Говоря словами Бора: «В физике мы имеем дело с таким положением вещей, которое гораздо проще, чем в психологии, и все равно мы вновь и вновь узнаем, что наша задача заключается не в том, чтобы изучать суть вещей – мы вообще не знаем, что это означает, – но развивать такие концепции, которые позволяют нам говорить друг с другом о природных явлениях продуктивным образом».

И это подводит нас к двум заключительным пунктам, которые я хотел бы отметить. Еще один удивительный и вызывающий робость вывод мозгоцентрической космологии – теория о том, что, если в окружающем космосе существуют более сложные вещи, чем наш мозг, они навсегда останутся за пределами понимания человека. В таком контексте то, что мы называем случайными процессами, возможно, просто отражает такие явления, которые находятся за границами логики, до которых человеческий мозг способен дойти, прежде чем окончательно потеряться и заблудиться. Если исходить из этой точки зрения, как любит говорить мой друг Марсело Глейзер, человеческую вселенную фигурально можно сравнить с небольшим островком знаний, окруженным широчайшим океаном энтропии, который, учитывая ограничения нашего мозга, никогда не будет освоен ни одним человеческим мозгом.

Меня это совсем не расстраивает, и я ясно вижу, что эта аналогия указывает нам истинный масштаб ценности и уникальности, которые мы в качестве вида приобрели совместными усилиями путем тщательного построения этого островка знаний на протяжении миллионов лет. Я имею в виду, что пока не будут найдены конкретные доказательства существования внеземных разумных существ, человеческая вселенная будет оставаться самым большим достижением ума какой-либо разумной формы жизни, которая смогла возникнуть, вырасти и сохранить определенное количество смелости и решимости, чтобы оставить свой ментальный отпечаток в почти безжизненном, холодном и навеки непостижимом космосе.

В заключение важно подчеркнуть, что мозгоцентрический подход предполагает, что для наиболее точного описания окружающего нас космоса окончательное определение и интерпретация реальности должны включать в себя точку зрения мозга наблюдателя. Если распространить эту точку зрения на всю человеческую вселенную, получается, что для точного описания человеческого космоса нужно принять во внимание точку зрения мозга всех наблюдателей, которые когда-либо жили и хотя бы на протяжении одной миллисекунды наблюдали окружавшие их чудеса. На самом деле во вселенной, состоящей из потенциальной информации, в реальности ничего не происходит, ничто ни к чему не приводит, и ничто не имеет вообще никакого значения до тех пор, пока мозг наблюдателя или мозгосеть не придадут смысл исходному наблюдению, за счет чего еще одна песчинка знаний попадет на берега того острова, который впервые стал расти в открытом море в результате наблюдений наших первых предков, осмелившихся поднять головы, посмотреть в ночное небо и с благоговейным страхом впервые задуматься о том, откуда все это взялось.

В соответствии с этой точкой зрения в каждый момент времени человеческая вселенная определяется результатом всеобщего слияния в единую, постоянно растущую сущность всех отдельных жизней, наблюдений, размышлений, рассуждений, творений, воспоминаний, удивления, любви, обожания, ненависти, понимания, описания, математических рассуждений, сочинительства, живописи, писательства, пения, разговоров, восприятия и переживания, порожденных мозгом всех когда-либо живших людей.

Но что вам мои слова. Вот послушайте, что сказал на закате своей карьеры великий американский физик Джон Уилер. Обсуждая противоречивые результаты, полученные в эксперименте с двумя щелями, Уилер предложил мысленный эксперимент, предсказывавший, что при наблюдении сегодня за светом, излученным далекой звездой миллиарды лет назад, человек изменяет поведение расщепленного пучка этого света, излученного той же звездой, который направляется в другие части пространства. По сути, Уилер предположил, что проводимые сегодня человеком наблюдения могут менять природу света, излученного в прошлом звездой, расположенной на расстоянии миллиардов световых лет от нас. Основываясь на таком теоретическом рассуждении, Уилер вывел теорию о том, что вселенную можно описать только в качестве «партисипативного» космоса, поскольку все, что в нем происходит, зависит от общих наблюдений, выполненных всеми населяющими его разумными формами жизни.

Годы спустя после публикации Уилером его скромной идеи эксперименты подтвердили справедливость этой концепции с помощью аппарата, названного квантовым ластиком с отложенным выбором. В общих чертах этот эксперимент показал, что, если расщепить пучок света для получения непрерывного потока пар запутанных фотонов и каждый фотон из пары перенаправить в разные точки в аппарате, можно доказать, что сам акт наблюдения за одним из этих фотонов, движущихся по более длинному пути внутри аппарата, способен изменить свойства второго фотона из пары, движущегося по более короткому пути, даже если этот последний фотон был зарегистрирован на восемь наносекунд ранее. Таким образом, если бы я в качестве наблюдателя следил за фотоном, следовавшим по более длинной траектории, и обнаружил, что он ведет себя как частица, сам акт наблюдения заставил бы второй фотон из пары запутанных фотонов также вести себя подобно частице (а не волне), даже если он уже достиг детектора несколькими наносекундами ранее. Поскольку теперь данный эксперимент воспроизведен во многих лабораториях, эти результаты создали еще одну нерешенную задачу для квантовой физики. Конечно же, если вы не согласитесь с мозгоцентрической интерпретацией Уилера: самое полное объяснение космоса – это объяснение, создаваемое в результате всех наблюдений всех населяющих космос разумных форм жизни.

Как видите, чем больше мы пытаемся узнать о происхождении тех вещей, которые, казалось бы, нужны для определения нашего человеческого представления о реальности, таких как пространство, время, математика и наука, тем яснее становится, что едва ли не все дороги, по-видимому, ведут к одному источнику – к Истинному творцу всего.

Ровно в 7:30 утра 1 июля 1916 года тишина спокойных берегов реки Соммы в северной провинции Франции была внезапно и резко нарушена. Над глинистыми и извилистыми траншеями, занятыми войсками союзников, в чудовищном унисоне слились сотни военных свистков. Услышав сигнал, которого они ждали и боялись на протяжении нескольких последних дней, более сотни тысяч тяжеловооруженных мужчин, представлявших все социальные слои британского и французского общества, оставили позади все, что имело смысл в их не дошедших еще и до середины жизнях, поднялись единой живой волной из укрытия глубоких траншей без малейшего признака колебания и бросились в будущее, которого никто не мог даже представить себе, и уж тем более предсказать.

Со стороны происходящее напоминало хорошо отрепетированную сцену в балете. Гигантская человеческая орда в очередной раз исполняла трагедию, ставившуюся много раз в истории нашего вида: каждый мужчина одновременно со всеми, кто был рядом, взобрался по лестнице, чтобы отдать свою судьбу в грубые руки того, что солдаты пророчески назвали «ничьей землей» – четырех сотен ярдов открытого и полностью лишенного какой-либо гуманности пространства, отделявшего солдат союзников от первой линии защиты немцев.

Здесь, на этом пороге между жизнью и смертью, лишь случай определял, в какую сторону отправится каждый конкретный человек.

Смелые мужчины, преисполненные преданности к родной земле и своим личным и общественным чувствам чести и долга, выходили на свет божий, надеясь стремительным рывком добраться либо до безопасного укрытия в воронке, оставшейся от разрыва одного из почти 2 миллионов снарядов, выпущенных за предыдущие семь дней интенсивных бомбардировок перед этим броском пехоты, либо, еще лучше, до первой линии немецких окопов, предположительно опустевших под напором железа и огня, которые обрушивались на врага целую неделю.