– Да, думаю, что это несколько проще. Но почему вы считаете, что работяги должны владеть всем? Их дело копать или грузить от рассвета и до заката! Они же не понимают, что они делают! Здесь большая часть рабочих русского не знает.

– Тем не менее, вот просека, она ведет прямо к Охе, и насыпь готова, без всякого знания русского. Может быть вы здесь не нужны, если вас не понимают?

– Как это не нужен? План у меня, я проводил эти изыскания!

– Ну, вот видите! Оказывается, Вы – путеец!

– Да не путеец я, а инженер-нефтяник, мое дело – сами месторождения.

– И что вы сделали для этого? Построили шесть колодцев и двенадцать арыков, по которым нефть сливается в омуты-озера? Да, где-то арыки имеют искусственное русло. Имея теодолит – это сделать не так сложно! Вон, посмотрите, та самая нефть, часть которой используется для работы насосов, превращается в бензин и керосин, причем бензины имеют детонационную стойкость 70–95.

– А вы кто такой, что понимаете: что это значит?

– Я? Вы мою фамилию знаете?

– Откуда, господин большевик?

– А фамилия: Степан Гирс, вам что-нибудь говорит?

– Ну как же: адмирал, нефтепромышленник, любимчик царя.

– Это – я, меня зовут Степан Гирс, я – вице-адмирал воздушного флота, и это – мои ректификационные колонны. Я их изобрел и построил за свои деньги. Теперь они помогают России выбить японцев с наших месторождений. А ты, инженеришко вонючий, их сюда сам позвал! «Я – краснопузых не люблю»! Твои слова? Твои! Без таких инженеришек рабочие обойдутся, главное, чтобы у них были нужные руководители, которые понимают: что без чего не работает. Мы, большевики, освободили все губернии, которые захватила Германия на западе. Мы не дадим кому бы то ни было распродавать содержимое наших недр. Это – наша нефть, и она не будет греть котлы японских кораблей. Ты это понял? Да, японцы платили тебе неплохие деньги за то, что ты способствовал тому, чтобы Сахалин и Приморье стали провинцией Японии. Ты – новый Мазепа, а не Науменко. Ты продал собственную Родину!

– Вы – адмирал Гирс? И Вы – большевик?

– Красноармеец, подойдите сюда, пожалуйста!

– Товарищ командующий! Красноармеец младший сержант Волков прибыл по вашему приказанию, товарищ вице-адмирал.

– Вы мою фамилию знаете?

– Так точно, товарищ вице-адмирал Гирс! Вы – командующий воздушным флотом СССР.

– Спасибо, товарищ Волков, займите свой пост. Вы меня поняли, господин инженер?

– Меня расстреляют?

– Да кому ты нужен? В общем, так, эти колонны должны работать круглосуточно. Организуй подвоз тары из береговых сел, используй емкости для хранения сырой нефти. Техническую документацию получишь у старшего смены, лейтенанта Сухарева, он – обучит. Теперь это – твоя обязанность. Деньги получать за это будешь. Но не дай бог, если что-либо с ними произойдет. Идет война, один раз ты уже предал, третьего раза просто не будет, и музыки не будет на твоих похоронах. «Мазеп» у нас на дух не переносят.

18-го января, получив радиограмму Фрунзе о вводе войск Японии, я быстро поделил 14 тысяч на двадцать пять, вычел вес ненужного топлива, и подвесил 620 25-килограммовых бомб в кассетах по четыре и по одиночке. Полоса позволяла оторваться даже перегруженной машине. Мы оторвались от нее и легли на курс 189° истинного курса. Ночь, Луна в последней четверти, узкий серпик практически не освещал Землю. Там, справа, идет вторжение, начались бои, Серега решает сложнейшую задачу: остановить наступление противника на фронте шириной более 2000 километров, а сил и средств страна смогла выделить не слишком много: шесть бронепоездов, восемь дивизий, 120 орудий и 7 дивизий ополчения, практически не воевавших. Вся надежда на действия корпуса и на четкое взаимодействие авиации и наземных сил. У меня задача несколько иная: по диагонали пересечь Сахалин, пройти между островом Решин и Хоккайдо, пересечь с севера на юг остров Хонсю. Где-то в 1980 километрах от меня лежит искусственный остров Тиёда, или замок Эдо. Остров весь покрыт зеленью, туда еще не вступала нога ни одного европейца. Ну, ноги и в этот раз не будет, но стирки будет много! Везем мы не произведения аккерманских горшечников, а 16 килограммов гексогена, зажатого в шести килограммах сталистого чугуна с четырьмя взрывателями, настроенными так, чтобы осколки имели температуру свыше 1320 градусов. Это больше зажигательные, чем осколочные бомбы. Идем на «центр принятия решений», я – не Путин, я прекрасно знаю: где он находится, и чем, и как, его можно «приласкать»! Через 4 часа и 32 минуты мы будем там.

Набрав высоту в пять километров и поставив машину на автопилот, я прошел в штурманскую рубку. Да, с картами довольно тоскливо! Но план Токио есть. Островок довольно крупный, но нам его рвы и крутые стены как-то совершенно не мешают. Интересно: сакура уже цветет или нет? По-моему, в январе она цветет на Окинаве, а в Токио начинает цвести в марте, но могу ошибаться. В любом случае ею там в этом году будет не полюбоваться. На фоне обгорелых обломков она будет не видна. А мы будем любоваться сахалинской вишней. Она такая же розовая, только цвести начинает в середине мая.

Мы прошли Сангарский пролив. В отличие от СССР, над которым летишь в полной темноте почти постоянно, остров вполне прилично освещен, и ориентироваться над ним довольно просто! Вон город Аомори, а там светится Цугару. Внизу очень много снега! А княжество Цугару когда-то было айнским. Пролет одиночного самолета не вызвал никакой паники. Они еще даже не подозревают о том, что это может быть очень опасно. Это как «тренироваться» в здешних горах зимой. А это – далеко не Сибирь. Снега здесь много, но среднегодовая температура +11 градусов. На Сахалине среднегодовая температура отрицательная! Через час впереди появилось огромное яркое пятно света: Токио и его пригороды. Здесь снега нет. Я убавил обороты и начал снижение. Большого Токио еще нет, видны отдельные пятнышки городов с плотной застройкой, но между ними есть темные промежутки, которых с большей высоты видно не было. А вот темных пятен в центре штук шесть. А, вот, есть, вижу!

– Василий, прямо по курсу темный овал с редкими огоньками. От нас четвертый темный участок. Ближний к реке, но не к морю.

– Вижу, командир, отчетливо наблюдаю.

– Бери на себя!

– Есть, два влево… стоп!

Коротко моргнула красная лампочка, даю полградуса вправо, загорелись обе.

– На боевом! Цель вижу. Справа от пролива, второй дом.

– Оно, ясно вижу. На боевом!

– Сброс!

– Накрытие! – закричал кормовой стрелок.

– Ухожу на второй заход! Цель – большой дом сразу за пожаром, резиденция правительства.

И ни одного выстрела! Хотя рядом море, несколько крепостей. Они просто не понимают: что происходит! Время – четыре утра, нас еще даже и не обнаружили! На втором заходе сброс был двумя сериями по два пакета, четыреста килограммов. Досталось старой крепости и дому правительства. На третьем заходе с юга завершили разравнивание большого острова, снесли дворец-храм Будокан. Сильнейший пожар, горит парк, на четвертом заходе работали по токийскому вокзалу, а затем «капельками», по одной бомбе, ударили по местам с наиболее плотной застройки вокруг императорского дворца. Насколько я помню, эти места оккупировали японские монополии. Но флот в этом вылете мы не трогали! Он сам к нам придет! Израсходовав боезапас, легли на обратный курс и через три двадцать были дома.

На пути назад имели радиосвязь с Фрунзе. Я доложился, что нанесен удар по дворцовым сооружениям, дому правительства и вокзалу в Токио, наблюдали сильные пожары в городе.

– В Москву отправлю радиограмму, в Берлине уже вызвали японского посла из-за нарушений границы и обстрелов нашей территории. Можем пообещать постоянные удары по японской территории?

– Вполне, топлива и боеприпасов достаточно.

– Отлично, товарищ Гирс. Но не расслабляйтесь! Что с Александровском?