А. И. Деникин при выяснении первопричины террора акцентировал свое внимание на большевиках. В этой связи он процитировал слова некоего Волынского, представителя красных войск Сиверса, сказанные им в конце января 1918 г. на заседании Ростовского совета рабочих депутатов в ответ на возглас «Убийцы!» из меньшевистского лагеря в свой адрес: «Каких бы жертв это ни стоило нам, мы совершим свое дело, и каждый, с оружием в руках восставший против советской власти, не будет оставлен в живых. Нас обвиняют в жестокости, и эти обвинения справедливы. Но обвиняющие забывают, что гражданская война — война особая. В битвах пародов сражаются люди — братья, одураченные господствующими классами; в гражданской же войне идет бой между подлинными врагами. Вот почему эта война не знает пощады, и мы беспощадны».
Эти леденящие, циничные признания, бесспорно, вызывают отвращение, но они, тем не менее, не перекрывают во множестве известные факты беспощадности противостоявшей большевикам стороны и не могут служить для нее индульгенцией. Одно преступление не может служить оправданием другого преступления. Впрочем, Антон Иванович, с присущим ему стремлением к объективности, и в этом случае оговаривается, что при такой системе войны у сторон не было выбора в средствах противодействия. Но тут же, защищая добровольцев, подчеркивает, что у Добровольческой армии, всегда находившейся в тактическом окружении — без своей территории, без тыла, без баз было только два выхода: или отпускать на волю захваченных большевиков, или «не брать пленных». «Я читал где-то, — писал он, — что приказ в последнем духе отдал Корнилов. Это не верно: без всяких приказов жизнь приводила во многих случаях к тому ужасному способу войны «па истребление», который до известной степени напомнил мрачные страницы русской пугачевщины и французской Вандеи…».
Уже в начале 1918 г. Деникину стало ясно, что завязавшейся борьбе не видно конца. Это побудило его к решению вопроса о свадьбе, откладывавшейся до конца войны. Теперь ждать этого не имело смысла. Венчание состоялось на Рождество Христово. День был пасмурный, холодный, в разных концах Новочеркасска слышалась стрельба. Чтобы избежать огласки, венчание проходило не в соборе, а в одной из городских церквей при тусклом мерцании огоньков восковых свечей. Не было ни приглашенных, ни хора. В качестве свидетелей-шаферов на бракосочетании присутствовали Марков, Тимановский и адъютанты Деникина и Маркова. Каледин намеревался устроить у себя маленький прием в честь молодых, по Антон Иванович с благодарностью отклонил это предложение ввиду тревожной обстановки. Ксения Васильевна и Антон Иванович при таких суровых обстоятельствах наконец-то создали свою семью.
Через несколько дней, в десятых числах января 1918 г., советские войска перешли в наступление на Ростов и Новочеркасск. Власть начала переходить к большевикам: еще 5 января в окружной станице Морозовской, И января — в Усть-Медведицком округе, 16 января — в Хоперском округе. Тогда же в станице Каменской проходил съезд фронтового казачества. Он объявил о низложении войскового правительства, образовал казачий ВРК под председательством Ф. Г. Подтелкова и направил делегацию на III Всероссийский съезд советов в Петроград, которая заявила там о признании казаками советской власти как верховной во всей стране. Рабочие Таганрога подняли восстание и захватили город в свои руки. 18 января забастовали железнодорожники Ростова. Это заставило руководителей Добровольческой армии прекратить ее дальнейшее формирование и двинуть части армии на фронтовые участки, образовавшиеся внутри Донской области преимущественно вдоль железных дорог.
Корнилов выставил офицерский батальон полковника Кутепова и юнкерскую школу в Таганроге, дивизион полковника Ширяева, усиленный Морской ротой, — у Батайска, 2-й офицерский батальон, по просьбе Каледина, отправил на Новочеркасское направление. Штаб армии перевел в Ростов, где он расположился во дворце Парамонова на улице Пушкинской (ныне — Научная библиотека Ростовского государственного университета). Это позволило ему дистанцироваться от Донского правительства и Новочеркасского совета, с которыми генералы вступили в резкую конфронтацию. Неказачьи Ростовский и Таганрогский округа несколько облегчали добровольческому командованию установление отношений с областной властью. Но наличие многочисленного рабочего населения в Ростове и Таганроге, враждебного добровольцам, поглощало много сил на внутреннюю охрану городов.
В Донской области закипела вооруженная борьба. Гражданская война вздыбила города и крупные населенные пункты, шахтерские районы. Полковник Кутепов дважды разбивал отряды Сиверса у Матвеева Кургана, но горстка добровольцев не могла долго противостоять лавинам преимущественно красногвардейских матросов. Кутеповские войска отступили к станции Синявской. Добровольцам удалось поднять казаков Гпиловской станицы, по после неудач под селением Салы донское ополчение рассыпалось. В это время Каледин прилагал все усилия, чтобы изменить ход событий в свою пользу. Он приступил к переформированию казачьих полков, оставляя в них лишь казаков четырех младших возрастов, к мобилизации офицеров, организации партизанских и добровольческих частей из казаков. Но Дон не откликнулся на призыв своего атамана. На защите Новочеркасска остался лишь партизанский отряд из учащейся молодежи есаула В. М. Чернецова. Оп дрался успешно и смело. О нем заговорили и свои, и противники. Но 20 января в бою с казаками войскового старшины С. Н. Голубова, перешедшими к большевикам, Чернецов попал в плен. На другой день Подтелков, предварительно надругавшись над есаулом, зарубил его. Оборона Дона выдохлась. Переговоры Каледина с Подтелковым успеха не принесли.
28 января Каледин обратился к Дону со скорбными словами. «…Наши казачьи полки, расположенные в Донецком округе, — извещал он, — подняли мятеж и в союзе со вторгнувшимися в Донецкий округ бандами красной гвардии и солдатами напали на отряд полковника Чернецова… и частью его уничтожили, после чего большинство… участников этого подлого и гнусного дела рассеялось по хуторам, бросив свою артиллерию и разграбив полковые денежные суммы, лошадей и имущество…В Усть-Медведицком округе вернувшиеся с фронта полки… произвели полный разгром на линии железной дороги Царицын — Себряково, прекратив всякую возможность снабжения хлебом и продовольствием Хоперского и Усть-Медведицкого округов…В слободе Михайловке, при станции Себряково, произвели избиение офицеров и администрации… погибло… до 80 одних офицеров. Развал строевых частей достиг последнего предела и, например, в некоторых полках Донецкого округа удостоверены факты продажи казаками офицеров большевикам за денежное воз награждение…».
В такой обстановке Корнилов решил увести Добровольческую армию с Дона, где ей не помогают и где ей грозит гибель, на Кубань. Был разработай план захвата станции Тихорецкой и подготовлены поезда. 28 января Алексеев и Корнилов направили телеграммы Каледину с уведомлением о намеченном плане. Они повергли атамана в шок, ибо погибла последняя надежда на добровольцев. На следующий день, 29 января, Каледин собрал свое правительство. Довел до сведения телеграммы членов триумвирата и сообщил, что в атаманском распоряжении осталось всего 147 штыков. «Положение наше, — подвел он итоги, — безнадежное. Население не только нас не поддерживает, по настроено к нам враждебно. Сил у нас нет и сопротивление бесполезно. Я не хочу лишних жертв, лишнего кровопролития; предлагаю сложить свои полномочия и передать власть в другие руки. Свои полномочия войскового атамана я с себя слагаю». Ошеломленные члены правительства попытались было что-то сказать. Алексей Максимович прервал их: «Господа, короче говорите. Время не ждет. Ведь от болтовни Россия погибла!»
Его нервное напряжение достигло предела. Оп оставил кабинет и перешел в свою комнату отдыха. Снял ремень и положил его на столик. Из кобуры достал пистолет. Лег на кровать и выстрелил себе прямо в сердце.
Трагическая смерть Каледина потрясла всех. Но Дон остался глухим. Хотя у кое-кого затеплилась надежда — тяжелая искупительная жертва пробудит его. В Парамоповский дворец дошли известия, что Новочеркасск объявил «сполох» и движение уже начинается, Казачий круг избрал атаманом генерала А. М. Назарова и призвал всех казаков от 17 до 55 лет к оружию. Сообщение нового атамана обнадеживающе подействовало на добровольческое командование и всю общественность. Политики Милюков, Струве, Трубецкой, ростовский градоначальник В. Ф. Зеелер и другие активизировали свою деятельность по обеспечению Добровольческой армии. Корнилов тоже вздохнул с облегчением и отложил уход на Кубань, но потребовал передачи Ростовского округа с назначением в нем генерал-губернатора Добровольческой армии и объявить об этом атаманским приказом. Назаров отказался это сделать, и предоставил такое право добровольческому командованию. Но в связи со смертью Каледина как раз встал вопрос о перераспределении обязанностей между оставшимися триумвирами, что сразу вызвало размолвку между ними. Вопрос о генерал-губернаторстве повис в воздухе. Донской круг, надеясь на соглашение с красными, послал свою делегацию в Каменскую. Но заправлявший там Ю. В. Саблин ответил ей: «Казачество, как таковое, должно быть уничтожено с его сословностью и привилегиями». Взволновавшееся было казачество, по преимуществу старших возрастов, помитинговав и побуйствовав, очень скоро остыло и разбрелось по станицам. Запала хватило всего на несколько дней. Никакого «сполоха» не получилось. Фронтовики предпочитали предаваться пьянству и разгулу.
