— Я никогда раньше этого не делала, — тихо говорю я ему, хотя, конечно, он уже знает. — Я не уверена, что у меня получится.

— Тебе нужно научиться, — как ни в чем не бывало говорит Виктор, вставляя обойму в пистолет, чтобы зарядить его. — Это может означать разницу между жизнью и смертью.

У меня вертится на кончике языка сказать что-нибудь короткое и горькое о том, что он мой муж, и должен защищать меня, но я этого не делаю. Отчасти потому, что что-то в том, как мой муж так небрежно обращается с пистолетом, и на его красивом лице прослеживаются суровые черты, возбуждает так, как я бы никогда не подумала, что для меня возможно.

— В этом есть что-то интересное, — говорит мне Виктор, придвигаясь ближе, чтобы передать мне пистолет. Он кладет его мне в ладонь, обхватывая моими пальцами, и дрожь пробегает по мне. Он кажется холодным, тяжелым и смертельно опасным в моей руке, и я хочу вернуть его обратно. От одного этого ощущения у меня подгибаются колени, и я делаю глубокий вдох, пытаясь успокоиться.

Я не могу выбраться из этого, поэтому я должна пройти через это. Как-нибудь.

— Тебе нужно собраться, — продолжает он, — чтобы это не вернулось и не ударило тебя по лицу. Сначала мы будем действовать медленно.

— Хорошо. — Я нервно облизываю пересохшие губы, мое сердце все еще колотится в груди. Я не думаю, что у меня это получится. Я не знаю, хочу ли я быть хороша в этом, за исключением того факта, что и Виктор, и Левин, похоже, думают, что мне это может понадобиться.

Виктор внезапно подходит ко мне сзади, и у меня перехватывает дыхание. В течение секунды я перестаю думать о том, как ужасно ощущается пистолет в моей руке, как сильно мне хочется бросить его и вытереть руку, как будто я могу каким-то образом избавиться от ощущения холода в ладони. Вместо этого я интуитивно ощущаю, как близко Виктор, его стройное мускулистое тело, расположенное за моей спиной, его тепло в холодном воздухе. Его руки охватывают мои, двигая пистолет, показывая мне, как его держать, куда класть пальцы, и я чувствую, как он придвигается еще ближе, его тело касается меня. От груди до бедер, он касается моей спины, моей задницы, и я чувствую его запах. Я чувствую запах его кожи, чистого, бодрящего мыла и какой-то травяной аромат в его волосах, и это вызывает у меня дрожь, которая не имеет ничего общего с пистолетом в моих руках.

— Ты в порядке? — Внезапно спрашивает Виктор, его голос звучит низким рокотом рядом с моим ухом, и я тяжело сглатываю, мое сердце подпрыгивает в груди от внезапной смены его тона.

— Я в порядке, — отвечаю я, мой голос немного дрожит. — Я просто…

— Ты можешь это сделать, Катерина. Ты сильнее, чем думаешь.

Я замираю при этих словах. Из всего, что я ожидала от него услышать, это было не это. Он в одно мгновение перестал подталкивать меня к тому, чтобы я снова чувствовала заботу, а стал поддерживать. Как будто он действительно делал это, чтобы помочь мне, а не из-за какого-то странного порыва власти.

— Хорошо, — шепчу я. Еще одна дрожь пробегает по мне, когда его рука покидает мою, касаясь моей руки. Он не отодвигается от моего тела, его тепло все еще так близко ко мне, что это отвлекает, и часть меня надеется, что он не осознает, как он влияет на меня, как сильно я хочу его. И есть другая, меньшая часть меня, которая хочет, чтобы он знал. Которая хочет, чтобы он заставил меня снова почувствовать себя красивой, желанной, как это делал он, даже когда я говорила себе, что не хочу этого.

Возможно, он больше не хочет меня такой. Не такой, какой я выгляжу сейчас, не после всего этого. Но то, как он все еще стоит так близко ко мне, то, как его тело касается моего, говорит мне о чем-то другом. От этого моя кожа становится красной и горячей, и мне еще труднее сосредоточиться на пистолете в моей руке, на том, что я должна с ним делать дальше.

— Держи его ровно, — инструктирует Виктор, как будто моя рука дрожит по собственной воле. — Сосредоточься на цели. Ты будешь вдыхать, а затем выдыхать при выстреле, нажимая на спусковой крючок. Расставь ноги на ширину плеч… правильно. — По какой-то причине одобрение в его голосе заставляет меня чувствовать тепло, небольшой прилив счастья на мгновение сменяет мое беспокойство, и когда он отступает от меня на шаг, чтобы дать мне пространство для съемки, я мгновенно скучаю по ощущению его такой близости ко мне, по его прочности.

Мой пульс снова учащается, когда я смотрю на одну из бутылок, подставленную в ожидании, когда я сделаю выстрел. Думаю, я могу это сделать, даже если на самом деле не хочу.

Вдыхаю. Я делаю глубокий вдох, чувствуя, как мой палец сжимается вокруг спускового крючка. Мне просто нужно нажать вниз, немного сжать, и прогремит выстрел. Это не такая уж большая вещь. Просто стрелять в бутылку. Не в человека. Не в реального человека. Просто пуля и немного стекла.

Выдыхаю. Я не думаю об этом слишком усердно. Я нажимаю вниз, сжимая, и спусковой крючок спускается легче, чем я ожидала. Может быть даже, слишком просто.

Удар поражает меня, несмотря на предупреждение Виктора. К счастью, я хорошо подготовилась, но от толчка все равно качаюсь на пятках, пистолет в моих руках оказывается в опасной близости от моего носа. Я останавливаю его, прежде чем меня может ударить по лицу, и мне требуется мгновение, чтобы сосредоточиться и действительно посмотреть на бутылку, в которую я только что выстрелила.

Верхняя часть разбита. Это не совсем удачное попадание, но это уже что-то, особенно для первого кадра.

— Ты попала в точку, — говорит Виктор, и в его голосе слышится что-то похожее на нотку гордости. — С практикой ты могла бы стать хорошим стрелком.

— Спасибо. — Ответ приходит автоматически, хотя я и не знаю, что я на самом деле чувствую по этому поводу. Мне нравится быть хорошей во всем, и гордость в его голосе согревает что-то внутри меня, но в то же время это не то, в чем я когда-либо хотела быть хорошей.

— Мы попробуем еще раз, — говорит Виктор, и я прерывисто вздыхаю, чувствуя, как дрожит моя рука, сжимающая пистолет.

— Мне нужна секунда, — быстро говорю я ему. — Мне нужно перевести дыхание. — Он ничего не говорит, когда я поворачиваюсь к нему лицом, и я внезапно понимаю, что он все еще очень близко, между нами меньше ладони. Это никак не замедляет биение моего сердца и мне не легче отдышаться, во всяком случае, я чувствую, как мой пульс подскакивает к горлу, а грудь сжимается, когда я смотрю на него.

Голубые глаза Виктора сверкают под холодным солнцем, на лице прорезались жесткие морщины, но я вижу проблеск чего-то, просвечивающего в этих глазах, чего-то более мягкого. Может быть, гордости. Желание, возможно, каким бы невозможным это ни казалось. Я не знаю, как он мог хотеть меня, но его взгляд непоколебимо прикован к моему. Мой пульс скачет в груди, когда все остальные мысли улетучиваются из головы, кроме того, как он близко, какой он красивый, адреналин от выстрела превращается во что-то другое. Поцелуй меня, думаю я из ниоткуда, мой взгляд скользит вниз к его рту. Я знаю, как хорошо он ощущается на моем, и в других местах, и мне вдруг захотелось, чтобы он поцеловал меня больше, чем что-либо еще в мире.

И я, блядь, не знаю почему.

Неужели из-за пребывания здесь, у черта на куличках, где мир за пределами нас настолько затуманен после всего случившегося, что трудно вспомнить, что он вообще существует? Неужели то, что он сделал для меня за последние дни, то, как он заботился обо мне, так отличается от человека, которого, как я думала, я знаю? Он так давил на меня сегодня, как будто его действительно волнует, смогу ли я это пережить. Он как будто хочет, чтобы я была сильной. Это противоречит всем моим параноидальным мыслям, но если это правда, это означает, что он хочет большего, чем то, что у нас было раньше.

Это означает, что он хочет партнера. Настоящий, равный брак.

Я не знаю, как это возможно для нас. Но прямо сейчас мне все равно. Меня волнует только то, что он стоит рядом со мной и что прошло так много времени с тех пор, как он целовал меня, и я чувствую, как будто моя кровь горячо стучит по венам.