Выйдя из конторы, я переплавился на другой берег Непы, где уже вовсю кипит жизнь: горят костры, варятся обеды, шум и гам разговоров, смех, веселье. Народ вышел шумный, заросший, обтрёпанный тайгой, все счастливы, что вышли в «жилуху» – отдохнут, расслабятся немного.

Своего «шефа», Виля Биглова, я сразу узнал по описанию Зуевского: он татарин, небольшого роста, сам чернявый и во всём чёрном, худощавый и резкий в движениях. Лет ему двадцать восемь (это я позднее узнал), в партии этой работает сразу после окончания топографического техникума, давно. Я к нему подошёл, познакомились, договорились попозже встретиться и подробно поговорить. А пока я пошёл к своей палатке, надо подзаправиться да поделиться своими впечатлениями. Пока я гнал лошадей, нас распределили по отрядам: меня, Валерку и Альберта – в геодезисты, к Вилю Биглову, а Саню Пушкина – к геофизикам, к гравикам. Скоро нам предстоит уйти в тайгу: затаримся продуктами, соберёмся сами – и двинем.

После обеда я и Альберт встретились с Вилем, стали знакомиться с прибором, с которым мы будем работать, Альберта тоже хотят обучить обращению с ним. Естественно, этот прибор мы видим впервые: небольшой металлический ящичек с ремнями, как у рюкзака, чтобы носить за спиной, и с откидной крышкой, под которой клеммы, рукоятки, шкала. При помощи этого прибора мы будем определять высоту над уровнем моря каждой точки наблюдения (пикета). Прибор называется «Оптический микробаронивелир ОМБ-1» и, между прочим, изготовлен на моей родине, в Новосибирске, это я прочитал на шильдике сбоку. Виль нам продемонстрировал, как с ним работать: в два гнезда вставляешь проводки от обычной плоской батарейки для фонарика и смотришь в окуляр внутрь аппарата. Там высвечивается подвижная плоская шкала с цифрами и неподвижная риска, по которой и считывается отсчёт. Очень просто! Поставили прибор на землю – один отсчёт, приподняли на полметра – уже другой, ещё приподняли – ещё изменился. Так он чувствует высоту. Оказывается, внутри прибора расположен очень чувствительный анероидный блок, обычный барометр, который при изменении давления сжимается или разжимается и через систему рычагов сдвигает шкалу, отсчёт меняется. Это мы с Альбертом освоили очень быстро, даже сходили на другой высокий берег, убедились, как изменились показания. Вот и вся наука на сегодня, Альберту больше не нужно, он в маршруты ходить не будет, а будет сидеть на баростанции, то есть в лагере около палатки и периодически наблюдать изменение давления по прибору, а оно в течение дня меняется, и бывает очень сильно. А я-то буду ходить в маршруты, мне ещё много чего надо узнать, но это я буду осваивать, когда пойду с Вилем в качестве рабочего.

Попросил я у Виля карты на район, где мы будем работать, он достал их из своей офицерской кожаной сумки через плечо, предупредил, чтобы обращался осторожно, они все секретные, и за утерю спрашивают очень строго. Впервые я держал в руках настоящие топографические карты: вот бы у нас в турпоходах такие были! Масштаб 1: 100000, в одном сантиметре – один километр, рельеф изображён изолиниями; реки, ручьи, тропы – всё нанесено; где лес, где болото – всё понятно, и даже какие породы деревьев и каких размеров лес – всё обозначено. Каждый лист карты (их называют планшеты) охватывает участок примерно 30 на 40 километров, планшеты точно стыкуются между собой, так что по мере продвижения мы их будем менять, переходить с одного на другой. Посмотрел я на эти планшеты: почти сплошная зелёная краска – это тайга, рельефа крутого нету – пологие увалы, равнины, заболоченные поймы рек. Скоро я всё это увижу вживую.

А на нашей поляне жизнь кипит вовсю, хотя всех постигла большая неприятность – в магазине нет ничего спиртного, не завезли весной по воде. Но наш народ всё-таки пытается найти какой-то выход. Зинкин жених, Генка (он тоже вышел из тайги), умудрился поставить бражку, укутал флягу спальниками и ждёт не дождётся, когда появится градус. Ещё один колоритный кадр – Саня Заболоцкий, заросший, как Миклухо-Маклай, и с густым басом, ходит громко возмущается отсутствием водки:

– Ну, почему нас не обеспечивают винно-водочными изделиями?

Слово «изделия» у него самое любимое, он его вставляет, где надо и не надо, его так все и называют – «Изделия», вроде клички. То и дело на поляне слышен его бас:

– Я пошёл за макаронными изделиями!

– А как у нас обстоят дела с кондитерскими изделиями?

Выпить ему очень уж сильно хочется, пошёл со своим напарником Димой в магазин, может, какой лосьон или одеколон найдётся. Обшарил все прилавки – ничего подходящего, потом увидел пятновыводитель, взял два флакона – может есть в его составе спирт? Уселись они с Димой около палатки, приготовили воду, чтобы запить, предвкушают кайф. Остальные за ними наблюдают, чем всё это кончится, кони не отбросят ли? Саня первый вылил пятновыводитель в кружку, жахнул залпом и сразу запил водой, сидит глазами моргает, ждёт прихода. Дима пока не рискует, выжидает, что будет с товарищем. Минут через десять и он решился, но, видно, его организм не такой проспиртованный, его сразу вырвало, не пошла. А Саня посидел-посидел, говорит:

– Кажется, приход есть, надо добавить!

И попёрся опять в магазин. А здесь ведь деревня, уже разнеслось по всей: «Саня Заболоцкий пятновыводитель пьёт, пошёл за добавкой». До продавщицы как дошло, она сразу все эти флаконы смахнула под прилавок – сдохнет ещё, отвечай потом! Саня, уже поддатый, ввалился в магазин и сразу к продавщице:

– Дайте мне ещё флакон этой штуки, что я брал.

Продавщица на прилавок показала:

– Нету, кончились!

Саня аж взревел с досады своим диким басом:

– Да как же так, у меня ещё два пятна осталось. Что я буду с ними делать?

Но продавщица так и не дала, пришлось уйти ни с чем.

На следующий день наш отряд уже начал готовиться к выходу в тайгу. Погода стоит хорошая, нельзя терять тёплые дни. Здесь, конечно, основные заботы легли на Виля. У него план работ, заход продлится около трёх недель, вот на этот срок он и рассчитал продукты. У нас будет две лошади, чтобы везти груз, но и на лошадях столько груза не увезти, поэтому мы разделили его на три кучки: одну возьмём сразу с собой, а две другие закинем по ходу нашего движения, будем подбирать, двигаясь с работой.

Теперь нам самое главное – вертолёт, чтобы забросить продукты, и в этот раз нам повезло. На следующий день прилетел с утра Ми‑1, этакая стрекоза трёхместная: впереди лётчик и сзади за ним ещё сиденье на двоих, но можно втиснуться и втроём. Кроме нас, ещё два отряда будут забрасывать продукты, но они ещё не подготовились, и нам достался первый рейс. Мы бегом подтаскивали ящики и мешки к вертолёту, а Виль с пилотом как-то умудрялись всё это затолкать в кабину да ещё в небольшой отсек сбоку. Когда всё загрузили, в кабину ещё как-то сумел втиснуться Виль, дверку кое-как закрыли, и вертолёт завёлся, лопасти завращались. Сначала вертолёт потрясло, а потом обороты увеличились, винт превратился в серебряный диск, тряска исчезла, вертолёт вертикально оторвался от земли, опустил нос и, набирая скорость, помчался вперёд и взмыл в конце поляны, чуть не задев верхушки деревьев. Мы, конечно, стояли в стороне под напором ветра, придерживая на голове фуражки и только проводили его взглядом. Опять такая романтика! Как в песне: «А ты, улетающий вдаль самолёт, в сердце своём сбереги…» Романтика романтикой, а нам надо работать, Виль сказал, что как прилетит – будем отправляться в тайгу.

На поляне нашей вовсю шум и гам, бичи проснулись, бродят от палатки к палатке. Они вчера вечером начали пробовать бражку (ей ещё трёх дней нету), ну и, конечно, испробовали до донышка, теперь шарахаются, ищут, не осталось ли у кого случайно. А мы начали сворачивать свою палатку, спальники, укладывать продукты во вьючные сумы, готовиться в поход. Где-то через час прилетел Виль, выскочил из вертолёта – бодрый, подтянутый – приятный у нас командир! Команды отдаёт резко, чётко: