Здесь, в лесу, жара была не столь жестокой.

Как впоследствии оказалось здесь уже стояли военные строители и связисты, а новобранцев направили «для усиления».

Сложив вещмешки кучей в палатке с дощечкой «столовая», вновь прибывшие включились в работу.

Через полтора часа лагерь был готов.

Первое построение на новом месте.

– Ребята, – неожиданно не по уставу обратился капитан, – Перед нами поставлена задача проложить кабель для подключения части населенных к энергосистеме. Воздушные линии в заповеднике не желательны, да и технику для траншей сюда не загнать. Поэтому страна обратилась за помощью к нам. Сегодня день отдыха, а с утра начнём работать.

Ночь выдалась морозной. Выскочив поутру из палатки ребята, увидели покрытую инеем траву.

– Ничего себе жара, – пробурчал Илюха.

– То ли ещё будет, – вздохнул Саня.

Только Леха, раскинув свои могучие руки-лопаты восхищённо протянул:

– Эх красотища-то, какая! Бодрит!

Построение, зарядка и завтрак – быстро и организованно.

Пять минут на сборы и колонна отправляется на выполнение задания.

Небольшой переход и рота остановилась метрах в ста от тёмной стены леса.

Первыми показались гражданские монтажники, что крутились вокруг огромного ящика.

– Трансформатор, – со знанием дела сказал Лёха, – Интересно, как они его в будку занесут.

– На наших руках, – обречённо ответил Илюха.

– То ли ещё будет, – в очередной раз выдохнул Саня.

Сразу за бетонной коробкой трансформаторной будки были видны две параллельные траншеи, которые упирались в площадку, на которой стояли старенький трактор и пара бортовых «Зилов».

Ротный поднял руку, и колонна остановилась.

– Командиры отделений, выдать инструмент личному составу, командиры взводов – распределить участки.

В этот момент к ротному подошёл один из гражданских.

– Ну всё, сейчас начнём таскать чугундий, – обречённо сказал Саня.

– Товарищи, – обратился к строю гражданский, – Мы очень благодарны вам за помощь. Хочу попросить вас о соблюдении параметров траншеи: ширина полметра, глубина метр. Мы уже начали, а вы продолжите, пока мы будем собирать и обустраивать все подстанции. Вам навстречу двигается строительная рота, предположительно встреча должна состоятся в деревне Печное.

Ночной мороз сменился зноем. Утрамбованная колесами и гусеницами поверхность площадки походила на бетон. Звон лопат, сопение и недовольное ворчание.

– На сто человек один лом и два топора – они смеются?

Время остановилось, пот застилал глаза, лопата не слушалась и норовила выскочить из рук. Спустя вечность подъехал «Уазик» с обедом.

Ещё через три часа уставшие и чумазые они становились в строй.

– Эх, сейчас бы в баньку, – сказал кто-то.

Старшина, старый, седой служака, сочувственно посмотрел на бойцов и сказал:

– Баня-то есть, но электричества нет. А без него ни воды, ни тепла. А теперь: на право! Шагом-арш!

И рота не спеша двинулась в лагерь.

– Товарищ старшина, – уже придя в расположение обратился к нему Илюха, – я тут подумал, а можно ли нам для баньки пару вёдер, четыре простыни, да моток веревки попросить.

– Рядовой…

– Савельев, – подсказал Илюха.

– Я же сказал – местная баня закрыта.

– А мы свою сделаем, – не унимался Илья.

Старшина оглядел неуёмного бойца и сказал: – Через десять минут у каптерки.

– Есть, – радостно ответил Илюха и помчался к друзьям.

Трое друзей переминались у фанерного домика с табличкой «склад».

Дверь открылась и в дверном проёме появился старшина.

– Савельев сотоварищи?

– Так точно, товарищ прапорщик! – вытянулся Илюха.

– Ну вот тебе, что просил, – сказал, протягивая два ведра из которых торчали веревка и простыни, – мыло на дне. И добавка от меня.

Старшина откуда-то из-за двери вытащил помятую садовую лейку.

Четверть часа спустя, рядом с ручьем были растянуты простыни, а в костре под вёдрами весело трещали сухие ветки.

Илюха с голым торсом поливал из лейки Лёху.

– Добавь тепленькой, жмот, – кричал тот, – я ещё веток принесу!

Старшина с капитаном сидя на лавочке наблюдали, за процессом купания подчиненных. У примитивной баньки уже толпилась веселая очередь, поторапливая друзей.

– Может приструнить, Валерий Павлович, – спросил старшина.

– Пусть порезвятся, – ответил капитан, – дети ведь ещё.

Тонкий шнур над ареной, любимый голос в динамиках и мольба в сердце: «не оглядывайся»!

Вот уже второй год, как я с ней знаком. Она тогда пела под куполом, а я, с блокнотом в руках, сидел в ложе освтителя и наслаждался зрелищем.

Столичная труппа, новые лица, новые номера, идеи для реприз – все радости земные в одно время и в одном месте.

В тот вечер я впервые услышал этот голос. Волшебный, зовущий на покорение новых вершин голос. Такой теплый, мягкий.

«Главное в жизни – держать равновесие» – пела она.

Кокон любви сковал меня и жизнь стала иной.

Жизнь провинциального манежного клоуна с моноциклом, корд-де-воланом и пантомимой между номерами вспыхнула чтобы мгновенно погаснуть рядом с такой ослепительной красотой и голосом. Но…

Все эквилибристы семейные, а клоуны лишь – иногда.

Через неделю они уже грузились.

Мягкий кокон стал жестким и колючим. Одиночество разбитого сердца вонзило когти, завыло и принялось обустраиваться. Но ненадолго.

Спустя полгода она вернулась. Девушка мечты искала работу.

– Развод – горькая штука, – сказала наша вахтёрша, – Ты – без кожи, с чемоданом на улице и без работы. Теперь ищет новый манеж.

Её монолог прервал врач скорой.

– Где кабинет директора? – спросил усталый доктор с рыжим чемоданчиком.

Есть в наших коридорах один порожек между дирекцией и рабочей частью – все спотыкаются. Носилки, сирена и мука неизвестности.

– Стечение обстоятельств, – сказал доктор в больнице, – не смертельно, поправится, но выступать – сомневаюсь, слишком сложный перелом.

***

Вы знаете, что цирк – это живой организм?

Когда один падает – больно всем, и не важно работает он с тобой или приехал погостить на пару представлений.

Конечно же, наши девчонки загрузили ее общением. Цветы, фрукты от остальных.

Да. Каюсь, большинство от меня. Пока она была в больничке, оставаться инкогнито было просто. Стало труднее, когда ее поселили в общежитии.

Все новости я получал от старой гримерши Нинель. Она жила в соседней комнате и помогала Танюшке первое время.

Да-да, как у Пушкина: «она звалась Татьяной».

Что было делать? Подойти и сказать: а вот и я со своими чуйствами? Мы с ней почти не пересекались, лишь мельком обменивались приветствиями. Да какое дело звезде до клоуна…

Сейчас ей не чувства были нужны, а помощь в реабилитации, работа и рука друга.

И потому я стал таким «тайным покровителем».

Надо было помочь ей вернуться на манеж – придумать номер по силам и возможностям, а главное по вакансиям.

Самое трудное было уговорить всех на создание нового представления. Благо сценарий я подготовил.

– Кто здесь директор, я или коверный? – шумел Пал Петрович – Денег нет!

Но когда узнал, что надо лишь изменить мой последний выход, добавить песен, плюс немного реквизита, успокоился и дал согласие.

Через Нинель познакомил Танюшу с учителем по вокалу из нашей филармонии.

Уговорил чиновницу из мэрии устроить уличный парад на День города.

Заказал тематические стихи в местном поэтическом клубе.

Три месяца переговоров, убеждений, репетиций слились в один день.

И вот он – День премьеры.

После уличного парада зритель жаждал представления.