– Ну просил же без подробностей, – вздохнул я.
Пионер оскалился и выудил из-за пазухи две бутылки «Останкинского», одну из которых протянул мне. Я оторопело посмотрел на бутылку пива.
– Как раз у Виолы стащил, – пояснил он. – Думаю, что она не очень расстроится. А я, понимаешь, давненько не выпивал с нормальным человеком. Хотя я, буду честным, вообще особо никогда не выпивал ни с кем. Даже в жизни до «Совенка». Ну да ладно, от повода все равно никуда не деться.
Ну, доля правды в его словах присутствовала. Явно не тот алкоголь, из-за пропажи которого медсестра начала бы паниковать.
– Может, стоит хотя бы ради приличия, не знаю, спрятаться где-нибудь? – спросил я, с опаской оглядываясь по сторонам. – А то это как-то совсем по-свински – сидеть у всех на виду и бухать.
– Расслабься, Максик, – махнул рукой Пионер. – Тут сейчас никто мимо проходить не будет. А даже если и пойдут, то они нас не увидят. Так что можешь не париться, я обо всем позаботился.
Помедлив, я сел рядом с Пионером на крыльцо. Повертел бутылку в руках – ничего особенного. Синеватая этикетка с маркировкой Останкинского Пивоваренного Завода. Крепость – 11%. Неплохо, неплохо. Пока я разглядывал, Пионер уже протянул мне зажигалку, с помощью которой я вскрыл бутылку. В нос тут же ударил сладковато-дрожжевой запах.
– Ну, будем, что ли, Максим Как-тебя-там-по-батюшке? – улыбнулся Пионер. Прямо вылитый Змей-искуситель. А я, получается. Ева. Ха-ха.
– Алексеевич, – зачем-то соврал я. Все же ну его нафиг, ему совершенно необязательно знать каждый факт моей биографии.
– Максим Алексеевич, – Пионер прикладывается к горлышку и делает внушительный глоток. После с шумом выдыхает, украдкой поправив челку. На секунду я все же смог увидеть его глаза – безжизненные и ничего не выражающие. Словно их и нет вовсе. Как у маски из папье-маше.
Тонкими, будто лапы паука-переростка, пальцами Пионер достал из кармана пачку «Беломора». Предложил и мне, но я отказался, сославшись на электронку. Тот странно хмыкнул, но больше настаивать не стал. Затянувшись, выпускает струйку кислого дыма, которая все же доходит и до моего носа. Я инстинктивно морщусь. Какая же дрянь все-таки.
– Сигареты, если чего, можешь тырить у водилы автобуса в бардачке, – сообщил Пионер. – На смену хватит. А то с твоей этой штуки не накуришься.
– Я и не ставлю перед собой такой цели, – ответил я. – Мне электронки хватает, знаешь ли.
– Пока что, – хмыкает. – Поверь моему опыту – через пару десятков витков захочется чего-то потяжелее.
– Знаешь, я все же надеюсь, что смогу вырваться отсюда, – возразил я. – Не знаю, правда, как, но смогу.
– Наивная душа, – Пионер вошел в привычное русло, пронзительно захохотав. – Хоть мы и разные, но ты очень напоминаешь мне раннего меня. Ищущего, надеющегося. Знаешь, в какой-то момент, в начале каждого первого дня смены, в ожидании Слави я развлекал себя тем, что изучал трещинки на воротах. Я изучил их досконально, карта их изгибов выжжена на обратной стороне моих век. И вот я снова слышу этот до блевоты приевшийся голос: «Привет, ты, наверное, новенький?». И я с нестерпимой болью снова переступаю порог этого драного лагеря, чтобы спустя время снова оказаться напротив его входных ворот, слепыми глазами смотреть на гипсовые статуи пионеров и жадно, полной грудью вдыхать такой же задолбавший запах свежескошенной травы, прижимаясь щекой к их потрескавшейся поверхности, вновь изучая… Ожидая…
Пионер замолчал, вертя бутылку в руках. Трудно было как-то точно говорить о его эмоциях. Вся его речь сопровождалась каким-то безразличием, сквозь которое лишь изредка просачивалось отчаяние. И в этом отчаянии я иногда видел человека, которым он был когда-то. Человеком, которого даже я знал по имени, ведь Славя нам сама его озвучила, когда мы впервые встретились. Я только что это понял. Его звали Семён.
И я даже не знал, как мне на это реагировать. С пониманием? Хотелось бы, но пошел он в жопу, псих ненормальный. Поддержку ему еще выказывать, ага. Самому испугаться, что есть неиллюзорная вероятность стать таким же? Нет уж, пусть сначала хотя бы эта смена закончится, испугаться всегда успею. Вот как, блин? Беда-бедовая, так можно и по самые уши в грунт закопаться.
– Может, тебе как-то стоит оценить все происходящее вокруг под другим углом? – замялся я. Спрашивать у него что-то в таком ключе – себе дороже. Нервишки-то у товарища шальные. Не-ста-бильные. Щелкнет еще пальцами, чего доброго, и окажется ваш покорный слуга в какой-нибудь вариации «Совенка», заполненной зомби. – Понимаю, что, проведя здесь столько времени…
– Нет-нет-нет! – вскрикнул Пионер, вскочив на ноги. – Это все сплошное пустословие! Я больше не хочу разменивать себя на жалкие надежды, кричать, стонать и плакать, валяясь под колесами «Икаруса», и жаловаться на несправедливость. Пусть жалуются новички, Славя им утрет сопли и покормит булочками с кефиром в столовой после ее закрытия, и они будут искренне счастливы в своем неведении о том, КУДА ВООБЩЕ ПОПАЛИ! – Пионер сорвался на крик. Я даже удивился, что никто не прибежал на этот театр одного актера. Видимо, он действительно чего-то там нашаманил. – Блаженные и тупые всегда счастливей, тебе ли не знать! Посмотри на своего друга – увивается за этой блондинкой, разбрызгивая слюни по всем углам! Будет очень неприятно, когда смена начнется заново, она встретит вас у ворот и будет также идиотски хлопать своими глазками, потому что видит вас в первый раз!
– Я не понимаю, зачем ты все это мне говоришь? – поинтересовался я. – Я еще вчера понял, что тебя тут все достало. Чего ты от меня хочешь услышать сейчас?
– Услышать? Не-е, – улыбнулся мгновенно успокоившийся Пионер. – Я хочу, чтобы ты не дал другу допустить ошибку.
– Отговорить его от ухаживаний за Славей? – скептически уточнил я. – Слушай, ты вообще в курсе о незыблемом пацанском правиле, что в постель к друзьям не лезут?
– Тогда твой друг хлебнет пуд соли, только и всего, – пожал плечами Пионер. – Ладно, его проблемы, в самом-то деле. Хорошо, что хоть ты проявляешь большую сознательность. Черт, заразился фразочками от кибернетиков…
– У меня свои причины не строить тут из себя героя-любовника, здравый смысл тут не при чем, – сказал я. – И, предупреждая твой вопрос, тебя они не касаются.
– Да мне и плевать, – Пионер хрустнул шеей и вновь присел на крыльцо. – Ладно, дрогнем, что ли? А то я что-то вскипятился, некрасиво получается.
Ладно, сударь, воля ваша. Выпьем. Делаю очередной глоток «Останкинского». На вкус, если уж совсем честно – та еще моча. Но на безрыбье сойдет и это.
– А ты, я так понимаю, пытался? – спросил я.
– Что пытался? – переспросил Пионер.
– Ну, отношения с кем-то построить. За столько-то времени.
– Да, было что-то такое, – призадумался Пионер. – В самом начале, когда я думал, что это что-то поменяет. Но вместо горячо ожидаемого мною торжественного возвращения в родную захламленную квартирку с любимой на руках, которая всенепременно должна изменить мою убогую жизнь к лучшему, получил от судьбы хороший урок, жестокий, как и бывает всегда, когда речь заходит о высоких материях. А самообман, как известно, – это самое страшное, что только может случиться. Потому что рано или поздно тебя достанут и ткнут, как нассавшего в хозяйские ботинки щенка, прямо в дурно пахнущее очевидное. В моем случае – меня ткнули в спинку автобуса, где я вновь проснулся после смены. Иллюзия схлопнулась, оставив место лишь еще большему непониманию происходящего, которое все настойчивее и настойчивее подталкивало меня к сумасшествию.
Я даже не стал спрашивать, на кого он в свое время нацеливался. Просто из тех соображений, чтобы вновь не нарваться на очередную порцию философии от этого психопата. Зажмурившись, сделал внушительный глоток «Останкинского». Пиво слегка ударило по шарам, но ясность ума я все же сохранял. А вот язык развязался. Мой аватар явно не был заправским алкоголиком, посему даже такая невинность, как бутылка пива, которая для настоящего меня была бы сопоставима с бутылкой газировки, оказала соответствующий эффект.
