Они двинулись из Альтдорфа к Серым горам на следующий день.

Позднее присоединились другие. Руди Вегенер, король разбойников из Рейксвальдского леса, решил связать с ними свою судьбу и однажды темной ночью в лесной чаще помог победить остатки своих бывших товарищей, вооруженных до зубов. Вместе с Руди пришел маг Стеллан, который жил с разбойниками и был полон решимости противопоставить свою магию колдовству Великого Чародея, и Эржбет, танцовщица-убийца с Края Мира, каждую ночь, как молитву, твердившая имена тех, кого она лишила жизни. Ули и Менеша они нашли в Ущелье Удара Топора, где целая община мирных крестьян оказалась замаскированными демонами и где юный Конрадин, оруженосец Освальда, был заколот и съеден изменившим обличье огром. Гномы направлялись на юг, но пожелали послужить принцу своими мечами во имя золота и славы. Хайнрот, душа которого была выжжена дотла после гибели его детей, присоединился к ним вскоре после этого. Отряд орков из крепости позабавился с двумя его маленькими сыновьями, а потом убил их. Он дал обет наносить себе рану своим зазубренным мечом всякий день, который он позволил Дракенфелсу прожить, и угрюмо истязал себя каждое утро. Однажды, проснувшись, они обнаружили, что Хайнрот буквально вывернут наизнанку, а на его костях вырезаны слова: ТЕПЕРЬ ВОЗВРАЩАЙСЯ.

Никто из них ничего не слышал, а на страже стоял смышленый Вейдт. Все это время Освальд шел впереди, неустрашимый, несмотря на все новые ужасы, объединяющий своих спутников - что в отношении Вейдта и гномов или распутной Эржбет и до фанатизма аскетичного Хайнрота было непросто - и раз и навсегда уверенный в успешном исходе их предприятия. Сиур Йехан говорил ей, что он был таким с самого детства. Ученый явно любил мальчика как сына и предпочел последовать за Освальдом, когда истинный отец принца отказался их слушать. Это последние великие дни, думала Женевьева, и их имена будут жить в балладах вечно.

А теперь Конрадин мертв. Сиур Йехан мертв. Хайнрот мертв. Ули мертв. И прежде чем окончится ночь, остальные - может быть, весь их отряд - присоединятся к ним. Она уже давно не думала о смерти. Возможно, сегодня ночью Дракенфелс прервет темный поцелуй Шанданьяка и вытолкнет ее, наконец, за грань между жизнью и смертью.

Освальд направился прямо к открытым воротам крепости, мельком глянул по сторонам и, махнув им, ступил во тьму. Женевьева последовала за ним. И остальные двинулись за ней.

Они шли дальше, и маг Стеллан начал выпевать заклинание на языке, которого Женевьева не знала. Он начал слегка светиться, и ей показалось, что она видит вокруг него пляску сопровождающих мага духов. Порой она могла видеть то, чего не видели другие. Голос Стеллана становился все громче в то время, как они двигались по каменному проходу, жесты - все более оживленными. Светящиеся существа вились вокруг него, гроздьями висли на его амулетах, развевали его длинные, как у женщины, волосы. Очевидно, он пробудил великие силы. Он делал это перед другими битвами и был достоин всяческого почтения, судя по их победам.

В конце прохода оказалась старая деревянная дверь с медными вставками, образующими узор. Разглядеть в абстрактных завитушках лицо не составляло труда. Женевьева знала, что этот эффект был хорошо продуман. Ничто в этом месте не происходит иначе как по плану. Плану Дракенфелса. Лицо, которое она увидела, - это та самая бесстрастная маска, которая была на Великом Чародее в Парравоне. Может, остальным виделись другие лица: жестокий родитель, безжалостный враг, неизгнанный демон.

Все это сильно подействовало на Эржбет. Женевьева услышала, как кровь танцовщицы потекла быстрее. Даже Вейдт и Руди напряглись. Только Освальд сохранял ледяное спокойствие и царственное самообладание.

Освальд шел впереди, одной рукой высоко подняв факел, выставив меч, словно слепой - трость. Вплотную за ним следовал Стеллан, проверяя путь с помощью своей магии. Женевьева теперь улавливала в его заклинаниях ритм и повторы и заметила, что Руди молится в унисон с магом, беззвучно повторяя слова Стеллана толстыми губами. Духи мага окружили его, словно защитное одеяние. Сейчас все должны молиться своим богам. Все, у кого есть боги.

Здесь, в сердце Дракенфелса, ночные чувства Женевьевы говорили ей о том, чего она предпочла бы не знать. Словно миллион насекомых копошился на ее коже, жаля ее серебряными жалами, оглушая какофонией писка. Великая опасность была рядом, великое зло. Но чтобы понять это, не требовалась особая острота чувств вампира. Даже бедная глупышка Эржбет могла бы сказать, что они идут в смертельно опасный мрак. Их угасающие факелы выглядели просто жалкими против тьмы внутри крепости.

- Дверь,- произнес Стеллан на рейксшпиле. - Она защищена заклинаниями.

Освальд помедлил и протянул вперед меч. Он прикоснулся к металлу, и посыпались искры. Вставки раскалились добела, над тлеющим деревом заклубился едкий дым. Воображаемое лицо теперь казалось рассерженным и с ненавистью сверкало на них глазами.

- Ты можешь открыть ее, маг? - спросил принц.

Стеллан улыбнулся своей кривой самоуверенной улыбкой:

- Конечно, ваше высочество. Самый обычный заклинатель смог бы преодолеть эти слабые чары. Удивляюсь, что такой колдун, как Дракенфелс, снизошел до подобных вещей.

Маг полез в сумку и, картинно взмахнув рукой, бросил в сторону двери пригоршню сладко пахнущего порошка. Лицо снова потемнело, и Стеллан взялся за дверную ручку. Он повернул ее и толчком отворил дверь, потом отступил в сторону и, усмехнувшись, с поклоном пропустил принца вперед.

- Видите, - сказал он, - это было просто.

И тут маг Стеллан взорвался.

Их всех залило кровью. На двери повисли клочья ткани и мяса. Каменные стены на десять футов позади них окропило красным. Голый скелет Стеллана постоял мгновение, все еще усмехаясь, и рухнул.

Руди, Менеш и Вейдт громко ругались и яростно отряхивались, стараясь избавиться от налипших на них ошметков плоти и обрывков материи. Освальд невозмутимо вытер лицо. Женевьева почувствовала, как в ней поднимается красная жажда, но справилась с ней. Это ей не банкет. Она лучше будет лакать свиное пойло, чем питаться этим. Духи Стеллана исчезли, погибли вместе со своим повелителем.