которой черной краской было написано «ОСТОРОЖНО МИНЫ». Пока шел к улице Чайковского, меня обогнал микроавтобус. Из его окон смотрели угрюмые старики. Слева по соседней улице, судя по реву двигателя, промчался тяжелый грузовик. Ворота «Фармстандарта» были распахнуты настежь. Из здания доносился гул работающего генератора.

Бригаду осветителей нашел на Ухтомской. Они устанавливали прожектор на крыше высотного здания, напоминающего фабрику. Я помахал им рукой и прокричал, что меня направили в помощь. Кто-то из них прокричал в ответ, чтобы я ждал внизу. Пока сидел в тени и осматривался, к зданию подъехал грузовик с прожекторами. Шофер, скрюченный лысый дедок прошамкал, что в некоторых прожекторах надо заменить лампы, и что мэр запретил забирать осветители со взлетки. Также старик сообщил, что скоро подъедет еще один грузовик за рулем будет Санек. Саньком оказалась плотная, бойкая старушка с суровым изгибом бровей, с большим ртом, с отвислой нижней губой и безграничным запасом матюков. На мой вопрос: «Почему Санек?», после длинной и забористой трехэтажки пояснила, мол, так д…е старичье, переиначили ее нежное девичье имя - Саша.

В общей сложности сгрузили двадцать три прожектора. Нам предстояло закрепить их на крышах домов вдоль улице Чайковского и запитать от генератора, в подвале восьмого дома. Вольф - бригадир - низкорослый дед с черными кустистыми бровями и крючковатым носом, разделил нас на две группы. Одна шла влево, другая - вправо от пересечения Чайковской со Второй рабочей.

Дмитрич, старший в нашем малочисленном отряде из трех человек, сказал, что улица Чайковского первая линия обороны. Когда забрались на крышу пятиэтажки, для установить прожектор, подозвал меня.

- Вишь, тота дом, - пальцем с сухой потрескавшейся кожей и шишкой на суставе указывал на далекое строение с плоской крышей, вокруг которого лежали бетонные квадраты поваленного забора. Я кивнул, - от него влево и вправо минные поля. Тота дом, сюда ближее, с большими окнами - «Композит», тожа заминирован. Ограду уложили спяцально, шоба твари подойтить могли. Ешо туда далече, завод какой-то, тожа со взрывчаткой и подстаниция тожа. Не пялься, не увишь. Канаву, шо перед дорогой с трубою, перед самой дракай зальем горючкой. Тама, тама, тама, тота дом тожа и тота, тама ешо дальшее, - Дмитрич тыкал пальцем, я не успевал следить, куда он указывает, но было понятно, много мест вдоль дороги, - наши позиции. - Есля сучья вымя пробегит по минам и через пламя, наши хлопцы им вставят по полной. Ешо колючку мэр обешал растянуть по обочане. Тодать ваще не проидуть. А мы фары ставим, шоба святло было. Тама, - он опять махнул рукой вдоль дороги на восток, - ужо усе гатова.

Меня впечатлил проделанный объем работ, что анклав успел сотворить за два дня. Отдал должное мэру. С крыши видел бульдозер, углубляющий ров. Еще два сносили деревянные дома с той стороны дороги и утюжили руины тяжелыми гусеницами. Насколько мог догадаться, расчищали сектора обстрела.

Внизу сновали люди. С угрюмой сосредоточенностью каждый занимался своим делом. Увидел несколько старичков, перекусывающих у полевой кухни. Правее между домов пестрел оранжевый бензовоз. Возле него молодой парень доставал из зеленого армейского ящика плоские диски. Его помощник разматывал провода и пятился в сторону силикатной трехэтажки. С грузовика, медленно двигающегося вдоль дороги, сгружали мотки проволоки. В окнах домов мелькали силуэты. Кто-то из кирпичей строил на подоконнике амбразуру, кто-то высунулся и переговаривался с соседом этажом ниже.

- Чаго вступорылся? - голос Дмитрича вывел меня из состояния задумчивого созерцания. - Айда на тота дом.

Мы устанавливали прожектор на предпоследнем здании, когда над головами пролетел спортивный самолет. Проводив его взглядом до аэродрома, я посмотрел на часы. Стрелки показывали половину восьмого. Тени вытянулись, день потемнел. Далекий успокаивающий рокот бульдозеров создавал впечатление мирного труда и созидания. Ничто не предвещало приближающейся бойни.

Дмитрич и Клим курили, я перекусывал сухарями, когда из глубины анклава послышалось тягучее нарастающее завывание сирены. Она выла, словно голодная волчица, заставляла по коже бежать мурашкам и чаще биться сердце. Я видел, как все остановились, повернули головы в сторону источника звука и замерли. Даже бульдозеры встали. Вмиг пропали остальные звуки, остался один - протяжный душераздирающий вой. Прошла вечность, прежде, чем он смолк. Но сердце не успокаивалось. Жуткая мысль: «они уже здесь», поселилась в центре головы и заставляла все вертеться вокруг нее.

Хотя тварей еще не было видно, их присутствие уже ощущалось. По телу разлилась противная, совсем ненужная слабость. Опять она… Высоко над головой доносился гул винтов. Навстречу безголовым стаям устремился Ла-8. Летел тяжело, медленно.

- Бомбять летять, - услышал рядом голос Дмитрича. Он был спокоен, когда тушил окурок о бочку, рука его не дрожала. Морщинистое, выбритое, с сизым подбородком лицо Клима побледнело, сигарета тлела в его пальцах, а он стоял неподвижно, словно парализованный, лишь глаза медленно ползли вслед за Лашкой.

Мы все следили за ней, ждали, когда же сбросит бомбы, чтобы определить, как близко беда. Самолет уменьшился до размера мухи. Полет бочки не увидели, но полыхнувшее на земле пламя и клубы черного дыма было видно прекрасно. Километров пять, семь разделяло нас от смертоносной реки. Снова вспышка, затем еще одна и еще. Отбомбившись, самолет развернулся и лег на обратный курс.

Люди зашевелились, послышались голоса, вновь взревели моторы.

- Всем по местам! - донесся снизу зычный бас. - Все в укрытия! Быстрее, быстрее!

Крики раздавались со всех сторон. Движение перерастало в суету. Люди, что стояли у полевой кухни, бросились врассыпную. Повар в белом колпаке торопливо закрывал крышки на баках и все всматривался в горизонт. Шофер передвижного камбуза, минуту назад сыто дремавший в тени на лавке, шустро запрыгнул в кабину, громко хлопнул дверью. Через мгновение зафырчал двигатель. Грузовики спешно уезжали по дороге к южному КПП. Армейский ЗИЛ, с которого стягивали колючую проволоку, поддал газа. Мотки железным потоком потекли вниз. Двое, что расправляли ее на дороге, закричали и подняли руки вверх. Человек в кузове заколотил кулаком по кабине.

Бульдозер большим медленным жуком полз из траншеи. Справа от железнодорожной станции послышался грохот, вздрогнула земля. Через несколько минут в домах задребезжали стекла. Казалось, бежит стадо слонов. Я обернулся. Неспеша, уверенной поступью, словно с каждым шагом забивали сваи, шли роботы. Это, я вам скажу, зрелище не для слабонервных. Впереди две огромные, высотой с двухэтажный дом мощные боевые машины, архитектоникой напоминающие человеческое тело. Черные, матового цвета корпуса не отбрасывали бликов. В каждой "руке" они сжимали какое-то многоствольное оружие. Из ранцев к ствольным коробкам тянулись патронные ленты. За роботами в асфальте оставались вмятины. Глядя на них, все страхи отступали. Это были те АРКи, о которых говорил мэр. И они были за нас. Они прошли мимо, сотрясая все вокруг. В душе всколыхнулась волна гордости за отечественную оборонку.

Позади гигантов, шел робот меньших габаритов с вооружением только на одной правой «руке». За спиной вместо ранца крепились баллоны, напоминающие газосварочные, только на много больше.

- Харе пялиться, айда вниз, - я почувствовал, что меня кто-то тянет за рукав.

- Нет, - я отдернул руку, - я остаюсь, отсюда буду смотреть.

- Нашел тиятор, - услышал недовольный голос Дмитрича, - я тожа, тоды тута. Позиция нячо так.

Он зашаркал по плоской рубероидной крыше к вентиляционной камере, где оставил автомат. С нами остался и молчаливый Клим. Сигарета в уголке рта стала неотъемлемой частью его портрета. Прежде чем выкинуть бычок, прикуривал от него следующую. Он был вооружен помповухой. Я подумал, вряд ли из нее получиться кого-то подстрелить с крыши.