– Чего смотришь, мажор, – говорю я. – Ты видишь, мне половину мозга вырезали? Так что я сейчас вас убью и съем. И мне не будет ничего, потому что я зомби. Слыхал про зомби, глупый и неразвитый ты человек?

– Да я тебе сейчас башку твою больную отшибу, ты понял?

– Ну давай, попробуй, – говорю я насмешливо. – На малолетке знаешь что с тобой сделают? Ну-ка, скажи «ку-ка-ре-ку», порепетируй.

Не выдержав такого неприкрытого издевательства, мажор предпринимает новую попытку атаковать. Я делаю ложный выпад, вводя его в заблуждение, и он тушуется, дёргается, теряет инерцию, а я подсекаю, как карася и он со всего маху падает лицом в снег.

В этот момент подбегает мой друг-мутант Раджа и начинает злобно лаять и кидаться на лежащего в снегу и матерящегося, как сапожник мальчика в модной и дефицитной японской куртке.

– Сожри его, Радж! – подначиваю я пса. – Сожри!!!

В этот момент двое других участников этого дворового бандформирования, должно быть поняв, что рискуют прослыть ссыконавтами, вдруг дёргаются в мою сторону и начинают хаотично махать руками.

Радж бросает поверженного врага и обрушивает гнев на наступающих.

– Да вы настоящие берсерки, пацаны, – говорю я. – Смотрите, друг друга не поубивайте.

Я отступаю, не желая ненароком подставить голову под лопасти этой мельницы. И в этот момент раздаётся истошный девчачий вопль:

– Стойте! Прекратите! Милиция!

Как ни странно, этот крик действует на пацанов отрезвляюще. Они прекращают изображать вентиляторы и оборачиваются на голос. Я тоже оборачиваюсь и вижу бегущую к нам девчонку в коричневой цигейковой шубке и вязаной шапочке.

– Что вы за люди такие! – напускается на моих гонителей строгая румяная барышня. – У одноклассника сотрясение мозга, а вы драться лезете.

Ага, значит одноклассники, ну что же проблемы со статусом у меня действительно существенные.

– Какое сотрясение, Рыбкина, у него мозга-то не было никогда, – ржёт один из двоих, пока мажор поднимается и отряхивает снег.

Радж рычит и не сводит с них глаз.

– Молодец, Раджа, – говорит девчонка. – Будут знать в другой раз, как лезть.

– Рыбкина, тебе чё надо? – щерится на неё мажорный выпендрёжник и, повернувшись ко мне, добавляет. – Брага, ты как баба, в натуре. За тебя вон девки впрягаются. Сам-то ничё не можешь, чмошник.

– Как тебе не стыдно, Ширяев! Вот я отцу про вас точно расскажу, он вас на учёт быстренько оформит. Пошли, Егор, не обращай внимания на придурков.

Ну надо же какая покровительница у меня. Пойдём, Рыбкина. С тобой, как говорится, хоть на край света. Я широко улыбаюсь и подмигиваю парням:

– Ладно, поцики, не скучайте. И это… меня не ищите, я вас сам найду.

– Вопрос не решён. Ясно, Брага? – зло бросает Ширяев.

Какой вопрос? Чего он решать собирается? Эх, не сахар жизнь подростковая. Но ничего, зато драйв какой! Я такого давно не чувствовал.

– Без базара, Ширяй, – отвечаю я. – Обращайся, если что.

– Чё?! – подаётся тот ко мне

– Да ладно, Юрок, остынь, – говорят его дружки, – никуда он от нас не денется.

Рыбкина поднимает мою шапку и тянет за руку:

– Гóра, пошли скорей. Ну их нафиг, дураков этих.

Согласен.

– Радж, – говорю я, – погнали!

Пёс идёт за мной. Соображает, не то что мой Бобик. Рыбкина тянет меня к моему подъезду.

– Ничего себе тебя отделали, – говорит она, поглядывая на мои шрамы.

– До свадьбы заживёт, – беспечно отвечаю я.

– А ты как-то изменился, – пристально смотрит она.

– Ну ещё бы, мужчина куётся в бою.

– Чего он в бою делает? – прыскает она со смеху. – Я думала, он там дерётся.

– Выковывается, – подмигиваю я и рассматриваю её личико.

Нос кнопкой, редкие конопушки, весёлые зеленоватые глазки, румяные щёчки, губки-вишенки. Прелесть просто.

– Чего? – смущается вдруг она.

А я думал её ничем не смутишь.

– Чего смотришь?

– Да вот, залюбовался, – усмехаюсь я.

– Да ну тебя…

Она внезапно краснеет и отворачивается. Мы подходим к подъезду.

– Зайдёшь? – спрашиваю.

– Ага, – кивает Рыбкина. – Зайду. Ты задание сделал или просачковал в больнице?

– Ничего себе просачковал, – возмущаюсь я. – Да я за жизнь свою боролся!

Она заливается смехом. Смешливая какая.

– Мам, у нас гости! – кричу я с порога. – Радж, ну-ка стой. Ко мне. Стой, сказал! Жди!

– Кто там? – доносится из комнаты мамин голос.

– Анна Никифоровна, это я! С наступающим вас! – отзывается моя гостья.

– А, это ты, Наташенька? Проходи. Тебя тоже с наступающим. Хочешь кушать?

Значит Наташа. Хорошо. Пока дамы приветствуют друг друга, я завожу удивлённого Раджа в ванную и протираю ему лапы. Что? Не привык к такому?

Когда вхожу в комнату, до меня долетает обрывок фразы:

– …целые куски из прошлого может не помнить.

Понятно, про меня говорят. Девочка симпатичная и фигурка ладненькая, красоткой будет, не сомневаюсь. Да вот только по малолеткам я не ходок, так что извини, Рыбкина Наталья, пока нам с тобой ничего не светит. Но ты, судя по всему частенько сюда приходишь. Мама вон совсем не удивилась. Для чего? Или почему? Шефство надо мной взяла?

– Ну, Егор, показывай, чего нарешал, – говорит она, увидев меня и уверенно идёт в спальню, к моему письменному столу.

– Ты же слышала, – отвечаю я, следуя за ней. – У меня амнезия. Я даже не помню, где мой письменный стол находится, а ты говоришь.

– Ох, не ври мне, – недоверчиво улыбается она. – Давай, доставай тетрадку.

– По математике что ли?

– Ну, не по русскому же. По алгебре конечно. Ты вообще, решал что-нибудь? Помнишь, на чём остановились? Тангенс суммы, да?

Она по-хозяйски садится за стол и, открыв ящик, достаёт тетрадь.

– Наташ, а ты кем хочешь стать, когда вырастешь? – спрашиваю я.

Она оборачивается и пристально смотрит.

– Что? – развожу я руками.

– Правда не помнишь?

– Милиционером? – отвечаю вопросом на вопрос.

– Пожарником, – насмешливо кривит она губы. – Неужели забыл? Тогда догадывайся.

– А, учительницей, точно!

– Ну вот, значит не всё потеряно и надежда на нормальную оценку на экзамене пока сохраняется. Не стой, тащи табуретку.

– Вот же ты училка, – качаю я головой и иду на кухню.

.

Рыбкина объясняет мне тригонометрические функции, и я быстро врубаюсь. Что-то вспоминается со школы, а что-то просто ложится на молодые свежие мозги, хоть и сотрясённые. Даже ради одного этого стоило улететь в прошлое и помолодеть. Мозг работает чудесно. Я сразу всё запоминаю и схватываю на лету. Вот, что значит юное тело. Мама дорогая!

Моя училка остаётся довольной. В конце занятия я вдруг, подчиняясь порыву, наклоняюсь к ней и чмокаю в щёку. Она в тот же миг вскакивает и, залившись краской, гневно на меня смотрит. Просто испепеляет взглядом.

– Ты обалдел что ли, Брагин? – шепчет она. – Тебе действительно голову отбили? Дурак.

– Ты где Новый Год встречаешь? – спрашиваю я, едва сдерживая смех. – Пойдёшь на площадь Советов гулять?

Она ничего не отвечает и, бросив на меня негодующий взгляд, выходит из спальни.

– До свидания, Анна Никифоровна.

– Уже уходишь, Наташенька? Папе привет передавай. Егор, ты где там? Иди проводи гостью.

В прихожей я пытаюсь подать ей шубу, но она вырывает её из моих рук и, одевается сама, сурово и молчаливо, не глядя на меня. Я с удовольствием наблюдаю, как она обувает фетровые полусапожки, запихивая свои красивые ножки в это чудо текстильной промышленности. «Прощай молодость», называла такие моя бабушка. Интересно, а у Брагина есть какие-то родственники?

– Егорушка, не хочешь прилечь? – спрашивает мама.

– Не, всё нормально, не беспокойся. Я позанимаюсь ещё немного.

– Смотри, не перетрудись. Тебе сейчас нужно больше отдыхать.

– Мам, а мы где Новый Год будем встречать?