Последняя книга исчезла в глубинах рюкзака, и я быстро накинула пуховик и поплыла по сугробам прочь из дома, держа в голове, что кроме расписания, нам поменяли ещё и кабинет: с уютного и светлого географического на унылый и холодный кабинет физики в самом конце крыла.

Добрая половина урока уже пролетела, и хищная математичка отыгралась на мне за всех и сразу, отчитав за опоздание и заставив писать объяснительную.

С позором и горячим желанием превратиться прямо сейчас в маленький атом, я прошмыгнула к своему месту, но вот не задача: всегда пустая парта вдруг возымела для меня соседа.

Проклиная весь этот день, я плюхнулась на своё место, демонстративно отодвинувшись от незнакомого мальчика, который не удосужился даже форму на себя надеть. Всё понятно: новенький.

«Ишь, особенный. Нам, значит, ходить в этом клоунском холодном наряде, а ему можно и не носить» – промелькнуло в голове, и дрожь, на которую я усиленно не обращала внимания, напомнила о себе.

Выдрав из тетради листочек, я было начала писать объяснительную:

«Я опоздала, потому что…» – нет.

Зачеркнула.

«Я, Янис Грин, пришла на урок с опозданием…»

«Потому что тут холодно и тошно, а теперь – ещё и рядом усадили какого-то дурачка. Что, места другого не нашёл, или однокласснички смеха ради подсказали расположиться именно здесь?» – рука остановилась и стеклянный взгляд уставился в окно, пока я думала эту мысль. Да ну эту объяснительную.

На бумажке стала вырисовываться мордочка Каце. Вот он улыбается, спит себе там дома, на моей тахте у окошка. А может, его сейчас гладит Вальмонт. Вот бы мне на его место.

Нос уловил приятный запах какао и корицы, и тут же дал команду животу, чтоб тот урчал сию минуту, и никак не позже.

Посылая второе проклятье, я скрутилась в комочек, жалея, что не прогуляла дурацкий урок в пользу чего-нибудь вкусного.

А пахло от мальчика. И, вместо того, чтоб учиться, он сложил на парту руки и, уложив на них голову, отвернулся к окну.

Только чёрная взъерошенная макушка освещалась безразличными солнечными лучами, которые даже не грели толком в середине зимы.

Пока сосед по парте не видит, я изучила его беглым взглядом: огромный растянутый свитер, чистые, но всклокоченные густые волосы, будто спать лёг с мокрой головой. Мальчик был достаточно мелкого роста, судя по тому, как хорошо уместился на парту. На подоконнике валялся его рюкзак, который я тоже не обделила вниманием: чёрный, оторвана лямка, что-то написано замазкой на кармашке, да так криво и некрасиво, что больно смотреть. Пытливый взор зацепился за значок радиации. Новый и блестящий. Он выделялся на фоне всей сумки.

Невольно, я даже позавидовала: будучи поклонником книг и игр про сталкеров, мне бы и самой такой хотелось. Везёт же некоторым.

Горько вздохнув, вытянула из кармана наушники и подключила к телефону, включая одну из любимых песен группы «Sуstem of a Down», и, когда закончилось вступление, прозвенел звонок на перемену.

Подавляя приступы голода, я продолжала чиркать на листке морду своего питомца, как вдруг над партой нависли одноклассники.

Освобождая одно ухо, спросила: —Чего?

– Чиркай дальше, пучеглазая, – отодвигая мой листочек, протянул Марк – парень, которого наши мальчики считали своим вождём, судя по тому, как все они перед ним пресмыкаются.

Нарисованного Каце перечеркнула неаккуратная линия из-за того, что я не успела убрать ручку.

Новенький поднял свою голову и посмотрел на Марка и его свиту.

Тот предложил:

– Давай в столовку, Ватанабе, – кажется, я пропустила представление новенького, – купим чего-нибудь.

По этому тону и взгляду сразу было видно, что это самое «купить чего-нибудь» значит. Он не хотел его угостить, а даже наоборот.

Потупив взгляд куда-то на доску, новенький сначала, не ответил, будто прислушиваясь. Марк попробовал привлечь его снова: —Ну?

– Подожди, – отмахнулся тот в ответ, ткнул в меня пальцем, будто я его столетняя подруга, и воскликнул так, что я испугалась, – система!

Поджав уши, я отодвинулась подальше. Может, это не мне?

Оглянулась, но парта соседнего ряда была пустой. И он энергично продолжил: —Такая хрупкая девочка, а слушаешь эту музыку, – глаза его сверкнули, заметив мои кошачьи уши и нос, – ого!

Потом он одёрнул себя и сглотнул, поджимая свой длинный палец в скромный кулачок, – в смысле… Ого, как здорово. У тебя «Система» играет…

Вот чёрт, он о музыке.

Краем глаза наблюдая, как начинает хмуриться Марк из-за того, как игнорируют его персону, и желая исчезнуть прямо сейчас, я выпалила: —Тебе-то что?

– Такую музыку слушают только крутые пацаны!

– Ватанабе, ты охамел, меня игнорить?! – громко

и властно вопросил одноклассник, внезапно ставший третьим, никому не нужным лицом.

А Ватанабе, в ответ, так же громко и грубо, опершись обеими руками на парту и привстав со стула, протянул:

– Я не голоден, – давая понять, что его предложение он услышал.

Брови Марка всколыхнулись, он поджал губы. Заиграли желваки и челюсть ушла в бок, будто он скрипнул зубами, загораясь от подобной наглости. С ним никто так не общался. Особенно – в первый день после каникул. Особенно – новенькие.

Чувствуя себя крайне неудобно, я хотела бы встать и уйти, можно даже в окно. Но где-то в глубине души совесть не давала этого сделать; велела остаться на месте и не бросать этого дурачка наедине со сворой одноклассников. Или же – простое любопытство остановило.

– Пошли, выйдем, – коротко велел Марк.

У мальчишек это значило только одно: сейчас юные сиаманги будут решать, кто главный.

Я выключила музыку, заметив, как в класс летящей походкой залетел физик. На душе стало чуть легче: сейчас прозвенит звонок и от моей парты все уйдут.

А потом – пусть сами разбираются.

– Не хочу, – Ватанабе откинулся на спинку стула, – холодно на улице.

– Если я сказал «выйдем» – значит мы вый… – его дерзкое высказывание прервал звонок, и учитель, понимая всю ситуацию, тут же велел сесть по местам.

Ватанабе довольно хихикнул и потянулся к своей сумке. Вытащил книгу по физике, громко листая, дошёл до картинок планет, и уткнулся в цветные развороты.

Только я расслабилась, желая вернуться к рисунку, как шёпот снова привлёк моё внимание:

– Смотри, Сатурн такой красивый, – он пододвинул книгу ко мне, – космос сам по себе чудная вещь.

«Святые Сфинксы…»

Вдруг где-то в закоулках памяти колыхнулось что-то, что я старалась забыть. Закружилась голова, промелькнула россыпь звёзд и счёт: «раз, два, три!». И я очнулась холодной зимой в унылом кабинете. Голодная, за изрисованной мной же партой, около какого-то чудака, украдкой изучающего меня взглядом так, будто я этого не замечаю.

– Отстой этот твой космос, – буркнула ему в ответ, – я там была.

– В другой ситуации я не поверил бы, но сейчас…

Закатила глаза. За два с половиной года порядком надоело слышать от каждого замечания по поводу внешности. Я научилась чувствовать их на уровне мыслей, а такой топорный намёк, так вообще учуяла за версту.

– Меня Чоу зовут, – перевёл вдруг тему собеседник.

– Янис, – вздохнула. Этот разговор уже начался, тем более что мне было правда интересно, – откуда ты к нам?

– Переехал недавно сюда в.… срочном порядке. Надо было поскорее найти школу, и меня определили в первую попавшуюся.

– Выбор не очень, сочувствую. Слушай, не советую тебе так резко разговаривать с Марком и его друзьями – получишь тут же.

– Пусть сперва догонит, – он криво ухмыльнулся и стал сверлить объект обсуждений взглядом. Потом опять уставился на планеты в учебнике, игнорируя косые взгляды одноклассников.

Я тихо спросила:

– А сколько тебе лет?

Он отвлёкся на меня и с улыбкой ответил:

– Вчера исполнилось тринадцать. А тебе?

А мне было двенадцать. И двадцать восьмого января, через девятнадцать дней, которые я высчитывала чуть ли не по минуте, должно было стукнуть тринадцать, о чём я с гордостью и объявила.