От горького отчаяния хотелось молиться, но некому.

– Хотя бы ответь на вопросы! – крикнул он как можно громче. – Алтай!

Тишина. Что еще оставалось? Что еще…

Ближайший остров висел метрах в двадцати. Орфин сфокусировал внимание на нём. Алтай ведь прыгает как-то. Ловит потоки ветра. Он сказал, что многие так могут. Вспомнилось щекочущее чувство невесомости, возникшее в первый миг полета.

Пустота внизу зияла бесконечностью, и желудок едва не выворачивался от долгого взгляда туда.

Один-единственный шанс. Но это лучше, чем ничего. Лучше, чем гнить здесь и медленно сходить с ума.

Орфин глубоко вдохнул тяжелый сухой воздух, глядя на ребристый контур далекого острова. Нужно поймать ритм ветра. Это должно быть похоже на музыку. Словно петь с кем-то в унисон. Вдох – вперед, выдох – назад. Он прикрыл глаза и стал раскачиваться с носков на пятки. Оседлать бурю, как речную волну, и плыть, слившись всем телом с током воды. Холодный ветер студил кожу. Его порывы никак не входили в резонанс с дыханием Орфина, с его ожиданиями, но по телу бежал жар, и с каждой секундой крепла решимость к прыжку.

– Ты что вздумал, идиот!

Орфин резко распахнул глаза. На острове, куда он хотел добраться, стоял Алтай – мешковатый силуэт с посохом.

– Не пытайся, – бросил он через пропасть. – Ты не полетишь: ты не бродяга. Задавай свои вопросы, – добавил он.

Орфин медленно выдохнул. Ему удалось немного успокоиться, и теперь холодный рассудок включился в игру. «Он вернулся. Значит, ему совестно меня оставлять. И если он поможет незначительно – ответами – то следующим шагом проще будет упросить его забрать меня отсюда».

Алтай истолковал его молчание по-своему.

– Для начала успокойся, – покровительственно велел он. – Не транжирь мнему. Ты сам себя сжигаешь.

– Что?..

– Ты состоишь из воспоминаний, и прямо сейчас впустую их тратишь. Лучше сядь и дыши медленнее.

Садиться Орфин не стал, но дыхание унял. Вопросов в голове роилось слишком много.

– За что я здесь? – спросил он наконец.

– Откуда мне знать? – кочевник покачал головой. – Думаешь, после смерти наступает великая справедливость?

– Разве это не ад?

Алтай пожал одним плечом.

– Ад в глазах смотрящего, – он взял вескую паузу. – Не знаю. Мы зовем этот мир Пургой. От «Пургаториум» – Чистилище. Но это не более чем красивые слова. Никто не спускался к нам с небес и не поднимался из пучины, чтоб пояснить, что к чему. Просто некоторые люди после смерти попадают сюда.

– Так ты тоже был живым человеком?

– Конечно, – он помолчал, ожидая новых вопросов, но Орфин не спешил. И Алтай сам спросил: – Ты был верующим?

– Нет. Но я бы скорее поверил в дьявола, чем в бога.

– Мрачно… Расскажи о себе, – велел он. – Кем ты был?

«Отлично, – подумал Орфин с опасливой надеждой. – Он ведь не бросит человека с историей?»

Он коротко рассказал о своей профессии. Говорил без лжи, но держал в голове основную задачу – расположить к себе Алтая и спастись с этого обломка. Но пока он рассказывал, что-то переклинило в голове, и чувство вины захватило контроль над речью. Так часто бывало. Можно придумать сколь угодно разумный план, а потом прогореть на собственных непредсказуемых эмоциях.

– Была одна клиентка… И я, видимо, давал ей очень плохие советы. В итоге она умерла. Я и не знал, что она настолько мне дорога, пока не… Но я не хотел становиться заложником прошлого, как отец. Я стер ее фотографии, выбросил подарки, чтоб меня не окружал ее образ! Но она возникла сама. Я видел ее в зеркалах, в незнакомцах. Дошло до того, что она являлась просто из воздуха – как призрак или галлюцинация. А теперь, здесь – я слышал ее голос в том вихре, она звала меня. Это… была она?

– Нет, это миражи. Ураган праха.

– Так значит, – Орфин вдруг воспрял духом, – я еще смогу ее здесь встретить? Раз мы оба мертвы.

– Я бы лишний раз не надеялся.

Орфин медленно опустил взгляд на гравий под ногами. Ах, да. Он ведь застрял на этом клочке суши, и шансы выбраться таяли на глазах. Как еще убеждать кочевника, он не знал. Осталось только надеяться, что тому не чужда жажда наживы.

– Я буду в огромном долгу перед тобой. Алтай, пожалуйста, не бросай меня здесь. Я заплачу, чем скажешь.

– Дело не в том, – ответил бродяга после паузы. – Если ты не доверяешь мне, далеко мы не улетим.

– Но как?.. Я ничего про тебя не знаю. Кто ты? Куда летишь? Почему спас меня?

– Резонно… Про земную жизнь я тебе не отвечу: почти ничего из нее не помню. Но здесь, в Пурге, я пилот дирижабля, на котором мы с товарищами летаем по некропилагам. Коллекционирую книги и чужие истории. Собственно, я следовал за вихрем, потому что они обычно образуются среди молодых островов, где есть чем поживиться. Тебе я помог да просто потому, что рядом оказался. Стараюсь вмешиваться, когда могу. В Пурге слишком много страданий, чтоб оставаться безучастным. Куда летим? Я бы привел тебя в наш лагерь. Там безопасно. Обещаю, я не наврежу тебе.

С этими словами он оттолкнулся посохом и прыгнул. Пролетел по изящной дуге, расплываясь в облаке помех, и приземлился в паре метров от Орфина. Бахрома его коричневых одежд плясала на ветру.

Орфин смотрел на него с боязливой надеждой. Он прислушивался к собственным ощущениям: достаточно ли сказанного для доверия? Каким бы ужасом ни веяло от плена на жалком острове, еще меньше он хотел тащить на дно человека, который его спас.

Наконец он кивнул.

– Я верю.

Вьюга подхватила их мощным потоком, и Алтай устремился вверх, правя полет посохом, как веслом. Они перепрыгивали с острова на остров, и Орфин мантрой повторял, что кочевник действительно бескорыстно ему помогает. Пурга впивалась в кожу сотней ледяных иголок.

Они миновали несколько безжизненных плато. Одно напоминало больничную палату, вырванную с мясом из бетонной плоти здания, другое было сплошь уставлено обшарпанными креслами, как зрительный зал старого кинотеатра. Третье поросло коряжистыми кровяными стволами, и путники пролетели мимо, едва оттолкнувшись посохом от крепких деревьев.

На небольшом привале Алтай объяснил, что всё это – места недавних смертей. Попадая в Пургу, призрак притягивает с собой небольшой островок прежней реальности. Это точные, но хрупкие муляжи, и без должной заботы их быстро истачивает ветер, а в Московском некропилаге еще и пожирает цепень.

– Цепень? – переспросил Орфин. – Эти организмы, которые вызывают галлюцинации, да?

Алтай поглядел заинтересованно.

– Что ты имеешь в виду?

Орфин без охоты пересказал видения и добавил на всякий случай:

– Это не мои воспоминания! Кроме… аварии.

Алтай задумчиво почесал бровь.

– Может, это особенность штурманов? Набат тоже говорил, что цепень штырит.

– Что?

Но он лишь покачал головой, не поясняя свой птичий язык. Они двинулись дальше и через десяток перелетов добрались до широкого плато, похожего на гостиную в богатом доме. Диваны, ковры, стеллажи с книгами и безделушками. Здесь Алтай остановился и шумно выдохнул.

– Ух, неплохо! Задержимся, хочу осмотреться. Кстати, гляди, – он повел головой вперед и вверх.

Вдали над горизонтом возвышался огромный золотисто-коричневый баллон, напоминающий летающего кита. Он был неровным, словно заплатанным, и висел под углом, но всё равно казался величественным. Тугие тросы перехватывали его, точно меридианы.

– Дирижабль?

– Эта машина старше нас с тобой, – задумчиво кивнул Алтай. – И это лучшее, что я видел после перехода. Поддерживаем ее, как можем.

Подойдя к книжному шкафу, он начал методично перебирать книги.

– Ищешь что-то конкретное?

– Хорошие книги. Знаешь… – он не оборачивался, но голос стал терпче. – По поводу твоей подруги… брось это дело, парень. Нет смысла искать ее.

– Почему? – взбудоражился Орфин. – Ты что-то знаешь о ней?

– Нет. Но, поверь, такое сплошь и рядом. Почти каждый после перехода ищет близких. Все мы кого-то потеряли, верно? Но далеко не все попадают в Пургу. И мало кто задерживается.