И его резко пронзает понимание одной простой истины. Это же так очевидно!.. Свет и Добро нуждаются в защите, и они не могут себя защищать и сами применять при этом свою силу, потому как тогда они тоже станут Тьмой.

И больше понимает! Главное понимает! Что без них, без своих Защитников, ни сам Свет, ни Добро не обойдутся, не справятся и перестанут существовать! И в них, солдатах Света, их самой мощный огромный человеческий запас силы и возможностей творить Добро. Только вместе они могут справится с этой мрачностью бытия.

Делать это только усилиями защитников из числа людей, простых самаритян, солдат Света облачённых в доспехи Света! – вот что он явственно осознаёт и чётко видит в этом судьбоносном для себя выборе.

По выбору своего места в этой Битве – он исключительно на стороне Света, и он сделает всё, что в его силах, чтобы Тьма никогда не стала властвовать на Земле…

Описать это озарение словами очень сложно, но Алексей сумел его осознать, принять, и сделал выбор. Сделал мгновенно. И окончательно.

Глава 19. Утро после ночного боя

Ночь подошла к концу. Наступил рассвет, и по опорному пункту началось движение, стали перемешаться какие-то отдельные машины.

Люди задвигались по всей позиции роты, занятые повседневными обязанностями и нуждами. От летучки до них было метров двести – триста, и понять, кто и чем занимался, на таком отдалении было нелегко.

Где-то затарахтели двигатели… Скорее не затарахтели, а вполне ритмично и мощно загудели своими в металл запрятанными лошадиными силами, которых в каждом двигателе было как у большого табуна грациозных мускулистых животных.

Ночь прошла без вполне возможных осложнений.

Шаховской открыл глаза и немного задержался с тем, чтобы спускаться с лежанки и начать одеваться. Он был ещё под впечатлением от своего причудливого сна… Но в то же время хорошо помня и прокручивая в голове все перипетии этого сна, собственные ощущения и возникшие мысли, он одновременно чувствовал себя сильным, отдохнувшим и спокойным.

Конечно же, время, чтобы разлёживаться, у него отсутствовало.

Именно на войне полностью оправдывает себя как мудрое откровение цивилизации известная расхожая банальность про то, что неизвестно, что «день грядущий нам готовит» – неожиданных вводных может поступить всегда много и в любой момент. Эта банальность, этот человеческий многократно подтверждённый опыт, смысл её охватывал все стороны жизни людского племени во все времена. В любом месте и при любом жизненном укладе. Что уж говорить о таких сферах, где тайные друг от друга для врагов планы являются залогом эффективности. Война – одна из этих сфер.

Шаховскому предстояло встать, умыться и быстро побриться, чтобы походить на человека, который уважает собственное достоинство. Это всегда в подчинённых вселяет подсознательную уверенность, что и к их человеческому достоинству будут относиться с уважением. И это одинаково было важно как самим солдатам, так и Шаховскому.

Алексей встал, быстро окинул взглядом кунг. Комбата и зампотеха уже не было. Он надел свои полевые брюки и горные кроссовки, больше подходящие в условиях каменистой местности, чем стандартные армейские берцы от «афганки», которые были ещё в новинку, и у солдат на боевых их не было. А обувались они так только на дембель для возвращения домой.

Капитан спустился из кунга на грунт. В руках он держал маленькую сумочку с бритвенными и умывальными принадлежностями. К дверце машины была прилажена кем-то из водителей-умельцев, предшественников, приспособа по типу «полевой умывальник», которая позволяла заливать туда воду с последующим экономным расходованием холодной или тёплой воды.

Лёша привычно намылил пеной лицо, стал бриться, смотрясь на себя в небольшое зеркальце, и увидел в нём появившуюся Тасю. Он был рад этому, но вида не подал.

Тася подошла, немного покрутилась, пытаясь попасться ему на глаза во всей своей статной привлекательности, но словила лишь дежурное «Привет». Шаховской с деланно сосредоточенным видом продолжил заниматься наиважнейшим в его жизни делом – бритьём.

Любому взрослому человеку, который является апологетом традиционных ценностей божественного творения, было бы со стороны понятно, что здесь происходит частный эпизод эволюционно-исторической постановки «Единство и борьба противоположностей в аспекте взаимодействия между мужчиной и женщиной». Величайшей по своему замыслу и значению, идущей на сцене от сотворения мира и, видимо, до его конца, с невероятным количеством сезонов и непостижимой по многогранности драматургией.

Оба они, даже сами того не замечая, исполняли свои роли на совесть, но сама обстановка не располагала к длительному выпендрёжу – ситуация в любом случае оставалась тревожной и опасной, предбоевой.

Тася, как обычно поступают умные женщины, первой взяла инициативу и перевела борьбу полов в рациональное русло хрестоматийного словопрения.

– Ты, капитан, извини меня за вчерашнее. Как-то всё разом навалилось, и как прорвало… Но я такая редко бываю… Тебе удалось увидеть нечто очень интимное, которое мало кому доводилось, – привычно немного ёрничая, сказала она. – Меня такой ещё, может, мама только и видела. Так что прости.

– За что? – не понял Шаховской.

– За бабьи слёзы. Они были совсем лишними. Так что можешь считать, что моё предложение остаётся в силе. И мы с тобой действительно сходим на концерт… Сходим, Лёш? Когда в Союзе будем?..

Шаховской улыбнулся. Ему была приятна эта милая девичья непосредственность и даже несколько наивная прямолинейность и открытое проявление симпатии, без всякого жеманства и чрезмерного кокетничанья, которые в данной ситуации были бы совершенно неуместны и даже лживы. И он такую тонкую естественность и искренность оценил:

– Ну, конечно же, сходим. Вот выйдем, и сходим. Спасибо, что позвала. Буду надеяться, что не забудешь своего приглашения… Только у меня есть встречное предложение, которое ты тоже должна принять – позволь с тобой куда-либо сходить посидеть, по шашлычку перекусить, потанцевать. Мне было бы приятно быть с тобой рядом, когда ты в вечернем платье… Прямо представляю, как ты эффектно выглядишь.

– Слушай, кэп, фантазии-то свои поумерь, – улыбнулась Тася. – Не знаю, что ты там себе нафантазировал, но всё будет строго и в рамках приличий…

– Ага, – с чрезвычайно серьёзным лицом брякнул Шаховской, – очень строго! Практически по-монашески строго… по-ма-на-шес-ки, – речитативом отчеканил Алексей, акцентируя её внимание на этом слове и подначивая известной позой из взрослых аспектов отношений.

Тася беззлобно шмякнула его ладонью по спине, и ладошка на фоне хорошо натренированной крепкой спины Шаховского выглядела почти по-детски. Шаховской повернулся и стал к ней лицом во всей своей мужской ипостаси, взял полотенце и стал оттирать его от остатков пены. Их препирательство моментально прервало появление комбата.

Он подошёл, и оба молодых человека, и Шаховской, и Тася, которым по должности было положено выдерживать с ним служебную дистанцию, что проявлялось даже в элементарных традициях поведения, первыми поздоровались с комбатом. Он ответил:

– И вам не хворать…

Шаховской запрыгнул в кунг, надел на себя футболку и верхнюю куртку от сетчатого маскхалата, которая была ему более комфортна в условиях жары и не стесняла движения, и спустился обратно к ним.

Комбат:

– Тася, завтракать будешь?

– Нет, спасибо, товарищ полковник. Вот кофе бы выпила…

Шаховской кликнул водителя машины и дал распоряжение вскипятить воды. В каждом сухом пайке в стандартную укладку входили пакетик чая и пакетик кофе, и они имели свойство накапливаться про запас в большом количестве, так как пить их в жаркое время особо не хотелось. Пока водитель занимался приготовлениями – поставил раскладной стол и стулья, – вдалеке нарисовался зампотех.

Мужчины сидели и курили сигареты. Им, в принципе, можно легко было бы курить американский табак, – сигареты в продаже были и в афганских дуканах, и в армейских чипках, но на боевые они не годились. Эти приятные сигареты мирной жизни на боевых ощущались совсем слабыми, и ими сложно было накуриться. Шаховской курил обычную «Яву» в мягкой пачке, комбат – «Космос».