На лбу выступила испарина, сердце молотило отбойником, я громко сопел и кидал затравленный взгляд на зеркала заднего вида. Все ждал, когда же из зарослей появятся мотоциклисты. Мчался, пока не закончилась полоса, а преследователи так и не показались. Немного успокоившись, скинул газ, и переосмыслил ситуацию. «Блин горелый, они ехали не за мной». Оторвал от руля окостенелые руки, поднес к лицу. Пальцы мелко дрожали. Я улыбнулся своей паранойи, выдохнул, аккуратно свернул на грунтовую дорогу. Ехал через частный сектор к поселению, вспугивая ревом мотора ворон, хозяйничающую на заросших огородах, и все думал о происшедшем.

Ворота КПП были нараспашку. На перекрестке едва не врезался, в самоходку на гусеничном ходу. Я был ошарашен. То малолитражку днем с огнем не встретишь, то чуть ли не танк, раскатывает по улицам. Восседающий на башне старик в танкистском шлеме с голым торсом, весь перепачканный то ли в саже, то ли в масле, погрозил мне кулаком.

Соблюдая правила и не разгоняясь свыше сорока километров, я, наконец, подогнал внедорожник к кирпичному дому. Заглушил мотор, осмотрелся, убедившись, что поблизости никого нет, вытащил из-под сиденья автомат. Вылез из машины и шмыгнул в подъезд. Вбежал по скрипучим ступеням на второй этаж, из-под кровати в детской достал раздвижную алюминиевую лестницу. Тут же с подушки сдернул наволочку, скомкал, сунул в карман. По лестнице, через люк забрался на чердак. В полумраке, наклоняясь под стропилами, перешагивая через балки, добрался до трубы. Раскопал в опилках небольшое углубление, вытащил из кармана наволочку, завернул автомат, положил его в ямку и засыпал, тщательно замаскировав место. Под крышей было жарко и душно. Чувствуя, как на потное лицо налипает пыль, поспешил обратно к люку.

В штаб вернулся к половине второго, рассчитывая пообедать с Андреем. От охранника узнал, что Андрей с мэром и еще несколькими советниками уехали на аэродром. Пришлось идти в столовую одному.

Свернув за угол, я остолбенел. Длинная очередь тянулась вдоль витражных окон общепита и дальше вдоль домов еще метров двести. В основном она состояла из беженцев. Грязные, в пыльных одеждах, усталые они разительно отличались от местных пенсионеров. Голодные люди то и дело высовывались из вереницы посмотреть, как близко продвинулись к входу, из которого доносился аромат еды и звон ложек о железные миски.

Мимо проехал армейский тентовый грузовик, извергая облака дыма. Кругом были люди. Они напомнили мне прошлые времена. Я закрыл глаза, прислушиваясь к шуму многолюдного города. Постоял так несколько минут, пытаясь воскресить в памяти, картины былого. Ничего не вышло, груз проблем, и тревожные мысли не позволили занырнуть за реальность. Я развернулся и побрел по улице, не имея конкретно цели. Рассматривал прохожих, удивлялся, насколько изменился анклав. Он словно ожил, как пересохшая канава по весне забурлила талой водой.

Будучи уже дома, сидя на табурете за столом, подносил ко рту кусок консервированного цыпленка, когда с улицы раздались выстрелы. Я закрыл рот, положил еду обратно на тарелку, подошел к окну, распахнул фрамугу. Резкие, громкие, раскатистые звуки доносились со стороны станции, а спустя несколько минут прогремел взрыв. Стекла задребезжали. Как предупреждали полицейские, на пустыре за железнодорожной станцией проводились учебные стрельбы.

Без четверти семь пришел Андрей. Пока он умывался, я открыл его любимые маринованные огурцы, вскрыл последнюю упаковку с беконом, достал банку пива. Все думал, стоит ли рассказывать об открывшихся обстоятельствах по убийству старика фермера? Взглянув в усталые глаза Андрея, равнодушно взирающие на день и меня в нем, решил повременить.

Он отказался от моих угощений, на стол водрузил пакет, как выразился с «пайкой». В целлофановом мешке оказались свежие огурцы, помидоры, пучок укропа, с десяток яиц и вяленое мясо оленины, а еще там была бутылка «столичной». Водку я не пил уже года три. Она стала таким же дефицитом, как оружие и бензин.

- Мэр любит своих подданных, - Андрей криво усмехнулся. Сел на стул, выдернул из пучка укропа веточку, сунул в рот. Пережевывая зеленушку, сказал.

- Летали на юг. Эти твари уже под Харьковом, - лицо его стало серьезным и мрачным. - За двое суток прошли почти сто семьдесят километров. Это значит, они будут здесь через пятьдесят семь часов, плюс минус четыре часа. Идут прямо на нас, по следам беженцев. Кстати, за штурвалом был наш общий знакомый - Шурум. Неплохо так рулит. Мэр мне, - Андрей стукнул кулаком в ладонь и усмехнулся, - пистон вставил за выброшенные сиденья. Представляешь, жопу его прихвостням опустить видите ли некуда. Говорю - на пол садитесь, господа, не провалится. Так вот, пролетели низко, разглядели этих безголовых уродов…

- И как они? - вырвалось у меня нетерпеливо и громко.

- Жуть. Размером, где-то с ротвейлера. На огурец похожи, бегают на четвереньках и прыгают, скажу тебе, не кисло. Кидались на самолет, отрывались от земли метров на пять. Пасти на все брюхо. Глаз не видно, но двигаются, как зрячие. Без хвостов, хребет сильно выпирает. Шурум посадил самолет позади потока, у поселка, который только что выжрали. Слили с Лашки немного бензина, заправили бортовой «фиат», который нашли там же в гараже. Догнали хвост. Парнишка со снайперки ранил одну тварь в ногу. Как она завертелась, ты бы видел - юлой. Вцепилась себе в ляжку и давай рвать. Кровища, какая-то черная, во все стороны хлещет, а она, словно боли и не чувствует, рвет мышцы, сухожилья... Мы подъехали, она к нам на крышу запрыгнула, пришлось ее сбросить и немного придавить. Тварина и тогда не успокоилась. Ползет к нам, зубами клацает, щупальца вокруг пасти, как черви на крючке извиваются. Кожа тонкая, в жилах, в стяжках, в узлах, местами клоками слезает, то ли линяет, то ли содрала и вся в какой-то слизи. Так живой в руки и не далась. Да… Пришлось ее изрешетить, чтобы успокоить. Ладно, давай Михалыч, выпьем. Как вспомню, мороз по коже.

Я достал одноразовые стаканчики, наскоро порезал огурец. Андрей открыл бутылку, разлил по посуде водку. Мы выпили. Алкоголь опалил пищевод, теплой смолой опустился в желудок. Мы покрякали, поморщились, закусили, похвалили водочку. Язык стал гибким, мысли потекли смело и гладко.

- Что дальше, Андрюха? - по-свойски вопрошал я, - ты остановился на морозе.

- Да, - Андрей хрустнул огурцом. - Забросили эту уродину в кузов и ходу. Нас заметили, кинулись вдогонку.

- Не фига! Вдогонку?

- Да. Слушай дальше. Мы оторвались, привезли эту тварь к самолету и показали доктору. Ну как доктору, полевому фельдшеру. Он достал инструмент и стал ее кромсать и рассматривать прямо в кузове. Молодец парнишка, хладнокровно, как ты только что помидорину порубал. Кровь всего залила, а ему хоть бы хны. Все шепчет, «не может быть, а это откуда, интересно». Ничего не комментирует, на вопросы не отвечает, даже на мэра не реагирует. Распотрошил тварь под ноль. Сел на борт кузова, вытер потный лоб, кровь эту черную размазал, смотрит на нас и говорит: «Ничего не понимаю». Мы так и сели. А он говорит, надо живого. Какого к чертям живого, говорим, мертвого еле достали. Решили завтра ехать на охоту. За ночь Шурум с Яхо сварят клетку, засунем в самолет и утром на вылет. Давай стакан, Михалыч.

Я пододвинул посуду.

- Андрей, ты же сказал, что никаких передовых. Без тебя мы не сможем улететь. От тебя столько людей зависит… Ты не можешь рисковать собой.

- Ерунда, - отмахнулся Андрей, - ничего опасного нет. Док пообещал приготовить снотворный коктейль, а за специальным ружьем ребята уже поехали в зоопарк. Знаешь, такие пневматические пукалки. Выследим зверя, усыпим, засунем в клетку и обратно. Пускай док разбирается, как их лучше убивать. Правда, времени мало, но он мужичок шустрый, с мозгами. Давай, Михалыч, за нас, за победу. - Мы осторожно, чтобы не помять стаканчики чокнулись и выпили. Вторая пошла, как по маслу. Мне снова захотелось закурить, но я легко справился с желанием. Андрей выбил из кассеты зубочистку, сунул в зубы.