Стук и скрип тележных колес, смех, пьяные голоса, шаги, направлявшиеся к дому, застали его врасплох. Потянулся было загасить лампу, но помешали окровавленные бинты в руках и острая боль в никак не заживающей ране. Догадался, что Ефим уже доложил, где мог и успел, о его прибытии, и теперь незваные и явно пьяные гости прибыли удостовериться, насколько реально его неожиданное появление. Приподнялся было подтянуть полуспущенные штаны и кальсоны. Не успел. Скрипнув зубами от боли и злости, плюхнулся на лавку, едва успев прикрыть срам скомканными окровавленными бинтами. Распахнулась входная дверь, но вместо ожидаемых пьяных физиономий он увидел застывшую в дверях празднично разодетую Екатерину. Разглядев его и почти сразу по-бабьи обо всем догадавшись, она обернулась и, задыхаясь, закричала в темноту сеней и преддворья:
– Если хоть кто следом сюда войдет, за себя не ручаюсь. Понужну только так – до дому на карачках поползет. Близко даже не подходите! Я вас сюда сговорила, мне самой и решать, что и как.
– Не по делу, Катька, несешь. Это ты допрежь сама решала, – раздался со двора пронзительно веселый бабий голос. – А теперь ты на полную собственность и ответственность советской властью зарегистрированная. Ежели что не так – ответ держать будешь. Правильно говорю, мужики?
Пьяные мужские и женские голоса с хохотом и вразнобой поддержали резонершу.
– Тихо! – перекрыв хохот, загремел голос Рогова. – Ежели кому непонятно, что Екатерина Матвеевна сказала, могу на свой лад повторить. Только потом на себя пеняйте, коли что не так образуется.
Голоса и смех разом смолкли.
Екатерина закрыла за собой дверь и замерла на пороге. Прижав ко рту ладонь, чтобы не закричать от разом накативших раскаяния и сердечной боли, она неотрывно смотрела на Николая и на его окровавленные бинты.
– Поэтому что ль? – тихо, наконец, спросила она.
– Думай, как хочешь, – низко опустив голову, еле выдавил из себя Николай.
– Теперь думай не думай, назад не повернешь. Хоть то хорошо, что думать теперь о тебе по-другому буду.
– Как? – поднял голову Николай.
– Не так, как ты обо мне…
Всхлипнув, она распахнула дверь и выбежала наружу. Притихшая было и начавшая трезветь толпа, осторожно придвинувшаяся было к дверям, расступилась. Екатерина подбежала к стоявшей в стороне у прясла двуколке, заскочила в нее, схватила вожжи, выпрямилась во весь рост и что было сил хлестнула вожжами по крупу лошади. Та рванулась, Екатерина упала на сиденье, и двуколка почти сразу растворилась в темноте быстро наступившей безлунной летней ночи.
Толпа загомонила не то насмешливо, не то осуждающе, но почти сразу стихла. Рогов прислушался к удалявшемуся стуку колес увозившей Екатерину двуколки, отстранил стоявших на дороге и вошел в дом.
Поднявшийся было после ухода Екатерины Перфильев сделал несколько шагов к двери, чтобы закрыть ее на запор, но, потеряв сознание, упал плашмя на пол. Сказались и боль от раны, и многодневные недосыпания, и голодный паек, на котором поневоле пришлось перебиваться все последние дни. Рогов, разглядев лежавшего на полу Николая и кучу окровавленных бинтов в его руке, сначала хотел сразу уйти, но внезапное соображение – не пришьют ли в случае чего беспамятство или, не дай бог, чего хужей, их бестолковому пьяному визиту, спровоцированному сообщением Ефима Трынкова и сразу же последовавшим за этим неожиданным требованием Екатерины немедленно появиться в доме бывшего жениха. Все поняли: хочет себя – разудалую, красивую и веселую – выставить напоказ теперь уже навсегда потерявшему ее Николаю. Рогову эта затея сразу не показалась, но перечить не стал – подурит, мол, по первости, потом шелковой будет. Но объяснять все это кому-то постороннему не было ни малейшей охоты. Он склонился над лежавшим Николаем, тронул за плечо. Тот застонал. Облегченно вздохнувший Рогов – живой! – легко поднял исхудавшее тело и перенес на покрытую половиками кровать. Разглядев на столе непочатый бинт и пузырек с йодом, сгреб их, присел рядом на кровать, смочил часть развернутого бинта йодом и стал умело перевязывать все еще кровоточащую рану. Открывшему, наконец, глаза Николаю он спокойно объяснил:
– Не боись. У меня еще с первой войны опыт. По тому же месту, что и тебя угораздило. Так что навык имеется. До сих пор хромаю маленько. А так все зер гут. Перемаешься и бегом еще побежишь. Если такое желание появится…
Встречи
Стук в окно отбросил Саньку от прильнувшей к нему Надежды. Растерянно и слегка испуганно уставился на окно. Девушка схватила платье и отбежала в задоски. Санька посмотрел ей вслед, хотел что-то сказать, но промолчал – ждал повторного стука. В окно снова постучали.
– Чего сидишь-то? – не выдержала Надежда. – Глянь кто. Только в избу не запускай. Мало ли…
– Вроде никого не должно…
– Чего делать-то?
– А я знаю? Сиди там, примолкни.
После очередного стука встал и подошел к окну. Громко поинтересовался:
– Чего надо?
– Открой, Санек…
– Кому открывать-то? Говори, чего надо.
– Сейчас и узнаешь… Открывай. Боишься что ль чего?
– Не открывай! – испуганно прошипела в задосках Надежда. – Чужой кто-то… Не открывай!
– Сейчас, испугался… Дядя Петя, что ль? Случилось чего?
Попытался разглядеть сквозь окно говорившего, не разглядел, пошел открывать дверь. В сенях зажег спичку, отбросил щеколду, едва успел разглядеть освещенное гаснущим пламенем взволнованное лицо Рогова. Остался стоять в дверях, не давая тому войти.
– Если к отцу, то его нет. На покос уехал.
– К тебе я, Санек.
– Чего ко мне-то? Незнакомые вроде…
– А ты в избу только знакомых пускаешь?
Конец ознакомительного фрагмента.
Текст предоставлен ООО «Литрес».
Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на Литрес.
Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.
