– Зачем?! – изумилась она. – Ты такой глупый, что ли? Буратино, что ли, деревянный? Или, может, перебухал? Ты знаешь – если дурак, то это уже надолго. Это не лечится. Тут взялся за грудь, про стыдуху забудь! А ты? «Забыла меня», – передразнила Тася Шаховского.

– При чём тут «дурак»? Просто не хотел к чему-то её обязывать. Если бы что случилось и, к примеру, укоротило меня основательно, без ног остался? Такое бывает. А она девчонка молодая. Что ей, на инвалида было бы всю свою жизнь разменивать?

Он замолчал, о чём-то задумался и тяжело произнёс после короткой паузы:

– А может, и себя пожалел. Времени же много должно было бы пройти. Если бы вернулся, а у неё есть кто-то? Не знаю, как бы я себя повёл…

– Что? Такой правильный, что решил даже ожиданием девушку не обременять? Типа – «Князь благородный»? Да просто ты не любил по-настоящему! Когда любят, тогда верят! – очередью выпалила Тася возмущённую тираду.

Алексей задумчиво произнёс:

– Наверно. Возможно, ты права! Больше просто влюблён был, как мальчишка. Сильно влюблён… а по-настоящему, видимо-то, и не любил.

Тася закончила обработку, перевязку, сделала аккуратную маленькую круглую прокладку из пластыря на лбу.

– А во лбу звезда горит… – распевно процитировала она Пушкина. – Ну, чеши, князь благородный, – завершила она иронично свою работу.

Шаховской встал и с деланной церемонностью слегка приобнял Тасю. Она же, выставив согнутые в локтях руки, отстранилась и, ёрничая, ответила:

– Благодарствую.

Он открыл дверь кунга, спрыгнул и направился к своему БТРу, чтобы встретить назначенный патруль и проинструктировать. Чего-то сложного в их действиях не было – всего-то патрулировать парами по периметру стоянки батальона. Учитывая то, что духи имели совершенно очевидные планы всячески препятствовать общей оперативной группе, в эту ночь требовалась особая бдительность.

Задачей патруля было не допустить внутрь, за периметр своей стоянки, кого-либо из афганцев, даже детей – все они рассматривались как потенциальный «ходячий гексоген». Так уже бывало. Нужно не допустить подрывов смертников – пеших или на какой-то одноразовой барбухайке.

Ну и как водится, следить, чтобы свои же проныры из других подразделений не спёрли чего-нибудь из запчастей или иного имущества, если у кого-то «чего-нибудь» стало не хватать, а им это нужно срочно. Ожидать в такое время безответственности от назначенного состава патруля было нелепо, потому что солдаты видели и понимали всё, что происходило утром и днём. А значит, могли оценить возможные опасности ночью. Для Шаховского сейчас было необходимо лишь запустить сам механизм, чтобы всё начало работать как часы. А что и как делать, солдаты и сами знали.

Когда Алексей подошёл к своей машине, то его экипаж доедал ужин, расположившись и погрев пищу на маленьком костерке, разведённом в выкопанной возле машины ямке. Женя на правах старшего, который во время отсутствия офицера отвечал за весь экипаж, спросил:

– Товарищ капитан, ужинать будете? Мы вам оставили, сейчас быстро разогреем. Картошечку с лучком пожарили. Тушёнка, чай.

– Нет, мужчины, спасибо, вы убирайте. Сейчас будет патруль на инструктаж. Так что я позже перекушу, в техлетучке. У вас самих к завтрашнему дню всё готово?

– Вроде да, – ответил Женя. Он посмотрел на молодых. – Всё готово?

Те энергично закивали.

– Ещё раз всё проверьте. Женя, подскажешь, – распорядился Шаховской.

Подошли солдаты седьмой роты, которых привёл Медведков. Он построил их для осмотра. Все были одеты как надо, аккуратны и даже для подобных обстоятельств опрятны. Шаховской коротко поставил задачи, назвал пароль для пропуска и отправил первую смену на маршруты. Остальные пошли отдыхать.

Алексей предупредил:

– Женя, я в летучку техпомощи. Буду там до утра. Если что, ты знаешь, где меня найти.

Глава 8. Ужин в летучке

Шаховской глазами высмотрел стоящую недалеко и находившуюся в поле зрения узнаваемую летучку зампотеха. Во время боевых действий в ней отдыхали по ночам три офицера штаба батальона. Во-первых, зампотех – потому что это его машина, и во-вторых – комбат с Шаховским. Она ими использовалась как передвижной пункт управления, откуда можно было поддерживать связь, вести командно-штабную работу и какие-то короткие совещания офицеров в режиме «на ногах».

Машина являлась просто крайне необходимой! Но для всего, что угодно, кроме, собственно, самого ремонта техники. Все неотложные работы, как правило, осуществлялись на местах прямо возле повреждённых машин, которые были притянуты до стоянки.

В кунге были намертво прикреплены столы-стеллажи, по ящикам и шкафчикам которых была распихана целая куча нужного инструмента. Фактически это был склад на колёсах для инструментария и ремонтных приспособ.

Туда же, в период выхода на боевые, загружались офицерами прихваченные с собой разные дополнительные продукты и личные вещи, вроде консервов из чипка, умывальных принадлежностей и чистого нательного белья.

В углу возле выхода стояла стационарная буржуйка: замечательная и не прожорливая, которая создавала внутри кунга в традиционно холодные ночное время просто Африку. В условиях высокогорья даже летом ночи пронизывающе зябкие, а с натопленной печкой спать в машине можно было раздетыми как на знойном континенте.

Отдыхать укладывались на те самые металлические стеллажи под инструменты, которые специально по их дополнительному функционалу именно на это и были рассчитаны. Они были П-образно размещены по периметру кунга. Поверх рабочих столов накидывались армейские матрасы, и лежбище было готово.

Это был дом на колёсах, но не для досуга, отдыха и путешествий, а для такой вот работы – для войны! Вот для этих «потребностей» – это был очень удобный транспорт.

В крытом кузове уже находились зампотех и комбат. На стеллажах лежали матрасы, застеленные армейскими одеялами, на которые брошено кое-что из офицерской боевой экипировки. Посреди кабины кунга, в середине пространства между стеллажами, было немного свободного места, чтобы поставить большой табурет под импровизированный стол. И стояло три совсем маленьких раскладных стульчика.

Комбат оставался лишь в одной тельняшке. Зампотех был в своём техкомбезе: видимо, он ещё собирался чем-то вскоре заниматься – техники под его контролем было столько, что он мог бы вообще никогда спать не ложиться, но и тогда бы не со всеми делами справлялся – такова непростая доля всех технарей.

Сейчас же они ожидали возвращения Шаховского, который должен поставить подчинённым задачи на эту ночь. И накрывали мужской ужин.

Питание офицеров состояло из сухпая, который выдавался на базе полка ещё в преддверии выхода: разные комплектации «Горного пайка», который был отличного качества. Суточного рациона на одного человека было вполне достаточно. И выделялось его каждому на много суток. Но боевые операции иногда длились по целому месяцу и больше. Весь сухпай попросту заканчивался, а возможностей организовать горячее кормление в подобных условиях не имелось.

Многие солдаты были  из Средней Азии, а там все мужчины с детства обучаются готовить. И к возрасту армейского призыва молодые парнишки становятся знатными поварятами. Они-то, как правило, и готовили на боевых в своих экипажах. Но на марше всегда сложно кашеварить, потому что много других задач: заправка техники, устранение повылазивших поломок. Если применялось оружие, то необходимо пополнить боекомплект, то есть добить ленты боеприпасами и загрузить ими оружие. На всё это нужно время. И на марше обходились обычно сухим пайком плюс тем, что купили в чипке перед выходом.

В пунктах постоянной дислокации они присутствовали в каждом полку, и в них постоянно имелся такой ассортимент, которого в обычных магазинах на территории Союза найти было невозможно. Отличные разнообразные мясные, рыбные и овощные консервы, консервированные американские сосиски, которые можно сразу разогреть в банке. Датская ветчина и полукопчёная колбаса короткими палками «на один раз», прочие деликатесные консервы, боржоми, югославские соки в полулитровых стеклянных бутылках, апельсиновый газированный лимонад «Си-си» в металлических баночках. Американские сигареты по бросовой для Союза цене, и все популярные виды сигарет из традиционного ассортимента хорошего советского магазина.