Безглазый стоял, впитывая безумно знакомый кислый запах, источаемый неизвестным зельем. Вот только – неизвестным ли?

Где-то далеко за горизонтом, в сумраке невероятно древнего леса, среди прелой листвы он когда-то давным-давно уже вдыхал этот запах, запах бесконечной смерти и ненависти, обрушившийся потом на бесчисленное количество народов, населяющих огромный материк.

«Ты что-то вспомнил, брат?»

«Да, человек. Лучше это не вспоминать, но у нас нет выбора. Нам придется принять бой, здесь и сейчас».

«Я готов. Надеюсь, мои тренировки не прошли даром».

«О, нет, я говорю не о холодной стали, которую ты готов напоить свежей кровью. Я говорю об испытании, которое придется пройти нам вместе. Посмотри вокруг… Воины и ученики шаманов готовы вцепиться в тебя при малейшем неосторожном движении. Тебя свяжут и вольют зелье – и мы проиграем сразу, не сделав даже попытки».

«Я выбью чашу!»

«На поле таких чаш сотни, хватит утопиться. Нет, нам придется поступать по-другому. Доверься мне. Позволь мне вернуться, в последний раз. Вернуться, как только ты сделаешь последний глоток».

Глэд судорожно вздохнул и кивнул сам себе.

«Я верю тебе, брат»

«Сними все лишнее. Затем выпей все, до капли. Молись любым богам, чтобы мои знания проснулись в тебе и спасли всех нас…»

Безглазый медленно развел в стороны руки и повернулся к напряженно застывшему сбоку орку.

– Нас ждет доброе веселье, как я понимаю. Негоже участвовать в нем с острой сталью на поясе. Я прошу тебя сохранить мое оружие до утра.

Глэд медленно расстегнул пояс и подал орку ножны с мечом и ножом. Следом последовала теплая накидка. Затем он осторожно взял у обеспокоено насупившегося Топтуна холодную как лед чашу и поднес ее к губам. Выдох и долгий глоток, обрушивающийся в сжимающийся от отвращения желудок. Еще глоток, другой, борьба с нахлынувшей дурнотой и позывами к рвоте. Пить, пить, до последней капли, замечая краем глаза, как у ближайших костров орки заставляют людей зачерпывать варево и делать первые глотки. Выдох… Долгий, как сама усыпанная колючими морозными звездами ночь… Чаша пуста…

Холод камня в руках и тяжелый жар, медленно растекающийся по телу. Ну что, брат, ты смог защититься от магии орков, сможешь ли ты пройти по грани силы, более древней, чем предки Владыки? Тебя захлестывает веселое бешенство, это хорошо. Спляшем, Глэд, в этом наше спасение! Спляшем… И во весь голос, надрывая голосовые связки:

– А что, спляшем, ублюдки!

Долой ставшей жаркой шапку! И каменную чашу на голову, чтобы холод камня остудил закипающие мозги! И – в присядку, с притопыванием, чтобы в пятках гудело! И – с разворотом, от холма подальше, где застыли удивленными столбами орки и тонкостанная тень в черных одеждах. Пойдем с присвистом, Глэд, туда, где стоят мертвые, мертвые люди, принявшие сегодня смерть из котлов, залитых режущей глаз зеленью. Пойдем, спляшем!

Хррррум… Тяжело притопнула правая нога у застывших в зеленом мареве четырех с лишним тысяч человек. Четырех с лишним наливающихся зеленью тел, медленно сжираемых разгорающимся магическим пожаром.

Хррррум… Вторая нога. И снова – первая, вторая, первая… Людская масса заколыхалась, притопывая и по каплям отдавая волю беснующемуся в центре этой массы человеку, что выламывал суставы в безумной пляске… Перенаправляя затопивший его жар, согласно древним обрядам, в безумие тела, сочащееся отливающим зеленью потом… Танцуй, брат, танцуй…

Под пышной кроной гигантского дерева остановился запыхавшийся от быстрого бега эльф. Недоверие в его глазах медленно сменилось ужасом. На тронутой вековой пылью траве алел упавший разлапистый лист. Первый упавший лист вот уже за почти две тысячи лет. Тишину леса нарушил слабый звук, стоном отозвавшийся в душах темного народа, тенями возникающего за спиной прибежавшего первым. Дерево теряло листья. Одно за другим. Они кружились в напоенном лунном светом воздухе и падали багровыми лопухами на протянутые руки. Падали, пролетая мимо отполированного дождями ствола, сквозь кору которого начал сочиться сок, кровавыми каплями прокладывающий дорожки вниз, к далекой земле…

Стоящие по краю кладбища шаманы подняли руки, замыкая невидимую границу, не выпуская ни капли ворочающейся темной силы. Старейшие из колдунов встали у подножия холма и затянули плач-заклятье, посылая души умирающих врагов за грань реальности, выжигая магическим огнем то, что составляло раньше суть человеческую. Вождям необходимо послушное войско, так пусть рабы послужат для доброго дела, пусть нежить получит пополнение…

Под лучами болезненно кричащего света, исходящего изнутри, плоть плавилась и медленно начинала сползать с топчущихся на месте тел. Сползала и обнажала распадающиеся связки, мышцы. Вперемешку с падающими кусками мяса валилась одежда, не способная удержаться на скользких голых костях, остающихся от того, что раньше называли мужчинами и женщинами. На стылой земле между котлами скоро сияющие зеленым кости утаптывали распадающуюся в зеленым дым слизь. Под медленно плывущие звуки переливающийся болотными оттенками дым сгущался, скрывая под собой происходящее на кладбище. В размеренную тягучую мелодию медленно вплетались мерные удары ног, отбивающих размеренный ритм, подчиняющий себе происходящее вокруг.

Хррррум… Хррррум… Хррррум…

Энна-эной испуганно всматривалась в происходящее. Ее сжатые до белизны кулачки теребили шитый серебром поясок…

Танцует человек, плывя кричащим от боли телом по волнам всепоглощающего ритма. Рассыпается на картинки истерзанное зеленой мукой сознание, множа в сумасшедшем калейдоскопе образы мира…

Свернулось в комок тело – и почувствовал человек, как топчут копыта заснувшую степь… Развернулось с мукой – и шагнули через границы осушенных болот бородатые мужики в крепких кольчугах с широкими топорами на плечах… Укусило источенные невозможными нагрузками суставы – и затрещали они следом за сухим ковылем, что сминают орды закованных в сталь Драконов… Под сиплое дыхание из забитой немым криком глотки – текут вереницы конников мимо засыпанных снегом обгорелых тел, мимо покрывшейся коркой льда заводи, мимо укрывшего его когда-то переката… И над всей этой мешаниной образов – полные ненависти глаза шаманов, требующих от него смерти, мучительной и неотвратимой… Смерти… Лишь в одних глазах плещется страх, страх узнавания… Встает над другими картинками в калейдоскопе видение плачущего кровавыми слезами могучего дерева, вспомнившего под тягучие напевы сожранные беспощадными пожарами земли далекого Юга…

Хррррум… Хррррум… Потерявшие суть человеческую смотрели на единственного оставшегося в живых. Кто посмел бросить вызов настоящему, спрятавшись от него в миражах прошлого. Кто умер с ними одновременно, но зацепился упрямством населяющих его теней за грань, перешагнув которую ты начинаешь ненавидеть живых, кому позволено все то, что навсегда утеряно тобой, мертвым. Мертвым, но не упокоенным в благой земле.

Нежить ударила белыми костлявыми пятками по промерзшей земле в последний раз. И на зеленую дымку обрушилась тишина…

– Мой добрый вождь. А можно ли поднять павших ранее? У нас целое кладбище под боком.

– Увы – те кости уже нам мало помогут. Они почти все переломанные, старые. Лучшие бойцы получаются из свежего мяса.

– Да? Жаль. Так бы мы получили не четыре тысячи новых бойцов, а намного больше.

– Ну, и этих ребятишек мы пристроим к делу. Наши шаманы не растеряли навыки, это радует, – Многоголовый довольно оскалился.

– А как управлять ими?

– Новички будут слушать учеников колдунов, что заранее подготовлены и примут на себя поначалу командование. По дороге к Усыпальнице мы будем проводить обучение во владении оружием, и через неделю-другую мертвые рекруты станут самостоятельными. Главное, они послушны только нам и со всей ненавистью мертвых стремятся вцепиться в глотку живым людям. Эти, – могучая лапа показала на исчезающий под порывами ветра зеленый дым, обнажающий застывшие у погасших котлов ряды белеющих скелетов, – эти нас не предадут. Утром же высылаем гонцов, готовиться к битве.