Дыхание участилось, мысли путались, и Орфин не мог понять, что видел только что. Неужели смерть может быть настолько прекрасной?

Пение паствы сменилось искусным хоралом из боковых ниш. Священник в красном воззвал:

– Ступайте вперед, о печальные души. Теперь время каждому из вас на шаг приблизиться к покою.

Призраки медленно потянулись к помосту. Орфин оказался зажат внутри толпы, которая, шаркая ногами, зачаровано продвигалась вперед. С одинаковыми неподвижными улыбками все смотрели на сцену и мерно покачивались. На вопросы Орфина никто не реагировал. От их безразличия по спине побежали мурашки.

Он был достаточно высоким, чтоб разглядеть, что происходит возле сцены. Это напоминало причастие. Люди по одному подходили к служителю в черном, который поил их чем-то и пальцем касался лбов.

Орфин напомнил себе о цели, с которой сюда пришел. Теперь, когда мистерия кончилась, он наконец мог сосредоточиться на поисках Риты. В этом зале собралось несколько сотен молчаливых душ, но он не мог охватить всех взглядом. Нужна была точка обзора получше. Балкон, идущий сверху кольцом, как театральная ложа, отлично подходил.

Орфин протолкался сквозь людское море к винтовой лестнице, скрытой среди вензелей. Вход на нее был закрыт узкой кованой дверцей, запертой на щеколду. Просунув пальцы между золотыми кружевами и отодвинув ее, он скользнул наверх. На втором этаже оказалось сумрачно, и хор звучал глуше. Но не успел он пройти и десятка шагов, как…

– Твое место внизу, – прозвучал бесстрастный, почти бесполый голос.

Орфин вздрогнул от неожиданности. Говорил юноша с кукольным фарфоровым лицом. Золотая мантия и пика при нём. Страж, каких хватало по всему Приюту. Они, как статуи, дежурили на каждом повороте, у каждой двери – безупречные хранители покоя.

– Я… – начал оправдываться Орфин, – просто хотел взглянуть вниз с балкона. Я ищу знакомую. Для этого мне нужно увидеть всех, кто в зале, понимаете? Это займет пять минут.

– Спускайся. Ты должен заплатить десятину на причастии.

– Какую еще десятину? Мне просто нужно…

– Иди вниз.

Двое других стражей сдвинулись с места и шагнули к нему. Их идеальные юные лица не выражали эмоций. Орфин растерялся, переводя взгляд с одного на другого, а они повторяли заученные реплики и неуклонно теснили его к лестнице.

– Не будьте слишком строги, дети мои, – вдруг велел густой обволакивающий голос за спинами стражей. – Пусть подойдет ко мне.

Стражи расступились мгновенно. В конце коридора Орфин увидел алую глыбу священника, чей голос направлял службу. Здесь, в сумрачном коридоре, занимая весь проход, он выглядел весьма устрашающе.

– Я слышал, ты хочешь оглядеть зал, дитя? Идем. Я частенько наблюдаю за мессами и знаю, откуда смотреть.

Подавив внезапную робость, Орфин поспешил к нему. Священник назвался настоятелем Лукрецием и ласково улыбнулся ему. Орфин представил, как они смотрятся со стороны – массивная фигура в красном, за которой едва поспевает тощий хлыщ в пыльно-черном пальто. Вскоре они вышли в пятно света, падающего из отверстия в потолке. Теперь провожатый не казался таким огромным – не великан, а упитанный дядюшка в красном халате. Его оплывшее лицо с бусинами глаз излучало благодушие. Ступал он величественно и неспешно.

Жемчужно-белые коридоры ветвились и петляли. По настенным желобам сочился жидкий свет. Отовсюду доносился перезвон стеклянных занавесей – здание словно дышало этим звуком. Все проходы были занавешены нитями из бусин, и любое движение сквозь них сопровождалось мелодичным звоном.

По пути настоятель завел мягкий участливый разговор. Как, мол, ты себя чувствуешь в Приюте, сумел ли ощутить покой за проведенные здесь повороты часов. Наконец они вышли на балкон, откуда и впрямь открывался отличный обзор. Орфин прильнул к балюстраде, шаря взглядом по головам, перескакивая от одной черной макушки к другой. Он всматривался так отчаянно, что поплыло перед глазами. На миг вместо вялой толпы он увидел всполохи ярких цветов, пульсирующих в ритмичном движении. Зажмурившись, мотнул головой, и всё вернулось в норму.

– Я понимаю твою тоску, дитя, – сказал Лукреций, опуская массивные локти на парапет рядом с Орфином. – Многие надеялись отыскать в Пургаториуме ушедших близких. Но никому не удалось. Память – лишь источник мучений. Не держись за нее так крепко.

Пару раз Орфину мерещилось, что он выхватил похожее лицо, но нет, всякий раз это оказывалась не она.

– Все эти ребята, – Орфин кивнул вниз, – они как раз отказались от памяти, да?

– Они приобрели нечто большее. Покой.

Всё больше прихожан, причастившись, таяло в темноте коридоров за колоннами. Риты здесь не было.

– Думаю, я пока не готов к такому, – ответил Орфин после затянувшейся паузы.

– Понимаю, – Лукреций кивнул. – Никто не просит тебя отрекаться от всех воспоминаний разом. Как и все, ты должен готовиться к Вознесению поэтапно. Что ж… – священник тоже смотрел, как медленно убывает толпа, – кажется, вот-вот настанет твой черед причаститься, дитя. Но прежде, возможно, ты хочешь спросить о чем-то?

Орфин кивнул и описал внешность Риты.

– Среди ваших прихожан когда-нибудь была такая девушка?

– Ты должен оставить эти тщетные поиски, – назидательно произнес Лукреций.

– Вы не ответили на вопрос… отче.

– Под твое описание попадают десятки. Однако сомневаюсь, что я видел твою подругу. А теперь – ступай…

– Постойте, у меня есть еще вопросы, – перебил Орфин. – Что произошло с парнем на сцене? Как те другие сделали ему венец? А вот эти, – он быстро кивнул на призраков-статуй, – они вообще люди?

Отец Лукреций поднял ладонь, прежде чем Орфин успел продолжить, и гулко от души засмеялся.

– Вижу, ты совсем недавно среди нас. Тебе предстоит долгий путь, но мы поможем и поддержим. Сегодня ты видел чудо Вознесения: душа того юноши отыскала покой и свет – к тому мы все стремимся. Венец для него сплели наши зодчие – в том их дар и талант: пурга покорна их рукам. И разумеется, стражи Приюта – такие же блуждающие души, как ты и как все, разве что немного крепче и сильнее. В том их талант. А теперь, – повторил он тверже, – ступай вниз. Передай исповедарю, отцу Геласию, что желаешь заплатить десятину.

– Что это значит?

– Обыкновенный обряд для прихожан Приюта. Не страшись, тебе станет легче после этого.

– Я мог бы заплатить сразу вам, отче, без посредников, – с этими словами Орфин достал на свет статуэтку ангела и протянул священнику.

Тот принял ее с умилением. В его руках фигурка терялась, как детская игрушка.

– Какая занимательная вещица. Но нет, дитя, обряд не терпит изменений.

– Но чем мне тогда платить?

Лукреций загадочно улыбнулся.

– Послушайте, я же сказал, что не готов отдавать память.

– Отец Геласий заберет лишь толику в уплату за нашу защиту и заботу.

От разговора становилось всё тревожней. В ушах эхом звучало напутствие Алтая беречь память.

– Я был на острове, где таких фигурок десятки, – предпринял новую попытку Орфин. – Они бы так подошли Приюту…

– Это лишь хрупкий отголосок Бытого, дитя; безделица, что канет на повороте часов.

Лукреций поднял ангела на высоту собственного лица и мощно дунул на него. Верхний слой статуэтки разлетелся крупицами и пылью – остался только остов, похожий на окаменелый скелет. Орфин потрясенно моргнул и отступил на шаг от балюстрады.

– Отче, – раз трюк с подарком не удался, придется говорить напрямик. – Простите, если ввел вас в заблуждение. Но мне не нужны ни забота, ни покой. Я искал конкретного человека, и если ее здесь нет и не было – то я отправлюсь своей дорогой. Мне незачем оставаться, и я не собираюсь вступать в ряды Приюта.

– Шагнув под крышу собора, ты уже стал одним из нас.

Отец Лукреций вновь нависал над ним грозным великаном. Казалось, он способен раздавить череп в кулаке.

– То есть вы даже?.. – Орфин облизнул губы, спиной чувствуя присутствие стражей позади. – Зачем я вам? Разве?..