Однако для демонстрации неврологических или поведенческих изменений, связанных с нашей терпимостью в отношении цифровых технологий, не нужно обращаться к экстремальным случаям зависимости от интернета. Бэтси Спэрроу и ее коллеги показали, что если люди уверены, что утверждения, которые их попросили запомнить, сохраняются в электронном виде, они справляются с заданием хуже, чем контрольная группа, которая для запоминания утверждений опирается только на свою биологическую память. Это говорит о том, что делегация простого мыслительного поиска алгоритму Google, кажется, потенциально снижает способность нашего мозга надежно хранить и извлекать информацию. Эти наблюдения подтверждают нашу с Рональдом Сикурелом идею: когда мозг перегружен (информацией или необходимостью включения в решение многоцелевых задач, к которым он не подготовлен), одна из его первых реакций заключается том, чтобы «забыть» – либо путем усложнения доступа к накопленным воспоминаниям, либо, в крайнем случае, просто путем стирания некоторой сохраненной информации. Мы считаем эту функцию защитным механизмом нашего мозга для преодоления ситуаций, когда он оказывается перегружен выше предела своей производительности.

Такая информационная перегрузка очевидным образом распознается в наши дни по тому, как люди используют интернет для общения с родственниками и друзьями. Не удивительно, что влияние виртуального общения на наши природные социальные навыки – еще одна сфера, в которой мы можем оценить реальное влияние цифровых систем на поведение людей. Например, в книге «Одинокие вместе» Шерри Таркл описывает свой длительный опыт общения с подростками и взрослыми людьми, которые активно используют текстовые сообщения, соцмедиа и другие виртуальные средства общения. Соцмедиа и виртуальная реальность могут значительно повышать уровень тревожности и способствовать выраженной недостаточности развития социальных навыков, что неизбежно ведет к исключению реального социального общения, понижает эмпатию и приводит к более тяжелому переживанию одиночества. Более того, симптомы и признаки зависимости от виртуальной жизни часто обнаруживаются в некоторых интервью с такими людьми почти случайным образом.

Прочитав книгу Шерри, я задумался о том, не перегружает ли эта новая «постоянная подключенность» кору головного мозга путем невероятного расширения круга людей, с которыми мы имеем возможность общаться почти мгновенно посредством множества доступных в интернете социальных сетей. Не соблюдая предельного размера социальных групп (около ста пятидесяти индивидуумов), ограниченного объемом кортикальной ткани, возникшей у нас в ходе эволюции, теперь мы постоянно контактируем с гораздо большим числом людей из виртуальных социальных групп, размер которых значительно превосходит этот нейробиологический предел. Поскольку созревание белого вещества человеческого мозга происходит на протяжении нескольких первых десятилетий жизни и достигает окончательной зрелости лишь на четвертом десятке, перегрузка коры может быть более серьезной проблемой для подростков и молодых людей, у которых кортикальные связи еще не достигли зрелого состояния. Это может объяснять высокий уровень тревожности и дефицита внимания, познавательных способностей и даже памяти у представителей этой части населения, наиболее активно пользующейся социальными сетями.

Непреодолимая тяга, которую столь многие из нас испытывают к цифровым системам типа интернета в целом и социальных сетей в частности, также находит объяснение в рамках гипотезы цифрового хамелеона. Исследования молодых людей с диагностированной зависимостью от интернета выявляют очевидные нарушения мозговых систем внутреннего подкрепления. Опять-таки главным виновником является нейромедиатор дофамин. Исследования показывают, что мы все больше и больше вовлекаемся в активность в интернете просто по той причине, что она заставляет наш мозг создавать сильное ощущение удовольствия и вознаграждения. В таком контексте интерактивные программы, которые мы называем социальными сетями, такие как Facebook[39], Twitter, WhatsApp и WeChat, стали своего рода социальным клеем или, если использовать терминологию данной книги, важнейшим синхронизатором человеческих мозгосетей, сформированных тысячами или даже миллионами людей, жаждущих немедленного удовлетворения невероятной потребности в социальном взаимодействии, которая возникает внутри нашего мозга. Можете называть это виртуальным грумингом; совершенно очевидно, что удовольствие от реального груминга у приматов и от залипания в интернете имеет под собой одно и то же нейрохимическое основание. Активное вовлечение дофаминэргических сетей также объясняет очевидное сходство интернет-зависимости с пристрастием к азартным играм и наркозависимостью.

Следует ли обратить на это особое внимание? Я думаю, да. Не только из-за возможного влияния на психику современного и будущего поколений, но также из-за далекоидущих последствий нашего усиливающегося взаимодействия с цифровыми системами. В наиболее плачевном варианте развития ситуации я предвижу, что это безумное усиление использования интернета и виртуальных социальных связей способно вызвать совершенно новый тип селективного давления, которое в конечном итоге скажется на эволюционном будущем нашего вида. В этом отношении стоит задуматься, не близится ли расцвет вида Homo digitalis или, что еще тревожнее, этот вид уже возник и, оставаясь незамеченным, рассылает через интернет письменные и голосовые сообщения.

Но даже если это не так, давайте задумаемся о том, что после взрывного развития коммуникационных технологий, осуществленного и пережитого нашим видом только за последнее столетие и на шаг приблизившего нас к предсказанию Маршалла Маклюэна об использовании искусственных средств для расширения нашей центральной нервной системы до возможности связываться друг с другом почти со скоростью света, главным побочным продуктом, по-видимому, стала чрезвычайная фрагментация всего человечества на множество виртуальных племен, связанных внутри себя специфическим набором убеждений, требований, забот, приязней и неприязней, моральных и этических ценностей. Забавно, что при всем нашем стремлении к построению высокотехнологичного общества, посеяв этот цифровой урожай, мы пожали возврат к племенной организации общества, приведшей к появлению Истинного творца всего миллионы лет тому назад. Единственное различие заключается в том, что мы уже не расселяемся полчищами по лесам и равнинам реального мира, а все больше и больше становимся примитивными охотниками и собирателями диспергированных и начиненных дофамином битов и байтов киберпространства. Это само по себе не страшно – важно лишь осознать, что за этот выбор мы расплатимся потерей всего того, что считается уникальными особенностями человеческого разума.

Несколько десятилетий назад Джозеф Вейценбаум предположил, что нечто подобное действительно может произойти в будущем. По его мнению, единственный способ избежать участи, перед лицом которой мы оказались сегодня, заключается в решительном отказе от делегации решения «требующих мудрости задач» нашим собственным творениям, таким как цифровые компьютеры и программы. Он считал, что это сохранит прерогативу Истинного творца всего.

Учитывая все, что я видел, читал и испытал за последние годы, я действительно полагаю, что очень быстро приближается момент для принятия мудрой рекомендации Вейценбаума, поскольку мы, вполне вероятно, в наших излишне глубоких интимных отношениях с цифровыми машинами стремительно подходим к точке невозврата. В этой связи мне кажется вполне уместным закончить этот краткий обзор опасностей, которым сегодня подвергается Истинный творец всего, стихами Т. С. Элиота – одного из величайших поэтов XX века, который в песнопениях «Камень» всего в трех строчках очень точно подметил важнейшую проблему нашего времени: