Папаша Упрямец расспрашивал Лань Мао все в том же вчерашнем классе. Сейчас тут были только они двое, говорили с глазу на глаз. Что они обсуждали, какие были вопросы и ответы – я не слушал, потому что Папаша Упрямец сказал: нельзя подслушивать. Я честно ходил туда-сюда и разворачивался далеко от класса.
Времени прошло примерно как два урока, Папаша Упрямец закончил беседу с Лань Мао, я понял это потому, что Лань Мао вышел в коридор и вернулся в свою комнату. Папаша выглянул и махнул мне рукой, и я быстро убежал.
Придя в дом Вэй Цзяцая, я пригласил его пройти со мной. Он следовал за мной по пятам, тяжело дыша и яростно надувая щеки, как свинья, только что перебежавшая от одной кормушки к другой. Когда я только пришел, он как раз бил и бранил Цинь Гуйе, а сейчас хотя и прекратил это делать, но все еще пребывал в раздражении и гневе.
Я внезапно остановился и обернулся к нему: Брат Цзяцай, вы не можете явиться к Папаше Упрямцу в таком состоянии.
Тот опешил: Если не в таком, то в каком?
Вы не можете идти сердитым, сказал я. Если будете злым, Папаша Упрямец расстроится, а если он расстроится, то вынесет неверное суждение.
Вэй Цзяцай поспешно кивнул: Понятно.
Я отвел его в класс. Когда он встретился с Папашей Упрямцем, то был уже спокоен и почтителен. Он послушно сел там же, где и вчера, ноги вместе, руки на коленях, как у подсудимого, решившего честно во всем сознаться.
Я отошел на несколько десятков метров и снова вернулся к классу. Это место притягивало, как магнит. Я на цыпочках прокрался вдоль стены, словно кот, своровавший мясо. Папаша Упрямец говорил, что нельзя подслушивать, но в тот момент я осознал, что подслушивать нельзя только тем, кто к делу не относится, а я-то имел к нему отношение! Я служил посланцем Папаши Упрямца, то есть не был человеком со стороны. Так что я сел на корточках под окном класса и слушал разговор Папаши и Вэй Цзяцая.
Папаша Упрямец: Ты купил Цинь Гуйе у торговца людьми?
Вэй Цзяцай: Да.
Папаша Упрямец: За сколько?
Вэй Цзяцай: Восемьдесят.
Восемьдесят?
Торговец хотел сотню, мне удалось сторговаться до восьмидесяти.
Откуда у тебя столько денег?
Часть я получил, сдавая кровь, часть – продавая змей и рыбу, еще часть – продав рис, а что не хватало – занял.
У тебя есть рис на продажу?
Ради денег пришлось и рис продать.
Что будет есть твоя семья в голодные дни?
Займу у людей, в худшем случае пойду просить милостыню или снова сдам кровь.
Ты купил жену, да еще и родил ребенка, но содержать их не можешь, живете вы плохо, ты виноват перед женой и ребенком, почему бы тебе не отпустить их? Пусть идут жить с другим.
Нельзя! Папаша Упрямец, ни коем случае нельзя!
А если я попрошу Лань Мао возместить тебе те деньги, которые ты заплатил за нее?
Мне не нужны деньги! Мне нужны моя жена и ребенок, они – важнее.
А почему тогда ты бьешь и ругаешь жену?
Это было раньше. С тех пор, как она родила мне сына, я ее не ругаю и не бью. Но сегодня утром не сдержался, отругал и ударил пару раз. Папаша Упрямец, ни в коем случае не возвращайте мою жену этому ублюдку. Обещаю, что больше никогда ее не ударю и ругать не буду. К тому же жена снова беременна, у нас будет второй ребенок.
…
Разговор Папаши Упрямца с Вэй Цзяцаем тоже длился примерно два урока. Я прикинул, что времени прошло достаточно, и покинул свой пост. Когда Вэй Цзяцай и Папаша Упрямец вышли из класса, я уже стоял возле баскетбольной стойки.
Я отвел Вэя домой и позвал Цинь Гуйе.
Я пустил Цинь Гуйе вперед, чтобы она могла идти со своей скоростью. Она опять беременна? Живот у нее правда большой. Если бы я не слышал, что сказал Вэй Цзяцай Папаше Упрямцу, то подумал бы, что она просто пополнела. Эта полная женщина шагала неустойчиво и медленно, лицо у нее было напряженное и взволнованное, как у свиньи, посланной на заклание.
Внезапно она остановилась и развернулась, чтобы вернуться назад.
Я преградил ей дорогу. Папаша Упрямец еще не допросил вас, сказал я.
Цинь Гуйе ответила: Я боюсь.
Папаша Упрямец не ест людей, произнес я.
Я не боюсь Папашу Упрямца.
А чего вы тогда боитесь?
Не знаю.
Я слышал, как Вэй Цзяцай пообещал ему, что больше не будет вас бить и ругать.
Даже если он убьет меня, я готова.
За убийство человека придется заплатить жизнью.
А ты слышал, что говорил Лань Мао?
Не слышал.
То есть то, что говорил Вэй Цзяцай, ты слышал, а почему тогда не слышал, что сказал Лань Мао?
Когда они с Папашей Упрямцем говорили, меня не было ни в классе, ни под окном.
Пусти, дай мне пройти.
Если вы не пойдете к Папаше Упрямцу, он не узнает правду и вынесет неверное решение.
Цинь Гуйе услышала мои слова, подумала-подумала и снова повернулась. Она по-прежнему ступала нервно, как свинья, идущая на заклание.
Я отвел ее в класс, а потом вышел и открыто встал рядом у стены. Если бы Папаша Упрямец выглянул, то сразу бы меня увидел. Он больше не просил меня отойти подальше, вероятно, полагал, что с этого расстояния я ничего не услышу. Но на самом деле я слышал все.
Папаша Упрямец: Цинь Гуйе, как ты попала в дом Вэй Цзяцая?
Цинь Гуйе: Меня продали ему торговцы людьми.
Кто они?
Я не знаю.
Мужчины или женщины?
Двое мужчин.
Я думаю, ты не глупа, как тебя угораздило попасть им в руки?
Я не знала, что они торгуют людьми. А когда поняла, уже не могла сбежать.
Вы с Лань Мао жили супружеской жизнью?
Мы с детства жили вместе, в одной комнате.
Я имею в виду, занимались ли вы с Лань Мао тем, чем обычно занимаются муж и жена?
Нет.
Ты опять беременна?
Да.
Когда Лань Мао пошел в школу, он же хотел расстаться с тобой, ты его ненавидишь за это?
Нет.
Почему не ненавидишь?
Не знаю. Наверное, потому что мы с детства были вместе, не могу его ненавидеть.
А когда Вэй Цзяцай бьет и ругает тебя, ты его ненавидишь?
Нет.
Почему?
Я заслужила.
Ты хочешь уйти с Лань Мао?
Не знаю.
Если бы тебе пришлось выбирать, ты кого выбрала бы – Лань Мао или Вэй Цзяцая?
Но у меня ребенок от Вэй Цзяцая.
Значит, ты хочешь жить с Вэй Цзяцаем?
Но Лань Мао ведь передумал и на самом деле не порвал со мной.
……
Незаметно пролетело и это время двух уроков, разговор Папаши Упрямца с Цинь Гуйе подошел к концу. Они вышли друг за другом, одна – как сдавшая экзамен ученица, другой – как учитель, завершивший свою работу на экзамене. Выражение лиц у обоих было не очень хорошее, как если бы ученик плохо себя показал на экзамене, а учитель от этого тоже не испытывал радости.
К тому моменту все трое участников брачного спора были допрошены и расследование закончено. Уже миновал полдень, начиналась вторая половина дня, мой желудок урчал от голода, а Папаша Упрямец снова дал мне поручение: Сходи и пригласи старосту деревни и твоего отца, а заодно принеси что-нибудь поесть.
Сначала я отправился к отцу и попросил его приготовить поесть. Мой отец был озадачен приглашением Папаши Упрямца и с сомнением спросил: Это же брачный спор, а не ссора школьников, зачем он меня позвал? Я ответил: Если Папаша Упрямец сказал мне позвать тебя, ты обязательно должен пойти.
Затем я побежал к старосте деревни, на ходу я жевал батат. Дом старосты находился на восточной окраине деревни, однако сам он был важной фигурой – по крайней мере, номинально. Думаю, Папаша Упрямец обратился к нему из уважения – или желая, чтобы тот утвердил окончательное решение. На самом деле в то время староста назывался не староста, а глава бригады. И деревня Шанлин называлась не деревней, а «производственной бригадой Шанлин», но людям по-прежнему нравилось называть главу бригады старостой деревни, а производственную бригаду – деревней, это было традиционное название – подобно тому, как на уроках я должен был называть своего отца учителем.
Фамилия старосты была Мэн. Когда я пришел к нему домой, его там не оказалось. На мгновение я забыл, что глава производственной бригады должен руководить работой. Так что я отыскал его среди трудившихся в поле людей. Староста Мэн очень обрадовался, услышав, что Папаша Упрямец зовет его, чтобы проконсультироваться и принять решение по брачному спору. Он поставил ведро с навозом, махнул рукой людям, погруженным в работу и смотревшим на него: Я пошел! Иду выносить окончательное решение!