Литмир - Электронная Библиотека
A
A

– Да-да, конечно, – кивнул Менделеев, – сегодня же отпишу на родину, а как ответ будет, заявимся к вам, коль позволите, и со сватами, и с подарками. – И он широко улыбнулся, глядя в сияющие Машины глаза.

Та в ответ тоже улыбнулась ему и чуть заметно ему подмигнула.

…Вечером в людской дома Корнильевых собралось около десятка дворовых людей, которые с жаром обсуждали известие, принесенное кучером Прошкой.

– Как есть говорю, сам все слышал, – в который раз повторял он, – учитель тот, что стал к нам часто наведываться, когда мы возле Ивановского монастыря остановились, барыне нашей предложение сделал.

– А я предупреждала, не зря он к господам хаживал, ох не зря. У дворника спрашивала, чего энто он едва не кажный божий день к ним заявляется, будто к себе домой. Он мне и сказывал, мол, за книгами какими-то к ним хаживает. И как обратно идет, непременно книги какие-то в охапке с собой тащит. Я тогда еще подумала, на кой сдались ему эти книги? Что в них толку-то? А оно вон как повернулось, потом уже поняла, книжки те он для вида брал, а в самом деле вокруг нашей Машеньки увивался, видать, сироту нашу соблазнить хотел. Ан, ничегошеньки у него не вышло, так он теперь, выходит, с другого бока зашел, с предложением, значит, – зычным басом, перекрывая прочие голоса, высказала свое мнение дотошная во всем старшая повариха Клавдия.

– Только пока сватов не заслали, говорить о том рано, – смело вставил свое слово отставной солдат сторож Кондратий.

– Это дело скорое, сваты, – отмахнулась все та же Клавдия. – Мы еще поглядим, согласятся ли старики выдать Машку за приезжего учителишку, у которого, как погляжу, в кармане только вошь на аркане.

– А я вот чего думаю, как Мария скажет, так оно и будет, – заявила ее нянька Параскева, воспитавшая с пеленок саму Машу, – мне ее норов с детства знаком, на чем настоит, так оно и будет.

– Где же они жить-то станут? – осторожно подал голос молодой паренек Петька Васильков, как все знали один из первых воздыхателей Марии.

– Может у нас в доме места хватит, – со знанием дела заявила Клавдия, а может в учительский дом пойдут, где всех приезжих селят. Жалко девку, придется ей самой хозяйство вести, ежели старики кого из помощниц к ней не отрядят.

– У нас вряд ли, – усомнился Кондратий. – Яшкина женка им проходу не даст. Давеча сама Марфа Ивановна, говорят, грозилась ее вон прогнать, да сынка больного пожалела.

– Сама такого родила, кого ж винить-то…

– А ты, коль ничегошеньки не знаешь, лучше бы помолчала, – топнула ногой нянька, – Димочку то она справным родила, это потом с ним беда приключилась. А вот, когда Яшу под сердцем носила, то хозяин наш, Василий Яковлевич лют больно стал, когда пожар случился. Пришлось ему хоромы свои каменные в казну подешевше отдать, а он это дело пережил с великим трудом, словно оскорбление на себя какое, стал на всех зол, несговорчив; начал считать каждую копейку, собственную супругу, Марфу Ивановну, да простит она меня за такие слова, обвинял в излишних тратах, а потом под горячу руку начал дажесь ее поколачивать. Может, иногда и за дело, а чаще без всякого на то повода. Потому и Яша хворобым родился, чему я истинная свидетельница буду. Вот и скажите мне, разве его вина в том, что на свет он больным появился? Хвала господу, что худо ли, бедно ли, а живет помаленьку…

– Да мы не о том – примирительно высказался Кондратий, – ежели Дмитрий Васильевич со старой матерью тут одни останутся, тот Агрипка их рано ли, поздно ли со свету сживет.

– А как же Василий? Слыхал, будто она его пуще огня боится. Он за стариков первый заступник будет, в обиду не даст, – погрозил кому-то грязным кулаком Кондратий.

– А ты и не знаешь, что он собрался уезжать из города? – ехидно спросила все та же Клавдия.

– Как уезжать? Это куда же? – растерялся тот.

– Вот когда уедет, поди, и мы про то прознаем, а сейчас чего языками впустую чесать. Ладно, пора ужином заниматься, – решительно закончила на этом разговоры повариха и пошла к себе на кухню. Чуть посидев, разошлись и остальные.

Глава десятая

…Как и что происходило в дальнейшем, Иван Павлович помнил с трудом. Все казалось ему нереальным, словно в густом тумане, что случался у него на родине в покосное время, когда солнце уходит за горизонт, и поля окутывал белесый, укрывающий стога и людей, да и все окрестности густой, непроглядный туман.

Тем же вечером он написал письмо родителям, где просил их благословления на брак с купеческой дочерью Марией. Утром отнес письмо на почту и, вернувшись, известил двух знакомых ему учителей: Семена Гаревского и Ивана Борисовича Лафинова, человека еще не старого, но уже в годах, о предстоящей свадьбе, прося их быть сватами. Те, поздравив коллегу, тут же дали согласие и условились о дне прихода в дом невесты. А вот после сватовства пошли сплошные хлопоты: экзамены воспитанников, поиски портного для пошива праздничного платья, переговоры с батюшкой о предстоящем венчании и много чего другого.

С Машей они виделись всего раз или два, ни о чем толком не успевали поговорить, потому как тут же появлялся ее брат с различными вопросами по организации свадьбы или, тяжело сопя, заходила в гостиную Марфа Ивановна с вопросами, что подавать на стол во время свадьбы, поскольку сама она решить это не могла.

Ответ от родителей пришел довольно скоро. Они давали свое благословение и надеялись, что молодые побывают и у них в скором времени. Вместе с письмом они прислали сыну немного денег, понимая, что они ему понадобятся в самом скором времени.

Сватовство прошло вполне успешно, если не считать чересчур усердно нахваливавших жениха сватов, которые хватив наливки, дружно порывались поцеловать разрумянившуюся невесту.

Иван Павлович с трудом проводил их до дома, где Гаревский теперь уже без устали продолжал нахваливать невесту:

– Ой, и повезло тебе, Ваня! Где мои глаза были, когда мы с ней познакомились на концерте. Не углядел, каюсь, не углядел. Хотя моя невеста в Петербурге осталась, глядишь и дождется жениха своего. Тоже из хорошей семьи: отец ее столбовой дворянин, имеет собственную родовую усадьбу. Да его весь Петербург знает, но вот кто он, тебе пока не скажу, рано еще, а то глядишь, сглазишь, чего доброго.

Зато семейный Лафинов, опьяневший больше других, лишь хлюпал носом, поправляя очки, и согласно кивал на слова Гаревского. Потом он все же решился дать совет жениху:

– Главное, Иван, с приданым не прогадай. Мне говорили, что люди они весьма состоятельные, одной дворни сколько, ого-го! Нам с тобой и не снилось. Глядишь, заделаешься помещиком, будем перед тобой при встрече шапки скидывать да низко кланяться. Не прогадай, слушай меня…

Когда они уже распрощались и направились в свои квартиры, Гаревский окликнул Менделеева:

– Слушай, Иван, – смело перешел он на «ты», – а про обручальные кольца не забыл? А то, гляди, в самый ответственный момент во время венчания опростоволосишься перед всеми.

Иван Павлович так и застыл и хлопнул себя по лбу ладонью:

– Конечно, забыл. Ведь еще думал, что надо где-то в городе поискать лавку ювелира и во те на, совсем вылетело из головы, спасибо, что напомнил.

– Ничего, время еще есть, мне известна та самая лавка. Могу проводить и на правах друга посоветовать, что брать, а то тебе, чего доброго, подсунут дрянь какую, опять же конфуз будет. Деньги хоть есть на кольца или дать взаймы?

– Родители прислали семнадцать рублей, но часть из них за костюм портному отдал, а во сколько кольца обойдутся, даже не знаю.

– Ничего, ежели не хватит, добавлю по-дружески.

– Ой, спасибо тебе большое, Семен, – так же перешел на «ты» Менделеев, – даже не ожидал от тебя такой щедрости… Как жалованье получу, верну непременно. Подождешь немного?

– Подожду, подожду, а сейчас все, отдыхать, – помахал ему рукой Гаревский.

Лавка ювелира находилась в неприметном месте возле базарной площади и единственное, что ее отличало от прочих купеческих лавочек и лабазов, были крепкие стальные решетки на окнах и внушительные замочные петли на дверях. Из глубины к ним вышел пожилой хозяин в восточном халате и тюбетейке на плешивой голове. Его лицо украшала длинная седая борода, едва ли не до самого пояса.

15
{"b":"866006","o":1}